Закат Луизианы - Шепард Люциус (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Телефоны в домах разрываются от звонков, и домохозяйки возбужденно переговариваются: «Вы слышали, что Марджори видела в птичьем гнезде сегодня утром?», или «Вы слышали о новом предсказании, составленном Лорейн?», или «Вы знаете, что Шарлис нашла в паутине за зеркалом?»
Все они слышали и знают одно.
Добрый Серый Человек несчастлив со своей женщиной.
Люди проницательные, тайные провидцы и хозяева Грааля, понимают, что это не главное. Они видят петлю времени, затянувшуюся вокруг города. Произошло нечто такое, чего не в силах предсказать карты или линии на ладони. Добрый Серый Человек и костяк, которым он был в прошлом, слились в единое целое, чтобы снова родиться. Сомнений нет. Знаки не лгут. Вайда и заезжий никчемный гитарист положили одновременно начало и конец традиции. Почему еще Добрый Серый Человек оставил парня в живых, если не признал в нем свое собственное тело и не понял, что бессилен его вернуть? Разве женщина, с которой он несчастлив… хотя, если учесть природу Доброго Серого Человека и странные события, он действительно мог быть с ней несчастен. Но главным образом дело в городе. В условиях заключенной сделки. Невыполнимых. В существе, которое они, хозяева города, ошибочно принимали за духа здешних мест и которое оказалось всего лишь тенью, жалким призраком неверно сотворенных чар любви, который улетел на два века назад, чтобы заморочить голову их предкам.
Искривление пространства и времени, сбой в космическом процессе.
Как такое могло случиться? – спрашивает один.
Законы физики по-прежнему предполагают множество толкований. А магия лишь один из возможных ответов.
Что такого мы сделали? – спрашивает другой.
Лгали себе, говорит третий. Обманывали себя.
Завязывается философский диспут, участники которого пытаются выяснить, являются ли узоры, видимые на широком полотне реальности, всего лишь иллюзией, призванной скрыть отсутствие всякой реальной основы.
Старая леди с пустыми хозяйственными сумками изнывает от жалости к себе у винного магазина, обнаружив дверь запертой.
Джадин Бисет, пятнадцати лет, найдена мертвой на лужайке за скобяной лавкой Кроссона. Смерть наступила в семнадцать сорок четыре. Передозировка. Первый случай в Граале.
Никто не спрашивает, чем все это кончится.
Смутно это и так понятно.
В зале «Верного шанса» по обыкновению вялая, мрачная и донельзя циничная мисс Сидель стоит у музыкального автомата, держа бледный палец с перстнем над кнопками. Она просто не может выбрать между М-257, «Закат Луизианы» в исполнении группы «Джек встречает Вайду», – и М-258, «Закат Луизианы, Вьетнамский трек» в исполнении группы «Джек любит Вайду». Наконец, устав держать руку на весу, она нажимает верхнюю кнопку, и музыка начинает разрушать момент, ради которого была создана; мягкое бормотание и нервная вибрация звона мелких монет; и обладай вы всевидящим зрением Сидель, вы бы увидели здание «Верного шанса» с высоты птичьего полета и заметили духа музыки, выскользающего из передней двери клуба, распахнутой настежь для проветривания, и увидели бы, как сияющий дух музыки уплывает в трещинку на поверхности мира. Она еще неглубока, похожа на трещинку в штукатурке, появившуюся под давлением силы, медленно сжимающей все здание. Но кто знает, какие элементы целого останутся неповрежденными, когда давление остановится?
По крайней мере, такое чувство владеет Граалем сегодня утром.
И если вы смотрите на «Верный шанс» с высоты птичьего полета, вы можете заметить маленький красный автомобиль, несущийся на полной скорости по Шоссе 10 в направлении Флориды; дух музыки следует за ним по пятам, посверкивая слюдяным блеском в клубах выхлопного газа, отчаянно стараясь настичь того, кто своей игрой вызвал его к жизни. Водитель плачет, сходит с ума при мысли о возможности, которая ему так и не представилась… а если и представилась, значит, он не сумел ею воспользоваться. Иногда он обращается воспоминаниями к Вайде, и словно вновь исполняет дышащий животной страстью нелепый танец любви, и слышит музыку в ее приглушенном прерывистом дыхании, опять оказывается в тумане близ лачуги и бежит прочь от истины, которую не может ни мужественно принять, ни понять. Он не знает, что случилось, и не хочет знать. Он должен был приложить больше усилий, чтобы спасти Вайду.
Не судите парня строго. Магия, судьба, человеческая природа и Добрый Серый Человек – все было против него.
Ветер бьет в лицо, яростно треплет волосы.
В щель между задним сиденьем и дверцей засунуто перо сойки, привязанное черным шнурком к ветке, измазанной дегтем.
Чей-то прощальный дар.
Возможно, амулет надежды, оставленный тайным другом, который никогда не дает о себе знать…
Но нет, вряд ли.
Дождь, не пролившийся в ночь накануне Иоанна, теперь начинает лить. Крупные капли испещряют пешеходные дорожки. Грозовые облака выражают гнев неба. Осанна облаков с серебристыми краями и пухлыми, недовольно сморщенными лицами, раздуваемыми идущей изнутри силой. Черные тучи, хранящие молнии в своих недрах, жирные и сонные, как боги.
Далеко над Заливом водяной смерч пляшет между небом и землей; веретенообразный столб, кружащийся в издевательской пародии на всякую грацию.
Ветер гонит пластиковую мусорную корзину по Шинбон-Элли.
Знак пешеходного перехода на углу Двенадцатой улицы и Монро сломался, и сверкающий маленький человечек, состоящий из ярких белых точек, появляется и исчезает пятьдесят раз в минуту.
Люди весь день прячутся за зашторенными окнами, жуют бутерброды и смотрят телевизор, отдыхая от истины. Сегодня они повалят в бары рано. Они будут пить егерские сто грамм, зеленый абсент и экзотические коктейли – сладкие яды для очищения душ; и закончат стоя на парковочной площадке на четвереньках, со свисающими с губ нитями желчи. Три жеманные двадцатилетние девчушки-лесбиянки шепчутся о своих надеждах и страхах, время от времени обнимаясь и плача на плече друг у друга. В барах повсюду вспыхивают драки. Избитые парни с распухшими скулами, рассеченными бровями и пошатывающимися зубами, морщась от боли, рассматривают свои отражения в освещенных флуоресцентными лампами зеркалах в сортирах. Богатый мужчина признается проститутке в любви и заливается слезами. Чарли Духаген, шестидесяти восьми лет, бывший пожарный, родственник Духагенов с Солт-Харвест-стрит, просаживает свою пенсию за игорным столом и уходит домой.
Все виды наказания.
Неужели так везде? – спрашиваете вы.
Серьезно?
Мустейн продолжает гнать машину через ночную Алабаму, потом выезжает на территорию Солнечного штата. Лицо у него обветрено, сухая кожа натянута на лице. Лобная кость давит на мозг. Он чувствует искушение выехать за разделительную линию автострады, навстречу ярким фарам. Сейчас ему нужна только Вайда. Он видит ее, ощущает ее вкус, ее запах. Он любит Вайду еще сильнее с тех пор, как предал ее (если действительно предал). Такое наказание несет он. Акт полного самоуничтожения. Песни изольются из недр его души. Белые полумесяцы выступят под ногтями. Он не желает анализировать прошлое. Непонимание есть своего рода понимание. Он сознает, что это глупость, но глупость работает на него.
Сейчас – сверхурочно.
Мустейн сворачивает с автострады на стоянку грузовиков с яркой круглой вывеской закусочной «Саноко» на высоком столбе, хорошо заметной с дороги. Белый свет льется из окон здания, словно радиоактивное излучение. Толстый слой розовых румян на щеках официантки кажется еще немного липким. Ее губы напоминают Мустейну красный мармелад. – Кофе, – говорит он.
Телевизор настроен на канал «Си-эн-эн», и водители грузовиков, толстобрюхие работяги в бейсболках, футболках и джинсах, смотрят на армейского медика, объясняющего, как пользоваться респиратором; он говорит так медленно и таким простым языком, словно обращается к детям. Красно-бело-синяя надпись внизу экрана гласит: «Америка наносит ответный удар».
Сидящий за стойкой Мустейн роняет голову в ладони. У него такое ощущение, будто он не живой человек, а призрак, парящий между полнокровными официантками, дальнобойщиками и ночными путешественниками. Но в то же время он слишком тяжеловесен и массивен для этого окружения. Неуязвим как камень. Когда официантка спрашивает: «Хочешь яичницу или еще что-нибудь, золотко?» – слова отдаются эхом у него в голове, превращаются в заклинание, вытесняющее все мысли, и он с трудом сосредоточивается, чтобы мотнуть головой и промычать «Н-нет».
