Нечаянная мелодия ночи - Сазанович Елена Ивановна (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Я тупо глядела на снеговичка, таявшего на глазах, и на елку. Ни с того, ни с сего я стала снимать с нее игрушки и мишуру. Я бросала на пол гирлянды, огни, давила шары. Не в отчаянии, а спокойно и размеренно. Словно хотела растоптать все, на что надеялась и о чем мечтала. Топтала свое счастье. И в этом спокойствии было что-то пугающее, страшное. Даже для меня. Словно мои чувства превратились в змей. Которые жалят тихо. На смерть, без криков.
Я себя возненавидела в эту ночь. И поняла, насколько сильно люблю. И смерть ради любви – это самое малое, что можно испытать. Самое страшное – жизнь после любви…
И я поняла, что любовь впервые пришла ко мне. Впрочем, любовь всегда приходит в первый раз. Только один раз – в последний…
А утром, я в теплом свитере и джинсах валялась на кровати. Возле меня стояла общипанная. Раздетая елка. Валялись огоньки, осколки шариков и порванные гирлянды. И стояла пустая бутылка шампанского. Возле которой лужицей разлился снеговичок. Вот, она, какая любовь, подумала я. Такая же, как и эта изуродованная новогодняя елка (праздников больше не будет, хоть они еще не начинались). Такая же, как и пустая бутылка, когда-то заполненная по горлышко (ее должны были открыть в двенадцать). И такая же, как и слякоть за окном (какой не бывает в Новый год). Это моя любовь.
И меня это радовало. Все соответствовало несчастной любви.
И эта отечность под глазами. И эти взлохмаченные волосы. И эта размазанная тушь по опухшему от слез лицу. И эти искусанные от отчаяния губы. Все соответствовало моей несчастной любви. И даже пустая бутылка от шампанского, припрятанная на Новый год. И мой брат это понял.
Он открыл дверь. И как в детстве тихо спросил.
– К тебе можно, Светка?
И я как в детстве, устало ответила.
– А, это ты…
– Ну, хочешь, я искуплю свою вину?
Все было как в детстве. И я даже уже собиралась ответить: как хочешь. Но тут же вспомнила, что виноват кто угодно, только не он. Это я отняла у него надежду на любовь. Тем самым отняв у себя.
– Ну же, Светик, – не унимался мой брат, – ну скажи что-нибудь!
Я молчала. Мне хотелось быть несчастной молчаливой влюбленной. И в тоже время мне искренне не хотелось, чтобы он пел. Это могло меня взбодрить и успокоить. Мне это было теперь не нужно.
Он меня понял. Сел на краешек постели. Пригладил мои взлохмаченные волосы. Вытер носовым платком черные пятна на лице (и откуда у него носовой платок, такой чистый и выглаженный, наверняка от Риты, а это значит, что дарить носовые платки к несчастью). Игнат потрепал меня по щеке и сказал. Тихо, но очень уверенно.
– Прости меня, Светик.
Эти слова мне напомнила слова Дениса. Они так похожи. Я еще ничего не понимала.
– Я не знал, что тебе так будет больно… Честное слово… Ты только прости… Ведь родные люди все прощают… Мы же родные… Да, Светик?
Что я могла ему ответить? Да? Родные все прощают. Простил ли бы он меня, зная всю правду…
– Светик… Мы в общем-то помирились с Ритой!
А вот это уже неожиданность!
– Хочешь, я догоню Дениса.
А вот это уже благородность!
– Светик… Во всем виноват только я…
Только не надо играть в милосердие!
– Мой милый Светик… Знаешь, я только теперь понял, как я не прав… Это я попросил Риту…
У меня перехватило дыхание. Неужели можно не дыша умереть? Я умирала!
– Я хотел уберечь тебя от него… Но я не мог знать, что это тебе будет так больно…
Не то слово!
– Я думал… Он очень хорошенький, очень несчастный, он сам рассказал мне о себе… Я понял, что он просто использует тебя… Я не мог забыть Германа. Я бы не пережил подобного… И я попросил…
Все было кончено. В этот миг. Моя любовь. К Герману, обожающему мятный запах. Моя любовь к Денису, открывшему для себя деда Мороза. Моя любовь к брату, всю жизнь желающему мне добра… Все было кончено… Я ненавидела всех.
Я всех презирала. И если мне казалось, что одинока Рита. То теперь, я поняла, что она вновь выиграла. И я осталась одна. И я уже обожала свое одиночество. Свою смятую постель, свою раздетую елку, свою допитую бутылку шампанского, свое нежелание Нового года. Все было конечно. Но умирать я не собиралась. Я просто сказала своему брату. Впрочем как и Денису. Одно и тоже. Не все ли равно.
– Уходи.
В его взгляде я прочитала столько отчаяния. Что мне вновь подумалось, что он несчастен больше. Гораздо больше. Но я вновь вошла в роль. И хотела ее доиграть. Я вдруг осознала, что из этой истории самой честной и благородной выхожу я. Только я. И мне в глубине души нравилось, что все передо мною чувствуют свою вину. И значит всегда будут оправдываться.
Игнат ушел. Ушли все. И на этот момент мне никто не был нужен. Кроме себя. Своих чувств, своей любви и своей трагедии. И я ее смаковала, вновь почувствовав вкус к жизни.
День прошел никак. Он оказался смазливый, вдруг неожиданно плачущий оттепелью и талым снегом. Этот день. День в новогоднюю ночь. Он прошел. Просто никак. Мне можно было уехать, но мне этого не хотелось. Все участники трагедии были здесь. И здесь находился их обвинитель – я.
В конце-концов мне не хотелось трястись в прокуренной замерзшей электричке. И мне не хотелось справлять Новый год в одиночестве. Я предпочитала врагов. Врагов, которых я очень любила. Я предпочитала свою печаль, свое одиночество, свое нежелание жить и желание жить тоже. А еще я предпочитала вину. Вину людей, которые мне дороги. И которых, я знала, обязательно прощу в эту ночь. И тем сладостней были мысли о прощение, чем больше были мысли об их вине. И я ждала. Я ждала вновь счастья, удачи и примирения. И мне вновь было плевать на Риту, которую использовал Игнат. И я с болью думала о Денисе, которому причинила боль за то, что не простила.
Их целый день не было. Я убралась в доме, вновь нарядила елку. Зажгла огни. И вновь ждала их прихода. Я уже ничего не боялась.
В одиннадцать явилась вдруг Рита. Я ее ждала меньше всего. И меньше всего хотела ее видеть. И даже в отместку назвала Маргаритой Павловной.
Она не обиделась. Она была по-прежнему высокомерна и по-прежнему знала себе цену. В отличие от меня.
– Ты же не любишь Дениса, – вдруг заявила она, чуть ли не с порога.
– Конечно, нет, – тут же ответила я, чтобы не оказаться дурой.
– Вот и прекрасно. Он с тобой был бы несчастлив. Впрочем, это слишком громкое слово. Он просто был бы никем. Как и твой брат. Молодость, невинность, случайность встречи и потом…. Потом горькое разочарование о том, что жизнь не сложилась. Ведь у твоего брата не сложилась жизнь.
– Если это и так, то он сам этого хотел. А это уже значит что сложилась.
– Милая моя, – она говорила уверенно и без подколок. Похоже ей уже не нужно было играть. Она для себя что-то решила и что-то хотела доказать. – Милая моя… Я тебя старше, гораздо старше…
Похоже в этом она уже видела преимущество. И мне показалось, что виною этому – Денис.
– Ты ждешь от жизни слишком много прекрасного. Которое явится просто так. И просто так останется. Так не бывает. Бывает только борьба, бывает разочарование, падения и разочарования после борьбы. Ты же слишком слаба для этого. Ты безусловно встретишь еще свое счастье. Безусловно.
Она говорила словами победителя, которому было плевать на счастье другого.
– Но… Но ты должна понимать… Только ощущение силы, уверенности и, если хочешь – власти, дает возможность победы. И возможность выбирать. Я уже могу выбирать. И мне это нравится. Ты тоже можешь выбирать, но не тех, кого тебе предложит судьба. Твой выбор невелик. Твой выбор ограничен, впрочем, как и твоего брата. Вы хорошие ребята, но… Я в отличие от вас могу жить так, как хочу. Вы же можете довольствоваться лишь подарками на Новый год. И не всегда они оказываются стоящими…
Мне захотелось ее ударить. Мне захотелось ее убить. Но этим я бы доказала свою маленькую возможность маленького выбора. При всем моем опыте я еще не верила, что любовь выбирают. Я еще верила, что любовь, как и тысячу лет назад, выбирает нас.