Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле - Бэнк Мелисса (книги .TXT) 📗
— О! — сказала я. И вспомнила, как когда-то вожатая девушек-скаутов сообщила мне, что я заработала недостаточное количество значков; она заявила: «Ты должна активнее участвовать в скаутском движении».
А Мими продолжала:
— Я не стала говорить об этом вчера, потому что не хотела умалять проделанную тобой работу. Возможно, я вообще не упомянула бы об этом, если бы ты и на чтение поступающих рукописей не тратила так много времени.
Она глядела на меня и явно рассчитывала услышать обещание в будущем работать быстрее.
Но я просто сказала:
— Да-а!
И еще раз повторила:
— Да.
И мой собственный голос показался мне чужим, принадлежащим кому-то, кто, покуривая, слоняется целый день перед витринами кафе.
Я сидела в издательстве, когда позвонила мама. Она никогда не звонила среди дня, поэтому на ее вопрос: «Как дела?» — я ответила вопросом: «Что случилось?» Она сказала: «Все нормально», а потом сообщила, что у отца пневмония и его положили в больницу.
Мими сказала, что я могу быть свободной столько, сколько мне нужно. Арчи ушел с работы и встретил меня дома. Он сидел на кровати, когда я укладывала вещи.
— Тебе будет там трудно, — сказал он. — Я не хочу, чтобы еще и наши отношения доставляли тебе беспокойство.
В такси по пути на вокзал он признался мне, что как-то в детстве, заметив выражение удовольствия на лице матери, поинтересовался, о чем она думает. Она ответила: «Я только что полумала о твоем отце».
— Я хочу, чтобы и у нас все было точно так же, — закончил свой рассказ Арчи.
Я улыбнулась.
— Ты чего? — спросил он.
Я ответила:
— Я только что подумала о твоем отце.
11
Я спросила у мамы, когда приедет Генри. Мы ехали в больницу, она вела машину.
Она не ответила.
— Мам! — снова подала я голос.
— Да?
— Когда приедет Генри?
Она сказала, что в воскресенье он приглашен на свадьбу в Кейп и приедет то ли до этого, то ли после.
— Ты устала? — спросила я.
Она кивнула.
На красный свет она резко тормозила, а когда дорога шла под уклон, выключала двигатель. Мы останавливались, потом толчками трогались с места. Меня начало подташнивать.
— Давай я сяду за руль, — не выдержала я наконец.
— Я умею водить машину! — отрезала она. Но тем не менее остановилась, и мы поменялись местами.
У папы из носа торчали пластмассовые трубки, подающие кислород. Увидев меня, он даже не улыбнулся.
— Хэлло, милая! — сказал он.
Я нагнулась и поцеловала его в лоб.
Он лежал в палате-люкс с коврами и бархатными обоями. У стены стоял маленький холодильник.
— Бордель какой-то! — заметила я.
— Не говори мамочке, — попросил он.
Выйдя в холл, я увидела доктора Вишняка и спросила, когда папа сможет вернуться домой.
Он покачал головой.
— Я не могу пока ответить.
— Мой папа умирает? — спросила я.
Он посмотрел на меня в упор.
— Мы все постепенно умираем, Джейн.
В кровати в моей старой комнате меня охватил страх, какой я испытывала ребешсом, когда родители уходили на целый вечер и дом казался незащищенным, а огромная таинственная опасность — неминуемой; я рисовала в своем воображении льва, крадущегося мимо маленькой комнаты, где нянька смотрела телевизор. А то еще представляла себе убийцу, притаившегося возле открытой двери. И в ужасе шептала: «Нет, нет, этого не может быть!»
Сейчас я произнесла эти слова вслух.
Весь день отца навещали его друзья — врачи, все в белых халатах. Они садились на его кровать и похлопывали по одеялу. Он спрашивал их про детей, стараясь сделать им приятное: «Любит ли Эми Бернарда?», «Что Петер собирается делать этим летом?» и тому подобное.
Когда отец поинтересовался, как у меня дела на работе, я ответила: «О'кей!»
— Правда? — спросил он.
— Нет, — ответила я. И добавила, что не уверена, что издательское дело — это моя стихия.
— Дела мои идут скорее плохо, чем хорошо.
— Ты по-прежнему говоришь о том, годишься ли ты для своей работы или нет. А ведь суть в том, получаешь ли ты от нее удовольствие.
— Я готова ее возненавидеть.
Он напомнил мне, что я люблю книги.
— Я не читаю книги, — сказала я. — Я читаю дурацкие рукописи, которые не в силах стать книгами.
— А чем, по-твоему, ты могла бы заняться?
Я сказала, что у меня возникла мысль написать серию брошюр под названием «Руководство для неудачников». И пояснила:
— Что-то вроде инструкции: как неудачнику сделать карьеру или преуспеть в любви.
У меня не было уверенности, трепалась я или всерьез так думала.
— Есть еще какие-нибудь идеи? — спросил он.
Я сказала о ювелирном магазине с надписью на вывеске: «Прокалываем с болью и без боли».
Он рассмеялся.
— Но я не хотела бы прокалывать клиентам что-либо иное, кроме ушей, — добавила я. — Ну, в крайнем случае какой-нибудь случайно подвернувшийся нос.
Лекарства, которые он принимал, вызывали у него тошноту, а мама пыталась заставить его есть.
— Может быть, принести ему бутерброд с паштетом? — спросила она. — Или печеный картофель и хороший бифштекс?
Я не упустила случая заметить:
— Ты всегда говоришь «хороший бифштекс», как будто можешь принести и плохой.
По дороге к больничной парковке я сказала ей, что, пожалуй, не стоит заводить разговоры о еде, пока у папы не пройдет тошнота.
— Ему необходимо поддерживать силы, — ответила мама.
Ее речь больше напоминала жужжание, чем плод человеческого мышления.
Дома мы выпили по бокалу вина на веранде, так и не сняв больничные бирки. Небо было мутно-фиолетовым, дело шло к дождю.
Я старалась говорить на посторонние темы. Расспрашивала о соседях, которых помнила.
— Как поживает Вилли Швам?
— Он сейчас стипендиат в Жюльяре.
— А как Оливер Билл?
— Его отец умер, и они с матерью переехали во Флориду. Теперь в этом доме живут старики Калифаносы. Они воспитывают свою внучку Лизу, потому что мать Лизы — наркоманка. Девочка — просто прелесть: невероятно серьезное крохотное существо с косичками. На прошлой неделе она постучалась ко мне и говорит: «Мне показалось, что у вас во дворе прыгают кролики».
— И что ты ей ответила?
— Пойдем посмотрим.
Мама рассказала обо всех соседях: сначала по одну сторону улицы, потом — по другую. Когда она поднялась к себе, чтобы лечь в постель, я почувствовала себя переполненной новостями, причем не только хорошими: наряду со свадьбами, новорожденными и стипендиями тут были и внучка Калифаносов, живущая без матери, и мистер Цыпкин, потерявший работу, и миссис Хэннеси, которую ограбили. Я уселась на веранде с сигаретой и вторым бокалом вина, прислушиваясь к стрекотанию кузнечиков и шуму редких машин. Мне пришло в голову, что провинциальная тишина не имеет ничего общего с настоящим покоем.
12
Когда уикенд закончился, отец сказал, что он беспокоится, как бы я не потеряла работу.
— Мне разрешили отсутствовать столько, сколько понадобится. Я сослалась на твою болезнь, и мне продлили отпуск.
Он сказал:
— Это хорошо.
Потом посмотрел на меня и добавил:
— Твое присутствие очень много для меня значит.
Мама сказала, что, пока я здесь, в приезде Генри нет необходимости. Но я все-таки рассчитывала, что он приедет. Арчи тоже.
— Оставайся там столько, сколько нужно, — сказал Арчи, — но не забывай, что ты мне необходима.
Как-то Арчи заявил, что я выражаюсь о болезни отца слишком туманно.
Я пыталась объяснить ему, что во всем виновата провинция.
— Здесь любят пустить пыль в глаза.
