Дива - Алексеев Сергей Трофимович (книги бесплатно .txt) 📗
Баешник видел это собственными глазами, поскольку Данила жил наискосок от него, и весь процесс эвакуации произошёл средь бела дня. Уже потом досужие языки разнесли слухи, будто вертолёта не было вовсе, а за академиками пришёл чёрный губернаторский «мерседес» с охраной. И как всегда, нашлись те, кто уверял, будто увезли их на УАЗе — простой неотложке, посланной из Тотьмы, однако не могли объяснить, как целитель с Борутой вскоре оказались на экране центрального телевидения. Но ведь были и такие, кто откровенно лгал, что исследователей аномалий грузили в скорую не спецназовцы в чёрном, а люди в белых халатах, и будто упаковали их в смирительные рубашки, дабы не оказывали сопротивления. Установить что-либо достоверно на Пижме и так нелегко, тут же вообще всё погрузилось в трясину разнотолков, и неоспоримым фактом оставалось возвращение Боруты, который явился стриженным наголо и в сопровождении уже другого академика.
7
0хотничья база на Пижме напоминала древнерусскую крепость: по всему периметру была огорожена настоящим острогом, а над воротами воз-вышалась башня с окнами-бойницами и круговым гульбищем. Её пирамидальную крышу венчал чёрный флюгер в виде петуха, а на гранях поблёскивали солнечные батареи.
На базе его ждали давно, егерь с карабином наперевес стоял на башенном гульбище, и когда Зарубин вышел из машины, раздался окрик по всей форме:
— Стой, кто идёт?!
— Йети! — откликнулся тот.
— Кто-кто?
— Снежный человек!
Вспыхнул яркий прожектор, осветивший машину и Зарубина, часовой спустился вниз и настороженно осмотрел гостя.
— Как ваша фамилия? — спросил на всякий случай. — Гоминид, — ухмыльнулся Зарубин. — Слыхал? Часовой был так перепуган, что юмора не воспринимал, стал докладывать по рации, что приехал человек СО странной фамилией, и в это время из калитки вышел узнаваемый по описанию попутчиков охотовед — блистал лысиной, сильно хромал и передвигался с инвалидной тростью.
— Ждём со вчерашнего дня! — Он раскинул объятья, но опомнился и скромно протянул руку, спрятав за спину поеденную левую, с костылём. — Меня зовут Олесь.
Они были примерно ровесниками, а Зарубину нравилась простота отношений среди мужчин.
— Игорь, — представился он. — Вы тут как в осаде, с караулом на воротах...
Чувствовалось, что охотовед привык к приезду больших начальников, держался раскованно, однако при этом соблюдал этикет и всё время озирался, будто косоглазил.
— Пришлось выставить пост, — признался он. — Часа два назад вдруг хохот в лесу, гомерический... Не слышал?
Зарубин вспомнил, что это он смеялся, а по реке далеко разносится, однако признаваться не стал.
— Не слышал, в машине был...
— Верный признак — снежный человек бродит неподалёку, — на ходу заключил Костыль. — На поле он тоже хохотал, когда сбросил меня с лабаза.
На базе была полная тишина, хотя на автомобильной стоянке стояло два туристических автобуса, рефрижератор и десяток легковых автомобилей. Повсюду горели наскоро развешенные фонари, тенями маячили отдельные фигуры вооружённых людей, а выпущенные из вольеров собаки молча сидели почти под каждым деревом, словно выжидая добычу.
Недоеденный очень хорошо просчитывал и чувствовал приезжающих гостей и начальников, сразу определял, что и кому нравилось, точно угадывал желания, что выдавало в нём предопределённость родового предназначения. Зарубин, исследуя закономерности существования групп диких животных, вывел когда-то даже формулу, применимую в том числе и к существованию человеческих общностей. Люди, как и звери, вопреки всем научным теориям, делились на две основополагающие категории: первые служили делу, в том числе определённой идее, высшей установке, богу, а вторые им прислуживали. Между ними произрастал тонкий растительный, изоляционный и самовосполнимый слой питательной базы, которым кормились обе стороны, пребывая в благоденствии.
Это своеобразные расходные материалы: плесень для бактерий, лишайники и мхи для оленей, трава для травоядных, насекомые, черви и мелкие грызуны для плотоядных. Но если нарушалась гармония, то первые становились чисто плотоядными, начинали поедать вторых, нижележащих, и уровень цивилизационного развития резко понижался. Для того чтобы мир оставался в рампах гуманитарного поля, обеим сторонам следовало наращивать питательную прослойку между собой, заботиться об экологии пищи, иначе мирному сосуществованию групп приходил конец. Поедание себе подобных не возвышало высших, а лишь продлевало их существование в низменном состоянии, что отрицательно действовало на состояние низшего пищевого слоя, поднимало в нём дух сопротивления, революционные настроения, и мир переходил в состояние глобальных потрясений.
Стоило Зарубину оформить свои выводы в виде научной концепции и подать заявку на участие в международном форуме, как его тут же сократили и предложили работу в Госохотконтроле, где ничего, кроме зарплаты, нравиться не могло.
Недоеденный не случайно носил своё прозвище: его активно доедали вышестоящие и судьба висела на волоске. Не организуй он тайную охоту короля и принцессы, будет съеден вместе с вычурным острогом, башней, портянками, бинтами и башмаками. Он был запуган больше не снежным человеком, а грядущей судьбой — потерей собственной кормушки, которую ему удалось организовать на развалинах бывших колхозов и леспромхоза. Вернее, на их землях, которые, как известно, не развали- вшотся вместе с системами. Но будучи ярким представителем низшего слоя, он вошёл в революционный экстаз и был, по сути, неукротимым воином.
В первую очередь он гостеприимно повёл Зарубина в баню, и когда сам разделся, то выказал своё родственное отношение к снежному человеку. Не по возрасту сильно плешивый, Костыль весь оброс густой сизой шерстью, которая спускалась от небритой бороды по всему телу, и этот толстый ковёр без греющего подпушка рассыпался по кончикам пальцев на ногах. Давно нестриженные толстые ногти напоминали звериные когти и брякали по чисто остроганному горячему полу, а детородные вислые органы были почти чёрного цвета. Этот дикий его окрас особенно проявился, когда охотовед раскраснелся от жара, скрутил с ноги эластичные белые бинты, а лиловые синяки на теле обрели розовый оттенок. Костыль на полок не полез, посидел у пола на корточках, дыша как-то воспалённо, разогрелся и выскочил в предбанник.
— Мне сразу в жар нельзя, — признался он. — Дракошей гонял и лёгкие подсадил... А тут ещё с лабаза эта тварь скинула.
В доказательство существования йети он показал на боках кровоподтёки, ровно по пять штук с каждой стороны по количеству пальцев — пятерни у лешего были гигантские, размером с подборочные лопаты. По паре рёбер с каждой стороны оказались сломанными, и слышно было, как хрустели, доставляя боль, но спасали выдержка, спортивное терпение и воля к победе. А на голеносто- пе сильно потянул связки, поэтому хромал.
Пока парились и мылись, Костыль не особенно-то досаждал разговорами: по-холопски чуткий, давал возможность отдохнуть гостю и насладиться банным жаром. Но когда они вышли к накрытому столу, обёрнутые полотенцами и равные по духу, предложил выпить по рюмке, нарушая сухой закон базы. И тут из него попёр бунтарский дух, включился самоспасатель.
— Какие у тебя соображения? — поставил вопрос ребром. — Что станем делать? Королевская охота не протокольная, Его Величество может явиться в любой день в течение недели.
— Пока никаких, — откровенно признался Зарубин. — Надо посмотреть на месте, разобраться...
— То есть как? — обескуражился Недоеденный и стал шарить у себя на боку, словно искал нож. — Фефелов скатил, ты специалист, учёный, целый доктор наук.
Оказалось, у него сломанные ребра расходятся и начинаются болезненные колики.