Язык огня - Хейволл Гауте (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Вскоре после бабушкиной кончины зимой 2004 года обнаружилась фотография. Я ее никогда раньше не видел. На ней был папа. Ему, пожалуй, года четыре, одет он в штанишки до колен и рубашку с короткими рукавами, значит, лето. Он сидит на одном из бронзовых львов перед Домом работников искусства в Осло и смеется. Я об этих львах ничего не знал, когда держал в руках фотографию, не знал, что они так и лежат себе на том же самом месте, вцепившись в флагштоки по обе стороны входа. У папы такие же курчавые волосы, как и на детской фотографии, сделанной у фотографа Харьме в Кристиансанне, той самой, которая раскрашена вручную и испорчена, так что папа на ней похож на бронзового ангелочка. Когда я был маленьким, я начисто отказывался верить в то, что это мой папа. Я настаивал: это ангел.
По всей вероятности, снимок был сделан во время прогулки по Осло уже после того, как пациентка и пепел были переданы в психлечебницу Гауста. Долгое путешествие осталось позади, они были в столице Норвегии и, скорее всего, хотели посмотреть королевский дворец. Ничего грандиознее, чем посмотреть на дворец, и быть не могло для папы, для бабушки с дедушкой, да и для Ольги Динестёль, которая за всю свою жизнь никуда не выезжала. Всего-то два года прошло после войны, и им хотелось посмотреть на дворец и гвардейцев в черном, стоявших на солнцепеке, безмолвных как могила. А потом они бродили по дворцовому парку, прошли мимо знаменитого дома, где проживал великий писатель Эверланн, и вот тогда-то заметили львов. А что может быть лучше, чем сфотографироваться верхом на рычащем льве?
Все связано воедино. История о длинном путешествии, фотография папы и история о пепле из печной трубы в Динестёле. Истории переплетаются друг с другом и все вместе оказываются связанными с историей о пожарах. Потому что пепел этот был из той самой печной трубы, которая в ночь на 3 июля 1978 года осталась стоять, черная и одинокая, словно дерево с обрубленными ветвями.
Единое складывается по кусочкам, даже если это пепел.
3
Я позвонил Касперу Кристиансену, но ответила его жена. Она, как и Каспер, хорошо знала, кто я такой, они ведь оба помнили меня с рождения. Каспер, возможно, помнил меня по той охоте на лося, когда папа взял меня с собой, а сам Каспер стоял, держа в руке кровоточащее сердце.
Я долго объяснял, для чего звоню. Что я работаю над книгой об их доме, который они потеряли в ночь на 3 июня тридцать лет назад, и что мне очень хотелось бы послушать их рассказы о том времени. Я ведь не имел представления, как они сейчас это воспримут. Захотят ли говорить об этом или боль по-прежнему была слишком ощутима.
Однако ответ оказался положительным.
Они приняли меня уже на следующий вечер.
Мы долго разговаривали. И не только о пожарах, всплывали и другие истории, переплетались между собой, так что тема беседы все расширялась и расширялась, и закончить разговор было невозможно. Казалось, я прикоснулся к чему-то давно потерянному. К чему-то родному, и в то же время мало мне известному. Мы говорили о бабушке и дедушке, которых они оба знали, и о прадедушке Сигвалле, дубившем кожи на чердаке своего дома в Хейволлене, и о прапрадедушке Енсе, известном своей добротой.
Однако целью моего прихода был все же пожар в Динестёле.
В ночь на 3 июня 1978 года в доме у Хельги и Каспера зазвонил телефон, время было уже за час ночи. Тогда они жили в Нуделанне, а дом в Динестёле был куплен у Ольги несколькими месяцами ранее, но они едва начали приводить его в порядок. Каспер купил, в частности, двойные рамы для всего дома, но они еще не были вставлены и стояли снаружи, прислоненные к стене дома в Динестёле. А еще на участке между домом и сеновалом стоял трактор Каспера марки «фиат».
Подошла к телефону Хельга. На другом конце послышался знакомый ей голос. Это была Ольга Динестёль. Голос звучал отчужденно и тихо, будто звонила она из другого мира.
Поначалу Ольга выдавила из себя всего два слова.
Динестёль горит.
Затем, слегка успокоившись, она смогла рассказать, что увидела и услышала пожарную машину. Поспешила выйти на двор своего дома в Лёбаккене. И тогда заметила, что горит сеновал Пера Лаувсланна, тот, что по другую сторону поля, а потом увидела языки пламени над Хумеванне и все поняла. Прогремело четыре взрыва. Они грохотали с интервалом в несколько минут, и каждый новый взрыв заставлял огненное море бурлить. Она стояла одна на площадке перед домом и медленно осознавала: горит ее старый дом в Динестёле. Дом, в котором она появилась на свет семьдесят три года назад, год спустя — брат Кристен и из дверей которого обоих родителей вынесли ногами вперед. Она стояла, наблюдая горящее огнем небо, и шептала что-то сродни молитве. Губы едва шевелились. Затем она повернулась и пошла в дом. До звонка Хельге и Касперу она ни с кем не разговаривала. Никто к ней не зашел и не рассказал, что происходит. Она сама поняла.
Каспер и Хельга бросились в машину, чтобы поехать и самим посмотреть на происходящее. Они миновали Нуделанн, Хортему, Стоккеланн. Каспер сохранял спокойствие. Он не верил, что это случилось на самом деле. Дома в Динестёле? Дома, лежащие в отдалении, так тихо и мирно. Наверное, Ольге это приснилось. Вот и все объяснение. Или она все это сочинила, лежа в кровати без сна. Стареет уже.
Когда они съезжали вниз с горки в сторону Килена, рассвело уже настолько, что они видели над собой ясное небо, а вдали волнующиеся горные пустоши на западе. Никакого дыма, никакого моря огня. Ничего. И Каспер еще сильнее укрепился в своих предположениях, но уже через несколько минут, проезжая мимо школы в Лаувсланнсмуэне, они заметили сгоревший до основания сеновал Ханса Осланна. От него совсем ничего не осталось, лишь черное пятно на холме, из которого поднималась тонкая струйка серого дыма. Они свернули в сторону Динестёля и, проехав несколько сотен метров, оказались возле сгоревшего сеновала Пера Лаувсланна. Никого не было видно. Все сгорело напрочь, и здесь тоже тянулся кверху дым из рухнувшего каркаса здания. Странное ощущение заброшенности. Коровы паслись на поле, словно ничего и не произошло. А дальше дом, в котором живет Ольга, но света не было ни в одном из окон. Тогда до них стало постепенно доходить, что же их ждет. Они проехали по прямой последние километры. Озеро Хумеванне застыло, черное, неподвижное, прямо над ним стелился туман, а по берегу стояли искореженные сосны, словно простирающие ветви вверх в попытке ухватить туман, не дать ему уплыть. Оба молчали. Они не видели никакого огня. И никого из людей. Ни одного автомобиля. Они ровно ничего не видели. Как во сне. И может быть, во сне им привиделось, что Ольга позвонила и сказала, что ее старый дом сгорел. И теперь они медленно едут по дороге все в том же сне, и когда доедут до места, то проснутся дома в своей постели. Они будут лежать на спине, глядя в потолок, пока сон не уйдет до конца туда, откуда пришел. Тогда они смогут встать и начать день.
Но это был не сон.
Подъезжая к последнему холму, они увидели, что щебенка на дороге разлетелась и в ней осталась колея. Значит, здесь до них буксовала тяжелая машина. И вот они у цели. Каспер остановил машину. Они вышли из нее, оставив двери открытыми. Хельга ничего не говорила. Каспер ничего не говорил. Было прохладно, почти холодно, стоило бы взять с собой одежду потеплее, это они сразу поняли. На Хельге была одна вязаная кофта, а на Каспере застиранная рубашка. Они прошли считаные метры до пожарных, стоявших неплотной группой. Пожар либо закончили тушить, либо давно сдались. Они выглядели усталыми, лица в черной саже, одежда в грязи, вороты рубашек расстегнуты. Казалось, они только что проснулись, и то, что увидели, проснувшись, представлялось совершенно немыслимым. Узнать их было почти невозможно, хотя и Каспер, и Хельга хорошо их знали. Это же Кнют. А вот это Арнольд. А там Енс и Педер, и Салве, и еще многие. Внезапно у Хельги закружилась голова. Никто не промолвил ни слова. Не осталось ничего ни от дома, ни от сеновала. Только фундамент да печная труба, нерушимая и черная от сажи. Все место преобразилось. Теперь казалось невозможным представить, как здесь было раньше. Дом со сверкающими чистотой окнами, сеновал с наклонным въездом, заросшим мхом, короткая лестница прямо из травы внутрь сеновала. Дверь с легким поскрипыванием в петлях, прохладные сени, коридор со всякой всячиной, кухня с белым рукомойником, крутая лестница на чердак. Да не только это, весь пейзаж словно изменился, ровные поля, дорога, зеленые холмы, лес вокруг — все выглядело иначе, когда исчезли дом и сеновал.
