Дом Аниты - Лурье Борис (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Поэтому, не успевает она с нами покончить, мы уже деремся, кусаем друг друга, позабыв о службе, и в пылу драки катаемся по полу.
Тут Тана Луиза вскакивает и вырывает мышиные останки из вагины. А затем свирепо пинает нас ногами, истерически крича:
— Хесус! Анита! Анита — Хесус!
Как я уже сказал, Госпожа Анита теперь очень ко мне добра. Но сама по себе ее доброта не приносит мне радости. Наоборот, она немало расстраивает. Простая доброта в такой великой Госпоже, как Анита, предвосхищает катастрофу, бедствие, начало конца праведности. Это предчувствие конца нашего Покорства.
Меня осеняет: Госпожа Анита добра ко мне сейчас лишь для того, чтобы в будущем одарить еще более великой болью. Такой человек, как я, Слуга Бобби, натуральный гурман — я сам воспитал себя добровольным ценителем рабства… я интуитивно постигаю тонкие различия. Значит, грядет не просто физическая пытка и не чисто душевные муки…
Грядет новая боль, до того изощренная, что ее и болью назвать нельзя.
Я уже на грани хвастовства — какое кощунство. Позвольте сказать только одно: я знаю, что в конце концов мне придется ужасно плохо. То будет не просто изысканное унижение — через свою Госпожу я познаю подлинное страдание.
Это страдание компенсирует временную легкомысленную радость, кою приносит мне доброта Аниты.
Особенно в предвкушении игры, которую моя Госпожа вот-вот начнет.
44. Операция-перформанс
Скоро начнется игра Аниты.
Дом Аниты занимает несколько тысяч квадратных футов — здесь поместилась бы не одна квартира для состоятельных людей. Наша огромная приемная — гигантское снежно-белое пространство.
Эстетика белизны, нью-йоркский стиль шестидесятых и семидесятых, очень популярен среди городской элиты. Подобный дизайн напоминает огромные современные галереи, каких полно в городе, фанатично гоняющемся за новейшими течениями в искусстве.
Наша приемная почти пуста — разве что несколько свежих образчиков авангарда. Бессодержательные картины с перекрещенными тонкими полосками или гигантское монохромное полотно со стратегической кляксой в углу.
Окна, выстроенные как солдаты, открывают вид на городской силуэт. На полу — блестящий березовый паркет, в котором отражаются произведения искусства. Мы, слуги, тщательно полируем этот паркет каждый день — иногда целыми днями. На — нем ни пылинки.
На золотистой паркетной равнине стоит длинный стол, покрытый белым жаростойким пластиком. Этот двадцатипятифутовый стол рассекает равнину пополам, словно скальпель умелого хирурга. Это прекрасное снежно-белое пространство, чистое, простое и функциональное, без излишеств, словно разум в момент великого просветления.
Но вернемся к игре Аниты.
Я вымыт, припудрен и надушен Гансом в личной уборной моей Госпожи. В стратегические точки моего тела втерты духи с резким животным запахом. Надо думать, это поспособствует восхождению мыслей моей Хозяйки в высшие сферы.
Я чувствую себя чистым и невинным, как ребенок. Анита нарядила меня в белый шелковый халат поверх полосатой пижамы. Несмотря на возраст, тело мое в полном расцвете сил: я строен, мускулист и поджар благодаря постоянной службе. Несмотря на это, я настолько слаб от ожидания и предвкушения, что еле стою на ногах.
Ганс поддерживает меня под локоть и вводит в приемную. Он помогает мне забраться и лечь на стол и приносит два серебряных подсвечника. Серебро подкрашено белым, подсвечники очень абстрактны — работа знаменитого нью-йоркского художника. Ганс ставит один у меня в изголовье, другой — у ног.
Для удобства Аниты Ганс придвигает к столу мягкое кресло. Затем приносит поднос с крошечным скальпелем, карандашом и стенографическим блокнотом. Оказав эту последнюю услугу, отступает в дальний угол и ждет дальнейших указаний.
Тут появляется Фриц в сером деловом костюме, в белой рубашке и при галстуке. Он выглядит очень профессионально. Он раскрывает принесенные с собой складной столик со складным стульчиком, вынимает блокнот и карандаш, садится и готовится стенографировать. Я слышу, как входит Госпожа Анита; глаза мои прикованы к высокому белому потолку, где танцуют отражения свечного пламени, хотя на дворе день.
Анита начинает:
— Как тебя зовут?
— У меня нет имени, — отвечаю я.
— Разве тебя не зовут Бобби, Слуга Бобби?
— Некоторые, а особенно моя Госпожа Анита, называют меня этим именем.
— Тогда почему же ты говоришь, что у тебя нет имени?
— Потому что вы приказали отвечать абсолютно честно, Госпожа Анита, — говорю я, — и в глубине души я уверен, что имени у меня нет, хотя некоторые окликают меня по имени. Я чувствую, что не имею бытия как человеческое существо. Я скорее един с Бытием, я соединен с движением волн в океане, с ветром или песком. Да, особенно с песком в пустыне. С любой стихией, что течет и меняется под влиянием сил, которые могущественнее человека, ветра, гравитации. Иногда мне видится, что я земля — она инертна, но готова принять в себя семя творческой мощи.
— Ты очень умен, Бобби. Кто сделал тебя таким умным?
— Всему, что я знаю, меня научила моя Госпожа Анита. Но я еще далек от совершенства. Мысли мои еще в пути.
— Если будешь стараться, со временем ты постигнешь величие моей мысли. — отвечает Анита.
Рука Аниты со скальпелем мелькает перед моими глазами и опускается мне на грудь слева. Скальпель умело врезается в плоть, прокручивается. У меня по груди струится кровь.
— А раньше тебя звали… Кровь? Слуга Кровь? — Анита припала ртом к моей ране. Она лижет и сосет кровь. Я вздыхаю от божественного наслаждения.
— Да, Госпожа. Кажется, некогда меня называли так. Далеко-далеко, я уже не помню, где.
— Кровь течет лишь там, где нет сопротивления, — отвечает моя Госпожа. — Кровь принимает форму сосуда — и в этом она схожа с тобой.
— Кровь течет по моим венам, пока ей позволено… Песок летит по пустыне, пока не стихнет ветер. Так оно и есть — я ваш Слуга Кровь.
Скальпель снова мелькает перед глазами. В ушах отдается его свист, усиленный тысячекратно. Вижу отражение свечей в стальном лезвии.
Потом чувствую маленький надрез на своем орудии и легкая боль мешается с теплым объятием. Госпожа держит в руках мой прибор, дрочит его, выпивает тепло. Я держу себя в руках, замедляя поток, потом останавливаю, чтобы она еще раз выжала из меня соки своей рукой. Затем она ровно и строго приказывает:
— Кончай! Я приказываю тебе кончить!
Очень медленно, полностью себя контролируя, короткими, умело отмеренными всплесками, как того желает моя Госпожа, я кончаю. А потом отпускаю себя, всего сразу, в абсолютном освобождении. От макушки мозга до кончика инструмента тело мое извивается в экстазе. В судороге непревзойденного счастья я бьюсь головой о твердый пластик стола.
Краем глаза я вижу, как Госпожа Анита пытается собрать всю мою кровь и сперму. Ее лицо и голодные губы омыты приношением ее слуги.
Между тем пот струится по лицу Фрица рекой. Он сидит в своем неудобном костюме, отчаянно торопится фиксировать Анитины откровения, описывать все происходящее, а также свои впечатления.
Госпожа объявляет:
— Твое новое имя — Бобби Кровь-Сперма!
— Мое имя — Слуга Бобби Кровь-Сперма. Мое имя — Слуга Бобби Кровь-Сперма, — так я повторяю несколько раз.
Ганс подбегает к Фрицу, они обнимаются и вместе припадают к ногам Госпожи Аниты, покрывая ее туфли поцелуями и крича в один голос снова и снова:
— О, Госпожа, как прекрасно! Какой неимоверно прекрасный перформанс!
Анита позволяет им исполнить ритуал поклонения до конца. Затем возлагает руки им на макушки и величественно провозглашает:
— Благословляю и вас, мои верные слуги.
Ганс и Фриц плачут от радости.
45. Волчица в лесу Аниты
На обнаженной Аните лишь блестящие лакированные красные сапоги до колена. Она сидит на высоком табурете, расставив ноги перед моими глазами. Ганс наводит на нее мощный прожектор, чтобы я смог насладиться мерцанием черных кудрей вокруг ее сокровища.
