Пирамида - Бондаренко Борис (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
До города — восемь километров через лес. И какой лес! Ехать мимо теплых на взгляд бронзовых сосен, густых коричневых елей, неправдоподобно белых, «киношных», как выразился кто-то, берез. А город — такой, что несведущий человек, глядя из окна электрички на три десятка домов, и не сообразит, что это и есть тот самый знаменитый Долинск, известный всему миру. За этими домами — лес, за ним — снова дома. Между кварталами — неширокие извилистые улицы, засаженные деревьями. Городок тихий, чистый, уютный!
25
А было так, что они вполне могли и не попасть сюда из-за Ольфа. Сейчас он предпочитал не вспоминать об этом, но тогда, осенью шестьдесят четвертого года, Дмитрию пришлось немало поговорить на эту тему.
Им обоим давно прочили аспирантуру. Считалось это как бы само собой разумеющимся, и Ольф не сразу и понял его, когда Дмитрий осторожно сказал:
— Слушай, а тебе не кажется, что в аспирантуру нам идти не стоит?
Это было спустя месяц после того, как они снова стали работать вместе, и Ольф в шутку называл тот месяц «медовым». Он беспрекословно выполнял все указания Дмитрия и во всем полагался на него. Но тут Ольф иронически поднял брови и осведомился:
— Ну а куда же нам стоит идти — в институт народов Азии?
— Почему же, можно и в другое место, — сказал Дмитрий.
— Например?
— Ну, хотя бы в Долинск.
— А что это такое?
Ольф и сам отлично знал, что это такое, но Дмитрий принялся невозмутимо объяснять:
— Отличный городок, всего сто километров от Москвы, отличный институт, отличный ускоритель…
— Короче говоря, — перебил его Ольф, — все отлично, но зачем нам это нужно?
— А зачем нам нужна аспирантура?
— Здрассьте…
— Ольф, я ведь серьезно говорю. Давай помыслим как следует. Тут же все просто. Конечно, аспирантура куда надежнее — три года спокойной жизни, и кандидатская в кармане, а вместе с ней и приличный оклад. Но ведь очень может быть, что эти три года просто выпадут для нашей работы.
— Почему?
— Да хотя бы потому, что нам скоро придется проверять свои результаты на экспериментах. А здесь негде. Самое большее, на что мы можем рассчитывать, что нам выделят где-то несколько часов, может быть в том же самом Долинске. На ускорителе нам дадут ровно столько времени, чтобы прилично оформить диссертации, — и ни минутой больше. Это-то, надеюсь, тебе не надо доказывать?
— Да в общем-то похоже на истину…
— Именно так и будет, — уверенно сказал Дмитрий.
— Но ты подумай, чем мы рискуем, Димыч. Неизвестно, дадут ли нам вообще возможность заниматься нашими К-мезонами. А что, если, несмотря на все наши великолепные идеи, нас усадят за стол и предложат заняться расчетом каких-нибудь элементарных кривых? У начальника-то ведь и свои идеи есть.
— Что ж, риск действительно есть, — согласился Дмитрий. — Ну, а как ты хочешь, чтобы совсем без риска? И потом, в аспирантах три года ходить. Это же школярство, Ольф, только и разницы, что уровень повыше. Нас же будут так опекать и направлять. А, да что об этом говорить…
— Димыч, я сам все отлично понимаю. И я ведь сам решил, что в вопросах, связанных с работой, буду во всем полагаться на тебя. Так что как скажешь, так и будет.
И Дмитрий сказал:
— Едем в Долинск.
Они явились в Долинск через две недели после выпускного вечера и были зачислены в лабораторию Шумилова.
26
А теперь жили они каждый в своей квартире, по соседству — в двадцать шестой и двадцать седьмой. Жанна жила этажом ниже, а Валерий — в соседнем подъезде. По вечерам Ольф приводил из яслей Игорька — человечка двух с половиной лет от роду, очень похожего на него. Ольф разговаривал с сыном серьезно, как с равным, мальчишка рос не по годам крупный и смышленый, и Ольф очень любил говорить с ним. Ася работала в Москве и приезжала к Дмитрию в пятницу вечером и уезжала в понедельник рано утром. И если на неделе выпадали свободные вечера, Дмитрий не знал, куда девать себя, и уходил бродить в лес, если была не очень скверная погода, или сидел в темноте и слушал музыку. Но свободные вечера выдавались не часто. Обычно часам к восьми все четверо собирались у него в квартире и работали до полуночи. За четыре дня — с понедельника до четверга — квартира основательно прокуривалась, и по пятницам Жанна пораньше уезжала с работы и делала генеральную уборку — открывала все окна, мыла полы, меняла пропахшие табаком занавески и выбрасывала пустые бутылки. К приезду Аси квартира приобретала вполне приличный вид, но запах табака никогда не выветривался до конца, и как-то Ася, посмеиваясь, сказала Жанне:
— Представляю, что тут у вас творится, когда меня нет. И как только ты выдерживаешь в этой газовой камере?
— Привыкла, — отмахнулась Жанна, а Дмитрий поворчал:
— Нашла кого жалеть. Она сама чадит так, что кого хочешь уморит. Посмотри на ее пальцы.
И действительно, Жанна курила разве что чуть меньше их, пальцы у нее пожелтели от табака.
Долинск был великолепным городом, но только не для любителей развлечений. Они бы просто умерли здесь от скуки. В этом городе хорошо было работать. Развлекаться ездили в Москву, и по субботам и воскресеньям ночные электрички привозили в Долинск шумные группы веселых, подвыпивших людей. Но обычно спокойно и пусто по ночам в Долинске. Яркие фонари напрасно освещают чистый серый асфальт улиц. Рано укладывается город спать, и жизнь в нем — спокойная, чистая, сытая. Так говорят все, кто приезжает сюда ненадолго. Да только вряд ли стоит очень уж завидовать долинцам. Жизнь здесь всякая — и хорошая, и плохая, и так себе. Как и всюду.
27
В тот первый рабочий день и началась их борьба с Шумиловым, и длится она вот уже пятый год и должна закончиться через пятнадцать дней, десятого мая, когда группа Кайданова проведет свой последний, самый сложный, решающий эксперимент. Какой вид тогда будет у Шумилова, вряд ли кто возьмется предсказать, но сейчас отношения у него с Кайдановым самые сердечные. При встрече в коридоре или в столовой — улыбка, вежливый полупоклон, приветливый взгляд. Но за последние два года никто не видел, чтобы Кайданов и Шумилов перекинулись хоть словом. Не о чем им говорить. На заседаниях Ученого совета они не вступают в споры и всячески избегают даже упоминать о работах друг друга. А старожилы как пикантный анекдот преподносят новичкам некоторые из тех чрезвычайно лестных отзывов, на которые не скупился когда-то Шумилов, говоря о Кайданове и Добрине. Да, тогда он явно выделял их, да и было за что. И с тех пор как разошлись их пути-дорожки, никто не слышал от Шумилова ни одного плохого слова о Кайданове. Что ж, и это понятно, кто же не знает, что Шумилов — джентльмен до мозга костей, олицетворение порядочности. И это действительно так, хотя вряд ли кто-нибудь поручится, что Шумилов был бы таким джентльменом, предположи он хоть на минуту, чем закончится эта история. А впрочем, как знать… Чужая душа — потемки. Да и никому не дано заглядывать в будущее и корректировать прошлое. Ведь тогда, четыре года назад, все шло очень естественно. Не ему же, доктору наук, было опасаться этих двух новоиспеченных теоретиков, на чьих дипломах еще не высохли чернила. Да и они, конечно, не предполагали, что им придется когда-нибудь вступить в борьбу со своим шефом.
Но теперь-то ясно видно, что эта борьба началась с первого дня, даже, пожалуй, с первого часа их встречи — несколько минут официального знакомства не в счет, — может быть, еще по дороге в институт, когда Дмитрий и Ольф сели в автобус, увидели Шумилова и тот дружеской, разве что чуть-чуть покровительственной улыбкой ответил на их приветствие.
Автобус был полон, Шумилов стоял, опираясь на спинку сиденья, он никогда не садился, если стояла хоть одна женщина, и, чуть наклонившись, рассказывал двум сотрудницам о поездке в Англию. Говорил он не очень громко, но тем не менее пол-автобуса слышало его рассказ. Ольф стоял почти рядом с ним. Шумилов не понравился ему сразу, с первого взгляда, и Ольф никак не мог понять почему. Понял это он много позже, но и потом не мог бы четко сформулировать, что вызывало его неприязнь. А тогда это и вовсе не просто было сделать. Говорил Шумилов интересно, но Ольф быстро заметил, что фразы его излишне гладкие, голос чересчур богат интонациями, а кое-какие паузы выглядели слишком уж эффектными. «На публику работает», — подумал Ольф и тихонько шепнул Дмитрию: