Итальянка - Мердок Айрис (читать книги регистрация TXT) 📗
Он повернулся, чтобы открыть дверь вагона.
— Дэвид, ты ничего не хочешь передать… им?
Он замер.
— Нет. Лучшее, на что я могу надеяться, — это поскорее стать для них таким же нереальным, какими они станут для меня.
— Это не лучшее, как ты знаешь.
— Лучшего достичь невозможно, как вы знаете.
Сложенный листок бумаги, порхая, опустился на землю между нами.
Раздался свисток. Дэвид поставил ногу на подножку поезда. Неторопливо обнял меня за плечи и поцеловал в обе щеки.
— Прощайте, хозяин Эдмунд.
19 Самшит
— Прошлой ночью мне снилось, — сказал Отто, — будто в доме гигантская птица. Кажется, коршун…
— Стервятник, — устало произнес я.
— Что? В общем, она таскалась за мной по комнатам, волоча за собой крылья, точно поезд, и я все время слышал за собой такой тяжелый скребущий шорох. Я бросился к телефону, чтобы вызвать помощь, но диск был сделан из ирисок, и я не позвонил, а потом эта птица…
— Отто, нам надо что-то решить насчет памятника Лидии.
Мы были в мастерской. Отто сидел на рабочей скамье, расчистив местечко среди инструментов, и обедал. Он только что запихнул в рот увесистый кусок сырой морковки. За ним немедленно последовала горсть петрушки, и крошки пережеванной моркови выпали на голую грудь Отто, застряв в свалявшейся курчавой поросли. Я сидел на глыбе черного ирландского известняка. Пол вокруг был усыпан черной пыльцой. Отто работал.
Он потер большой небритый подбородок — словно по наждаку провел.
— Да. Я уже думал. Давай просто напишем «Возлюбленная жена такого-то» и «Возлюбленная мать таких-то». Обычную ерунду. Как по-твоему? В конце концов, она была нашей матерью и женой нашего отца. Почему бы нам теперь не смириться с этим?
— Согласен. Я пришел к такому же выводу. И, Отто…
— Мм?
— Ты правда согласен принять предложение Мэгги? Не разозлишься потом?
— Что дом останется мне, а остальное мы поделим на троих? Нет, я ничуть не против. Это кажется разумным. Страховка от пожара нас здорово выручила, слава богу. И огнетушители Лидии пригодились. Погибла только комната Изабель.
Я с легким удивлением уставился на брата. Я ожидал каких-то жестов, каких-то возражений, но Отто, похоже, воспринял щедрость Мэгги как должное.
— Сам знаешь, денег довольно много, — сказал он, поскольку мое изумление породило наводящую на размышления тишину.
— Да-да, много. Ладно, Отто…
— Да, я в курсе. Ты уезжаешь. Ну ладно. Мэгги тоже уезжает, представляешь? Она уходит. Не думаю, что мы с ней еще встретимся. Это кажется концом эпохи, правда?
— Как ты справишься, Отто, без… без всех?
— Так ты знаешь, что Изабель тоже уезжает? Я правильно сделал, что не остановил ее, верно? Я никогда бы такого не предложил. Но мы стали наказанием друг для друга. Странно, но мне кажется, что все к лучшему, по крайней мере эта часть. Я не помру, пока смогу ходить к зеленщику. И я только что научился варить картошку. Надо просто…
— Знаю, Отто. Я сварил много картошки. Ты справишься.
— И Изабель тоже справится. Она чудесная, сам знаешь.
— Знаю.
— Ты же не считаешь, что я должен был бороться, убеждать ее остаться?
— Не считаю.
— У меня было неясное ощущение, что отпустить ее, отпустить без ненависти, дать свободу — это все равно как избавиться от тяжелой ноши. Это стало представляться очень важным, очень правильным, и теперь мне намного легче, что касается ее. Ты же знаешь, как это неожиданно просто — в конце концов поступить правильно?
— Вообще-то не знаю.
— Может, это как-то связано с отчаянием. Помнишь, как я сказал, что хочу стать ободранным, обобранным? Что ж, вот и оно. Я превратился в овощ. Больше нет ни надежды, ни страха, я просто живу в настоящем. Я даже пить не хочу. Как по-твоему, это надолго, как по-твоему, я действительно изменился?
— Не знаю, Отто.
Он действительно выглядел другим. Крупное обрюзгшее лицо словно обрушилось, развалилось, как если бы кто-то обрезал струны боли. Рассеянный, странно безмятежный свет струился изнутри. Я не ожидал этого, я предвидел настоящую драму жестокого горя и вины. Ждал краха, но после возвращения домой Отто был совершенно спокоен. Он регулярно работал и практически не пил. Он не избегал разговоров об Эльзе; похоже, он был больше способен думать о ней, чем я. Не то чтобы ему была безразлична ее смерть или он не видел собственной вины в ее гибели. Просто размышления о ней довели его, как он сказал, до крайности, для которой слово «отчаяние», возможно, было не совсем правильным названием. Он вышел за рамки сожалений вины. Он даже вышел за рамки трезвого покаяния. Он был сломан и упрощен осознанием смертности. Я не был уверен, что он останется таким. Но в каком-то смысле (это крайне удивило бы его) я почти завидовал ему.
— Сходи повидай Изабель до отъезда, Эд. Ты ей очень нравишься. Может, ты сумеешь ей помочь. Она в гостинице.
— Я знаю. Как раз туда направляюсь. Потом вернусь и соберу вещи.
— Забавно, что ты едешь домой, правда? Мы все изменились, а ты остался прежним. Хотя ты всегда был на мили впереди нас, выше нас. Иногда мне казалось, у тебя призвание свыше, Эд. Если бы только нас воспитали по-другому…
— Нет. Это у тебя призвание свыше. Мне же придется очень долго достигать человеческого уровня. Ты — тот, кто наблюдает.
— Что наблюдает?
— Неважно. Мне пора.
Отто отложил луковицу, которую ел. Вытер рот длинными шелковистыми черными волосками на тыльной стороне ладони. Смахнул морковные крошки на поношенные и довольно пахучие вельветовые брюки. Он встал, похожий на гориллу, и я тоже поднялся, чтобы попрощаться.
Краем глаза я заметил какое-то новое цветное пятно слева, среди высоких камней. Флора стояла там так неподвижно, что мгновение казалась девушкой в духе прерафаэлитов: вся терпение, вся внимание. Но затем я увидел, что это новая Флора. Она тоже изменилась. Она была четкой, напряженной, современной, стремительной. Флора шагнула вперед, и я отступил в сторону.
Флора поставила чемоданчик на пол, пока я возил ногами по черной известняковой пыли. Коротко и жестко посмотрела на меня и обратила суровый взгляд на Отто. Он немного съежился, глядя на нее с открытым обмякшим ртом, жадно, но жалко.
— Флора…
— Я решила остаться здесь, — произнесла она высоким голосом. — Буду заботиться о тебе.
Она выглядела, она говорила как Лидия. Отто дернулся, точно сдувшийся воздушный шарик, и вернулся на свою скамью. Он улыбнулся благодарной улыбкой безумца. Я собрался уходить.
— Уезжаешь, дядя Эдмунд?
— Да, похоже на то. Думаю, мне пора!
Я улыбнулся обоим. Меня очень обрадовало, что она вернулась.
Отто повернул ко мне сияющее лицо. Он улыбался мне нежно, устало, словно в присутствии смерти. Я никогда еще не видел подобной улыбки. Флора строго и чопорно глянула на меня, как глядят совсем юные особы. Я благословил обоих взмахом руки.
— Что ж, прощайте.
— Прощай, Эд. Кстати, что случилось с теми самшитовыми отцовскими досками, которые ты нашел? Думаю, я все-таки смогу их использовать.
— Они наверху, я оставил их в своей комнате. Хорошо, что они нужны тебе. Я все их вылечил, теперь они снова вполне целые и крепкие. Прощай, Флора. Надеюсь, ты простила меня.
— Прощай. — Она нахмурилась, медленно снимая пальто. — С твоим глазом получше?
— Да, намного лучше. Выглядит он по-прежнему забавно, но чувствует себя хорошо.
Я протянул руку, и она приняла ее. Это мало походило на рукопожатие. Скорее на целомудренное объятие.
— Прощай, Эд. Спасибо за все. Боже, какая же я развалина!
— Человеческие жизни тоже могут чиниться загадочным образом.
— Моя из тех, которым лучше быть треснутыми. Ciao, Эд.
— Ciao, Отто.
Я оставил их вдвоем и ушел, вытирая носовым платком масло и лук с руки.
20 Виды на будущее Изабель
— Знаешь, мне кажется, что по-настоящему Дэвид любил только Отто.
