Водяной - Вальгрен Карл-Йоганн (книги онлайн TXT) 📗
Прошло довольно много времени. Или мне так показалось. Никто не появлялся, снизу доносились мужские голоса, да иногда принималась лаять собака — ей, наверное, казалось, что молчание слишком затянулось.
И не успела я подумать, что, может быть, все обойдется, что они сейчас сядут в свои машины и уедут, — и как раз в этот момент услышала приближающиеся шаги. Помигали и включились лампы дневного света. У меня появилось чувство, словно мы с Томми парим над большой, ярко освещенной сценой и сейчас начнется представление.
Вошли двое в куртках, один из них с сигаретой.
Потом появился старший брат Томми, а за ним — мой отец и Лейф.
Я присела за заграждение и ничего не могла понять.
— Подожди здесь! И кончай курить, мать твою, здесь шкур на полмиллиона.
Брат Томми скрылся в коридоре. Остальные стояли и озирались. Наконец он появился с охапкой сигаретных блоков.
— Сколько тебе надо? — Он повернулся к отцу.
— Сколько дашь. Пятьдесят? Сотню?
— Ты что, уже избавился от предыдущей партии?
— Как тебе сказать… все друзья, понимаешь, курят… А у меня сейчас насчет других источников туговато…
Отец улыбнулся своей стандартной улыбкой, она может означать все что угодно — от хорошего настроения до готовности нырнуть ножом.
— Таможня как с цепи сорвалась этой осенью, — продолжил брат Томми. — Говорю, чтобы ты лучше понял. Пару недель досматривали каждый баркас в Гломмене. Я должен быть уверен, что ты работаешь чисто.
— Все путем. Я же не сам продаю, продают другие. А они знать не знают, откуда товар.
— Кто это — другие?
— Парнишки, они ведь тоже не прочь подработать. Энергичные ребята, и вопросов не задают.
— Пацаны? Ты что, Юнас, умом тронулся? А если их накроют снюты?
— Будут молчать как рыбы. Что им снюты? Они свои права знают.
— Ну вот что. Пятьдесят блоков, не больше. Заказов много, а на складе почти ничего не осталось. Скоро опять придется выходить в море.
Только сейчас я поняла, что первый парень, который появился в зале, не кто иной, как Йенс, тот самый, что был с ними, когда они тралили под Анхольтом. Брат Томми сделал ему знак. Он ушел и быстро вернулся с еще одной охапкой.
Разговоры опять стихли. Отец достал бумажник и начал отсчитывать ассигнации.
— Кстати, как твой братан?
— Так себе. Этот монстр сломал ему руку. Кость на рентгене выглядит как спиральная макаронина.
— А можно на него еще раз взглянуть?
— У тебя что, после тюряги даже на зверей стоит? А, Юнас?
Все засмеялись, но как-то безрадостно. Или мне так показалось. Я была потрясена: оказывается, отец знал про всю эту историю!
— Нет, на зверей пока не стоит, — усмехнулся он. — Просто интересно. Никогда не видел ничего похожего.
Брат Томми взял деньги и небрежно сунул их во внутренний карман пиджака.
— Прямо сейчас хочешь посмотреть? — спросил он. — Не уверен, что он в сознании. Он вроде бы болен. Не жрет ничего. Даже усыплять уже не надо. Не думаю, что долго проживет.
Двойные стеклянные двери были распахнуты настежь. Они включили там свет и встали полукругом. Кто-то ткнул водяного носком башмака. Хвостовой плавник слегка дернулся, все заржали. Отцовский хрипловатый смех выделялся среди остальных, как голос запевалы в хоре. Они обсуждали что-то, но что именно, отсюда слышно не было. Взрывы смеха, неразборчивый говор. Эти подонки возбуждались все больше и больше.
Вдруг опять вернулся страх, как старый друг, не захотевший оставить меня одну в беде. На этот раз я боялась не за себя. За него.
Они почти заслонили от меня водяного, но иногда мне удавалось его видеть; он был в сознании, метался, насколько позволяли цепи, его охватила паника. То и дело он издавал странный звук, похожий на судорожный вдох. Боже, как ему страшно… в каком он отчаянии! Парень, который вошел с Йенсом, отодвинулся немного в сторону, и я увидела лицо водяного… словно увидела лицо братика, когда они кормили его травой и опавшими листьями. Или в другой раз, когда они сунули братишкину голову в унитаз и спустили воду. Глаза водяного, его прекрасные, огромные глаза, были широко открыты, рот открывался и закрывался, будто он хотел крикнуть что-то или ему не хватало воздуха. Парни продолжали ржать, кто-то опять ударил его ногой, сначала не очень сильно, потом сильнее. Отец повернулся, и я увидела его лицо. Эта странная складка у рта, то ли улыбка, то ли оскал… и водяной на кафельном полу, вдвое больше и впятеро сильней, чем его мучители, и все же совершенно беззащитный. До меня донесся странный звук, будто кто-то разбил стекло, и я увидела, как потекла кровь. Она смешивалась с водой на полу, они опять ранили его, только я не знала как. И вдруг я увидела Йенса — он держал за горлышко разбитую бутылку. Значит, он ударил водяного бутылкой, и она разбилась.
Медленно, словно в подводных съемках, он наклонился и пырнул водяного этой разбитой бутылкой изо всех сил. Как тореадор, добивающий быка, или как бандит в кино всаживает нож в свою жертву… Томми вздрогнул, и я услышала чей-то крик — и пока Томми не зажал мне рот ладонью, не могла сообразить, что кричала я сама… Слава богу, никто меня не услышал, они сами орали как сумасшедшие. Йенс начал бить его ногой, точно как Герард завхоза. Нога качалась, как маятник, он все время целился, старался попасть в лицо. Рана на щеке разошлась, кровь текла по полу. И мы все время слышали этот беззвучный крик, а может быть, и они его слышали, и этот крик заставлял их бить его с удвоенной силой, теперь уже все старались принять участие в избиении.
Я не могла больше смотреть. Закрыла ладонями глаза, как всегда делала, если по телику показывали какие-нибудь ужасы. И вдруг услышала рев. Водяной набрал в легкие воздуха и буквально заревел от боли. Этот рев был ни на что не похож, что-то вроде мычания умирающего быка, без всякой интонации, так мог бы реветь глухонемой, человек, не слышащий собственного голоса. Томми прижал руку к моей спине… и я, наверное, потеряла сознание, потому что, когда открыла глаза, никого уже не было.
Я слышала, как они садятся в машины и уезжают. Опять залаяла собака. Двери в холодильную камеру остались открытыми. Я бросилась к водяному. Скованное цепями тело слегка подергивалось. Кровь стекала на пол, смешивалась с водой и превращалась в розовый сок, медленно исчезающий в сливном трапе.
У дома небрежно припаркован фургон. Заехал чуть не на половину тротуара. Рядом — незнакомый мотоцикл. Окно в гостиную открыто настежь, оттуда ревет «Роллинг стоунз», любимая группа отца. Все, что произошло после зверофермы, я помнила как в тумане. У меня было такое ощущение, что кто-то проколол во мне дырку, как прокалывают автомобильную шину, и силы медленно, но верно вытекают наружу. Я не могла понять, откуда берется эта ненависть, желание причинить боль. Он же совершенно беззащитен! Так может, это их и распаляло — сознание, что они могут безнаказанно делать все что угодно? Его же не существовало, не должно было существовать, этого морского монстра.
Я поставила велик у гаража и прошла к черной двери. У брата в комнате горел свет. Я подобрала камушек и бросила в окно. Он появился в ту же секунду, точно ждал моего сигнала.
— Где ты была? — спросил он, не успев открыть окно.
— Так… кое-какие дела. Как в доме? Терпимо?
— Они в гостиной. Я заперся. Ты зайдешь?
— Никакого желания видеть этих идиотов. Сколько их?
— Не знаю… Трое, четверо… Ну пожалуйста… мне тоскливо одному.
Когда брат так говорит, я не в силах сопротивляться. Как будто он обыскал весь мир в поисках надежды, но так и не нашел. Я пошла к двери. Он помахал мне, и на лице его было такое облегчение, такая радость, что я с ним, дома…
Он открыл, впустил меня и сразу повернул ключ:
— Как хорошо, что ты здесь. Они тебя заметили?
— Нет. Что-нибудь случилось?
— Ничего такого… Пьют, как всегда.
