Негатив положительного героя - Аксенов Василий Павлович (книги хорошего качества .TXT) 📗
Послушай, друг, лучше фирмы не найдешь для этого бизнеса, чем наш раздристанный «Глоб-Футурум» с его тусовками и семинарами, как, например, вот недавний, «Юношеский менталитет, интеллект будущего», со всей чернухой, раскидывать которую так горазд наш президент Влад Гагачи, ну ты его знаешь, когда-то Павлом Власовым звали.
Вот с этим предложением Корчагин вышел на правление. Пopa, товарищи, завязывать с мелочевкой. Ответная реакция граничила с безграничным восторгом. Давайте сразу решать, через какие АО и ТОО, через какие гуманитарные фонды будем осуществлять связь с заинтересованными «майнхеррами» в Германии, через какие банки будет выручка проходить. Сессия шла почти в полной темноте, под кошачий концерт Кисельномолочного переулка. Сложнейшей проблемой является вывоз элемента. За это можно ведь схлопотать и государственную измену, хотя какая может быть измена в государстве, где изменники у руля. Тут еще раз отличился Павел Корчагин, по официальной штатной единице – шофер т.с. «тойота». А чё, в частности, сказал он, обязательно, что ли, указывать продукт как титан? Ведь это он только через призму химии титан, а так брусок бруском, только легкий. Отформуй его, как хочешь, да хоть в виде лопаты, и торгуй, комар носа не подточит!
Участники тайного совета восхитились: лопаты! Ну, знаешь, Павка, у тебя не только кулаки тяжелые, но и башка кое-что носит! Ты и в комсе был заметным человеком, и сейчас мы тебе будем верными товарищами!
Так начался уникальный бизнес концерна «Глоб-Футурум». Оборонка переделала один свой боеголовочный пресс под вышеупомянутую продукцию и пошла штамповать национальный русский продукт, столь нужный в Германии. Теперь было ясно, что концерну сгореть не дадут, несмотря на все художества Влада Гагачи.
В личном смысле тоже наметились кое-какие перспективы – «тойоту» Корчагин у концерна перекупил, квартиру семейную расширил, оплатив сужение соседей, Савельевой духов французских набрал на год вперед, и все-таки накапливалось неудовлетворение, временами казалось, что структура на него основательно наехала. Судите сами, из титанических сумм до них с П.Морозовым доходили смехотворные доли процента, основная масса оседала в карманах неведомых посредников. Банковский счет в Европе – уравнение со многими неизвестными. В «Дельте» как учили? Обеспечивать надежность в зоне одного квадратного километра вокруг каждого бойца. Надо выходить напрямую, Павлик мой дорогой! Наш час близится, мы должны быть во всеоружии!
После этого разговора Морозов обеспечил вынос некоторой доли ящиков прямо в «тойоту». В грузовом Шереметьеве все уже было схвачено. В грузовом Де Голле груз обычно ждал наш человек, Жан-Люк Кадиляк. Именно таким образом лопатный бизнес нашел боковую, или, как сейчас говорят, коллатеральную, струю. Теперь уже можно было на доли процента не скрипеть. Бабки пошли более чем достаточные для прогулок с Савельевой по новым торговым аркадам.
Однажды остановили Корчагина ясноглазые хлопцы. Товарищи от тебя большего ждут, Паша. Тратишь ты хорошо, об источниках мы тебя не спрашиваем, однако и о движении надо подумать, друг. Корчагин перед лицом провел черту своей неслабой ладонью. Не надо этих интонаций, не кино играем, моя доля в размере партвзносов будет поступать, но ни бакса больше, ясно? Актив посмотрел на капитана не без уважения.
Иногда стали посещать Корчагина прежде неведомые мечты. Гори все огнем, заберу Савельеву, уедем на год в кругосветное путешествие. Любопытно, что тут за год произойдет, будет ли смысл возвращаться. Приходило и нечто более основательное. Надо дом себе купить, чтоб деньги так не разошлись. Большой дом. Сам не знаю, сколько в нем комнат, никогда не считал. В живописной местности, со всеми удобствами. За границей. Семье деньги посылать, а самому в том доме жить. С Савельевой. Все мечты капитана в отставке запирались на один замочек: Савельева, сучья дочь! Без нее все рассыпалось и размазывалось мазутными пятнами по мутной воде. Этот замочек защелкивал всю круговую радугу жизни, а без этой радуги оставалось только одно: в жилу всадить антидот, все вокруг орошать и рубить до кости, а кость ломать!
В ту ночь, о которой, собственно говоря, и пойдет речь, три ящика с титаном лежали на платформе за задним сиденьем. Объемистые, но легкие. Взрослый мужик спокойно поднимает такой ящик себе на плечо, как будто это не лопаты, а пластмассовые игрушки. В Шереметьеве приходится ребятам говорить, чтоб брали по двое и делали вид, что корячатся. Москва спала, если не считать мощных иномарок, что всю ночь носят крутых ребят по данному мегаполису. Мент Рукомойников ждал Корчагина, как и договаривались, на Васильевском спуске, то есть почти там, где год назад наш герой познакомился с нашей героиней почти в присутствии автора. Корчагин всегда брал с собой Рукомойникова, когда направлялся в грузовую зону Шереметьева: присутствие мента за стеклом машины придавало делу стабильность.
В Москве в послекоммунистические годы поубавилось толстых, пузатых, мордатых. Мент Рукомойников был счастливым исключением. Внешностью он напоминал тех майоров, что с сержантскими погонами несли службу на бывшей Куйбышева, вокруг цековского блока. Воплощение тупости, он все-таки имел одну, но пламенную, страсть, в том смысле, что, когда считал деньги, в недрах его возжигался источник огня, который можно было даже увидеть в заплывших глазах его.
Скатываясь с моста, Корчагин вдруг вспомнил того мужика, что вглядывался в него тем утром первой встречи с Савельевой. Есть такие гады, что вглядываются в тебя, как будто хотят превратить в социально негативный тип человека, а твое личное, сквозь призму гадского подхода, в пошлость. Да-да, существуют такие паразиты, вроде буржуазного Василия Павловича. С ука ты сука, сколько раз тебе давали понять, а ты все не понимаешь! Нехорошим делом занимаетесь, маэстро! А идиотка Савельева обязательно липнет к такой махровой пакости людей. Между тем «идиотка Савельева» в лунной ночи, в тени памятника Первопечатнику, держала за язычок молнию на штанах своего любимого Миши Белосельско-Белозерского.
«Ну, Мишенька, ну, родной, ну, давайте, не возражайте!» – приходилось немного цыкать сквозь отсутствующий зуб.
«Савельева, дорогой ты мой человек, – все-таки возражал молодой аристократ, принятый в систему коммерческой торговли за мускулатуру и меткость стрельбы. – Ну, мы же с тобой не совпадаем, Савельева!»
«Да, как же так не совпадаем-то, Мишенька! – Ярославной закычила девушка, опираясь худыми ягодицами о постамент и задирая ноги. – Как же ж не совпадаем, Мишель, когда я вчерась тут ночью выла под тобой у Первопечатника?!»
«Ты притворялась, Савельева, – урезонивал ее коммерсант. – Ты прекрасно знаешь, с кем у тебя вагина совпадает по вибрации, с этим твоим папочкой из красной сволочи, с Павкой Корчагиным».
«Ой, не хочу! – стонала девушка. – Я ведь уже сдала его! Я тебя люблю, Мишенька Белосельско-Белозерский! Ты для меня воплощение романтики!»
«Ох, Савельева, Савельева! – усмехался, понемногу возбуждаясь, молодой человек. – Ты бы хоть без зуба-то не приходила на свиданку. Несет у тебя изо рта чем-то слежавшимся».
«Ой, Мишенька, да мне завтра такой фарфорчик замастырят! – счастливая, верещала девушка. – Ротик будет у твоей Савельевой, как весна!»
«Пока что, весна, дыши в сторону», – хмыкал Миша. Луна над зубчатой стеной перемещалась, и вместе с ней перемещалась тень памятника. Читатель теперь при желании мог увидеть крутое плечо коммерсанта с торчащей из подмышки рукояткой Magnum-9, а также ногу девицы Савельевой, облаченную в первоклассный чулок и подкованную диоровской туфлей. Под этой же перемещающейся луной на постаменте чеканилось кредо Первопечатника: «Во имя братии моих, во имя ближних моих!»
У мента Рукомойникова в служебном подсумке был сильный радиотелефон «Сони». Переход на зарубежную технику давался этому сотруднику нелегко, но все же она сама, эта техника, мало-помалу научала, куда тыкать пальцем, так что он теперь мог в любой момент связаться с еще одним свойским ментом, лейтенантом Чучуевьгм, чтобы тот доложил ситуацию на Ленинградке. Там пока все было спокойно, однако прошел такой полив, что именно сегодня могут появиться омоновцы генерала Охвата, так «гго лучше бы проехать пораньше. С охватовскими засранцами на интеллигентную разборку не рассчитывай. Сразу АК-47 в рот, и выплевывай зубы вместе с аргументами. При других обстоятельствах Корчагин с удовольствием бы разобрался с парочкой охватовских пацанов в их западных беретиках и с подлой нашивкой на рукаве под плечом: трехцветный щит, нерусский меч. Так бы и вставил кой-кому кой-куда вытянутый во всю длину серп-и-молот хорошо закаленной стали! Нехорошо улыбаясь четырьмя золотыми ладьями рта, а также и всей оставшейся родной пехотой, Корчагин вел машину к Лубянке, угол Никольской, то есть бывшей 25 Октября, то есть бывшей Никольской.
