Коридор - Каледин Сергей (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– В суд подала?!
– Зачем? Все же выяснилось. Московская контрольная комиссия проверяла, проверила парторганацию. Восстановили.
Михаил Семеныч стукнул кулаком по столу.
– В суд я велел!.. Кто выгонял? Фамилия? Я что вам, так, кататься приехал? Филькины грамоты слушать?! Меня замнаркома вызвал. Через него в суд на твоих подадим. Затоптать!.. Я им дам «дочь служащего», я им дам «непонятны причины»! – Михаил Семеныч тряс в воздухе кулаками, побивая обидчиков старшей дочери. – А ты им сказала, дуракам, что – за их партии мужа лишилась?! Что тебя самою на вилы мужики под Самарой сажали?! Что нерожахой теперь до конца дней плестись будешь, как скотина пустобрюхая!..
– Дедушка, не кричи на тетю Марусю, – захныкала Аня, не выпуская грушу рук.
– Ладно, не плачь! Георгий когда придет? – буркнул Михаил Семеныч, от волнения наливая холодную воду в блюдце.
– Холодная, папаша, – сказала Марья, стоя за его спиной.
– Без тебя знаю! – отрезал Михаил Семеныч и, не уступая логике, поднял блюдце на широкую короткую растопыренную пятерню. – Георгий, говорю, когда будет? Сзади не стой, сядь. Что я, как Дурень, буду вертеться? – В данном случае Михаил Семеныч даже и в уме не имел сравнивать себя хоть на мгновенье с неумным человеком: Дурень – был у него дома в Иванове попугай.
– Папа в три часа приходит, – в связи с прожевы-ванием груши не сразу ответила Аня.
– А Липа опять на бирже сшивается?
– Мама работу ищет, – кивнула Аня.
– А развелись на кой черт?! Прости мою душу грешную! – Михаил Семеныч перекрестился. – Все молчком! От отца скрыли.
Марья достала буфета чашки, расставила на столе. Чашки показались ей недостаточно чистыми, она стала перемывать их в полоскательнице.
– Зачем сама? Прислуге дай. Аграфена!..
– Да не кричите вы, ради бога, – не выдержала Марья. – Специально вам Липа не сообщила, чтобы не волновать. Найдет работу, время получше станет – снова зарегистрируются. Ведь вы же знаете: ситуация в стране сейчас с работой временно сложная… Если один супругов работает…
– Ты меня не учи. Сам знаю. Ситуа-ация… Господь бог семьей командует, а не ситуация. Ясно? Молчи.
Михаил Семеныч отставил блюдце, встал и медленно прошелся по комнате. Марья сделала ошибку, что навела его на мысль о недостаточной чистоте посуды. Он подошел к мраморной доске камина, провел по нему пальцем; поднес палец к окну и морщась стал его разглядывать. Потом показал Марье.
Подошел к трюмо и провел пальцем по зеркалу.
Вошла Глаша. Плюхнула на пол два чемодана в чехлах суровья.
– Куда их?
Михаил Семеныч задержался у зеркала, стоя к домработнице спиной, потом отошел в сторону, жестом приглашая Марью и Глашу посмотреть. А сам вытянул тем временем платок, вытер палец, которым вывел на запыленном зеркале крупные буквы: «Срамъ!»
Глаша подхватила фартук, намереваясь протереть зеркало, но Михаил Семеныч осадил ее:
– Оставь, пусть до хозяев! Этот – Липе. – Он ткнул в правый чемодан: – Тот – Роману. Купил зимнее… В техникуме была? – Он поднял на Марью недовольный взгляд. – У начальства?
– За ним следить не нужно – своя голова на плечах! – резко ответила Марья. – Активный комсомолец!..
– Акти-и-ивный… А к отцу никакого уважения! Все ты пример подаешь. Пишешь письма – почему Александре поклон не передаешь?!
– Это я ей кланяться буду?!
– Будешь! Будешь кланяться! Она мне жена венчанная!..
Марья опустилась на стул, медленно переложила с места на место полотенце.
– Неужто расписался?..
– Венчались.
– Ну, помяни мое слово, – по складам сказала Марья, постукивая коротким, как и у отца, пальцем по столу. – Она тебе еще устроит! Венчанная… Помяни мое слово…
Михаил Семеныч слушал старшую дочь, не перебивая: он знал, что Марья грубости по-отношению к нему не позволит и, если уж она съехала на «ты» в разговоре с отцом, да еще отца жни научает, значит, надо прислушаться. Марья человек с авторитетом: три состава она была членом Моссовета, работала управляющим делами правления ГУМа, была секретарем партбюро ГУМа.
Короче, Михаил Семеныч слушал дочь, не перебивая, и, мало того, когда она кончила говорить, немного помолчал– вдруг у старшей есть что добавить. Но Марья от сообщения отца сникла и еще более оробела оттого, что так резко с ним говорила.
– Все сказала? – пробурчал наконец Михаил Семеныч. – На стол собери, есть хочу… Шестьдесят лет – в самой поре мужик… Варенья подай… Без бабы жить должен? Сама знаешь: не развожусь – бог прибирает… Сливового…
– Тебе шестьдесят три, – уточнила Марья и вышла комнаты.
– А ты чего мне привез кроме конфет? – спросила Аня.
– Валеночки, – размягченно ответил Михаил Семеныч, но тут же опять насупился, как бы продолжая разговор с Марьей: – А кто за мной под старость ходить будет?
– А куда с тобой ходить надо? – поинтересовалась Аня. – Я пойду.
– Да эт… ладно, во-от… Чего еще тебе привез?.. Носочки козьи привез… Их тебе связала тетя Шу…
В комнату с самоваром в руках вошла Марья, и Михаил Семеныч на имени новой жены поперхнулся.
– Тебя же сватали, – продолжила Марья тоном ниже. – Елена Федосеевна – чем не жена? И хозяйка, и…
– Пятьдесят лет?! Что она мне – на дрова?!
– У тебя теперь новая жена будет? – спросила Аня.
Михаил Семеныч открыл рот, намереваясь заговорить, но в комнату вошла Глаша с горой пирогов на блюде, и он закрыл рот.
– Каждая божья тварь, Анечка, должна жить семьей, – сказал Михаил Семеныч, когда Глаша вышла, и погладил внучку по голове.
– Именно что тварь… – пробормотала Марья.
– Что-что? – нахмурился Михаил Семеныч. Слава богу, что он был глуховат, как все ткачи, и тихих подробностей не схватывал, а переспрашивать считал для себя зазорным.
Кроме того, он начал есть пироги и перебивать аппетит спорами не считал нужным.
– Вы же завтра собирались приехать, – сказала Марья, возвращаясь на «вы». – Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось, захотел – приехал. На балкон пойду, подышу. Аграфене скажи: пирогами доволен…
– Зачем вам на балкон? – забеспокоилась Марья. – Зы лучше полежите…
Но Михаил Семеныч не послушался, вытянул бронзо-Бый шпингалет у балконной двери и вышел. Но ненадолго, как и предполагала Марья.
Каждый раз Михаил Семеныч, когда наезжал к младшей дочери, покушав, шел подышать на балкон и каждый раз, обнаружив там голую каменную женщину, отплевываясь, возвращался в комнату.
– Тьфу! Пропади ты пропадом!..
Марья подлила ему чаю, чтобы не разошелся снова.
Отец сел к столу.
– Вот, вызвали… – уже другим тоном заговорил он. – Хотят, чтобы я Вигоневый трест взял.
– А вы?
– А я его брать не буду. В Москве жить не желаю… Анкета у них есть, биографию велели записать.
– Так если вы не хотите, зачем биографию? – пожала плечами Марья.
– Пусть знают, – буркнул Михаил Семеныч. – Сейчас и напишем. Садись к свету. Бумагу бери, карандаш… Я– рассказывать, ты – писать. Потом Георгий перепишет чернилами. Пиши…
Марья положила перед, собой лист бумаги.
– Говорите…
– «Моя биография…»
– Не так, – поморщилась Марья. – Автобиография.
– Я сказал: «Моя биография». Пиши… «Я, Михаил Семеныч Бадрецов, родился в 1865 году. В сентябре. Сын крестьянина. Мать моя со мной трехлетним оставила дом моего отца и переехала на фабрику Саввы Морозова в Иваново…»
«Все врет, – подумала Марья, – не было у тебя никакого отца», но спорить не стала.
– «…Во время нашей казарменной жни при фабрике я рос шустрым мальчиком, отчего и получил кличку «Бодрец», которая и по настоящее время составляет мое фамилие. Семи лет мать определила меня на ватера в съемщики…»
Марья замотала головой, не успевая за ним, и вопросительно подняла голову.
– Чего смотришь? – рявкнул Михаил Семеныч. – Шпули мотал, очесы сгребал… Пиши. Чего смотришь? Марья, промолчав, склонилась над бумагой.
