Ку-ку - Каледин Сергей (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
– А шрам через все брюхо? – невесело улыбнулась Вита. – Кавалеры разбегутся, а их и так-то: раз-два, и обчелся…
– Я тебя аккуратненько. И палату подберу. Сколько можно, подержу одну.
Про операцию Вита своим решила не говорить. Она бы сказала, но Людмила засуетится, взбудоражит отца, сообщит Лиде на С А та все бросит, примчится… А зачем? Ни к чему это. Юрка знает, Рост знает – достаточно. Там видно будет. И объявила, что едет в Прибалтику.
Резал ее Гриша четыре часа. Через день после операции она уже лежала в нормальной палате. Ничего не болело, хотя живот был распорот от и до, – колола себя обезболивающим, которого по совету Гриши принесла вдоволь. Вита лежала и отдыхала. Никогда еще в жни у нее не было столько свободного времени. Лежишь… Думаешь… Вспоминаешь… Даже в отпусках, куда она ездила всегда одна, без Сени, и то были какие-то постоянные докуки: очереди, место на пляже, выяснения отношений с кавалерами…
Сибаритка. Лежи себе… Лови балду, как говорит Юрка. Вита повертела по привычке перстень, вспомнила мужа.
«Здравствуйте, Валя, – сказал ей Сеня, углядев у нее на пальце татуировку „В“. Это было на выставке трофейного вооружения, Сеня там после ранения заведовал артиллерией. – Пригласили бы в гости – ни одной знакомой в Москве». Слова вроде и нахальные, а сказал скромно. На следующий день он уже ел у них борщ… Правда, она проучила Сеню: не сказала, что зовут ее Вита. И он за столом, удивляя родителей и сестру, нежно называл ее «Валечкой».
Комната у них была проходная (сейчас таких коммуналок не отыщешь), и мимо стола время от времени деликатно прошмыгивали соседи. Последней прошла Роxа, замедленно, злостно шаркая, – хотела подробнее рассмотреть красивого «жениха» – капитана. Пришлось пригласить ее за стол. Вот тогда-то она и выдала знаменитое: «Таки мимо той станции не проедешь», подразумевая женитьбу.
Обручального кольца Сеня найти не сумел; уже за столом, на свадьбе поймал ее руку и насунул на палец старинный перстень с черным ъеденным каменным жуком. Да на указательный палец надел от волнения. До чего Сеня был красивый!
А ведь никто и по сей день не знает, что инфаркт у Сени случился на бегах.
Лида рыдала в маленькой комнате, а она сидела в ногах у Сени и смотрела, как меняется его лицо. Челюсть ему она подвязала своей косынкой, и казалось, что у Сени болят зубы…
Многие годы Вита ругала мужа, даже мать его Горького вызывала, а потом, когда поняла, что бега – болезнь, отступилась. Видит, что он ходит сам не свой, задавала один вопрос: «Сколько?» И работала в основном на это «сколько». А Сеня все мечтал, как выиграет много денег и все отдаст ей. Слава Богу, в больнице шли навстречу: и вторую ставку оформляли по чужой книжке, и дежурства, и консультации в психосоматике… Правда, в компенсацию за такую каторгу она менила взгляд на супружескую верность. А может, дело было и не во взгляде. Просто перестала любить Сеню. Или – уважать?.. Да она, пожалуй, и не любила его никогда по-настоящему…
…Как эта ненка, соседка по палате, на Полину похожа!.. Если Полина жива, она сейчас такая же – похожая на старого индейца… Если живая еще… То, что Полину удалось спасти тогда, чудо. Легкие были доверху залиты водой… Спасла Полину Вита тем самым методом, за который ее выгнали с работы в сорок девятом, чуть не лишив диплома. На свой страх и риск стала применять в клинике обезвоживание ртутным препаратом при безнадежных отеках легких. Не по инструкции. Нынешних мочегонных тогда еще не было. Больные стали оживать, она ходила счастливая. Пока один возвращенный ею с того света журналист не написал хвалебную статью. Вот тут и началось! Выяснилось, что препарат, содержащий ртуть, примененный врачом Вербицкой, при длительном употреблении оказывает отрицательное действие. С работы пришлось уволиться по собственному желанию. Да еще в этого дурня влюбилась – в журналиста, кончать надо было с этим.
Так они с Сеней оказались на Севере, на берегу Обской губы, в поселке Ныда.
Полина – это был ее первый выезд в стойбище. Ныда была закрыта погодой, добираться пришлось на оленях. Пурга мела, олени шли плохо. Жорка, Полинин сын, вce тыкал их хореем, пока не сломал его. Добрались только к вечеру. Коля Салиндер, отец Жорки, вышел чума: клетчатая рубаха, на ногах кисы – подвязаны к ремню, сбоку нож.
Поглядел на истрепанные хореем ляжки оленей. Потом достал – под шкуры на нартах карабин, воткнул его прикладом в снег. Она еще удивилась: не заржавеет ли… И дети могут… Уж потом поняла и не заржавеет, и дети не могут…
Полина задыхалась, могла только сидеть, булькала при каждом движении – запущенная водянка. Возле нее ползала девочка в грязном платьице и маленьких кисах. Вита, не раздумывая, поставила кипятить шприц. За ней поползла девочка, но на полдороге остановилась – она была перехвачена пояском, от пояска тянулась веревка, такой длины, чтобы девочка не дотянулась до печки. Выжила Полина. А ведь каждый день принимала то самое «вредительское» мочегонное. Да еще в каких дозах.
…В дверь постучали. Вошел Юрка в халате.
– Снег валит, – объявил он.
– А вот у ненцев к слову «снег» двадцать синонимов, – задумчиво сказала Вита.
– Куда такая пропасть? – спросил Юрка, убирая в тумбочку к Вита посмотрела в окно.
– Я в снегу один раз Новый год встречала. Там, под Ныдой. Мы тогда на Север уехали… А сперва думала отнимут диплом – пойду на водителя троллейбуса учиться.
– Почему троллейбуса?
– А я дорогу плохо запоминаю: на автобусе не смогла бы. Троллейбус хорошо: думать не надо – туда, не туда…
– Живот-то болит? – перебил ее Юрка.
– Поболит – перестанет, – отмахнулась Вита. – Так вот что сделай, – подумав, сказала она. – Сходи к моему лечащему врачу, не к Соколову, к лечащему, – он завтра будет дежурить, скажи, что ты мой сын, и узнай, что у меня. Мне-то Гриша сказал, полип… Сыну они обязаны сказать. Сходишь?
– Ладно, – Юрка поморщился. – Только не надо ничего выдумывать!
– Завтра узнай, а сейчас иди, Юрик, а я подремлю… Рост когда возвращается?
– Недели через две, не раньше… – Юрка виновато взглянул на нее. – А вы это… Балду ловите. Я завтра приду. Отпрошусь и приеду.
Юрка поставил чайник на плиту: воды – на одну чашку, и помешал макароны на сковороде.
– Опять макароны лупишь? – проворчал Михаил Васильевич. – Чистый яд и безо всякой пользы. Пузо вырастет, как у меня…
Михаил Васильевич еще поругал Юрку и заковылял в ванную:
– Кобеля покорми!
– Не успеваю, Михаил Васильевич, вы сами.
Котя, заслышав запах еды, приплелся на кухню и встал у плиты, склонив голову и пуская слюни.
– Пошел отсюда, – тихо, чтоб не слышал сосед, сказал ему Юрка. – Дед накормит.
Котя нервно зевнул и зашлепал к Михаилу Васильевичу. Было слышно, как он тяжело брякнулся на свое место. Жить Котя предпочитал почему-то у соседа.
– Пробка вот на исходе, – посетовал Михаил Васильевич, выходя ванной и вытирая лысую голову. – Мимо спортивного пойдешь – зайди. Была бы – сегодня башмаки кончил.
У Михаила Васильевича были скрюченные ступни с войны. И сколько Юрка его знает, почти три года, – как разменялся с Лидой, – все это время старик мастерил себе ортопедическую обувь. На персональную бесплатную он был не согласен, уверяя, что не то качество. С утра до ночи он сидел у открытого окна в ободранном тулупе и тюбетейке, клеил огромные замысловатые башмаки. Окно он открывал от вредного запаха. А Коте почему-то этот едкий запах нравился, и он ни в какую не хотел покидать комнату Михаила Васильевича. Зимой, в холод, только ворчал и туже сворачивался.
Все три года Михаил Васильевич каждое утро сообщал Юрке, что сегодня закончит башмаки. Сначала Юрка удивлялся, пытался его переубедить, но потом от участкового врача узнал, что сосед инвалид не только по ногам. И отступился. Теперь раз в месяц Юрка заходил в спортивный на проспекте Мира и покупал пробки для растирания лыжной мази.
– Деньги-то есть или дать? – крикнул своей комнаты Михаил Васильевич.
