Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа!» - Кунин Владимир Владимирович (онлайн книга без .txt) 📗
Гремит «Свадебный марш» Мендельсона…
Вечером, умытые и измотанные, ехали с работы. «Москвич» скрипел, стучал, фыркал прогоревшим глушителем.
Вася считал деньги, раскладывал в две кучки на «торпеде».
— Один хмырь болотный приволок грузики из Тольятти. Я ему отстегнул полтинник…
— Молодец, похвалил его Арон.
— Четвертак вода и электричество за прошлый месяц… Двадцать процентов арендной платы. И червонец я заслал ночным сторожам. Мало ли что!
— Правильно.
— Договорился с шиноремонтным заводом. Будем отдавать им колеса в наварку. Они хотят по тридцатнику, мы будем брать с клиентов по полста. Двадцать наши…
— Здорово.
— Держи. Тебе семьдесят восемь и мне семьдесят восемь.
— И день прошел не зря, Арон спрятал деньги в карман и остановил машину у дома Василия. Чего Ривка звонила?
— Сдала в ОВИР все наши документы. Велели ждать.
— Сколько?
— Тебе то что? Ты же ехать не собираешься.
— Мне партнера подыскивать нужно. Не Клавку же я поставлю к балансировочному станку! А ты у меня, Васюся, временный.
— А может быть, все-таки… вместе, Арончик? А?..
— Все! Вали. До завтра. Ривке привет!
Вася вышел из машины. Арон отъехал несколько метров, затормозил и дал назад. Открыл дверцу и крикнул негромко:
— Эй! Рабинович!..
Вася с готовностью повернулся.
— Я слышал, что на израильской границе всех мужиков вместе с паспортом заставляют болт предъявлять. Нет обрезания — поворачивай обратно! Так что готовься, Васька! — заржал Арон и уехал.
Василий посмотрел ему во след, покачал головой:
— Ну, шлемазл, мать твою! Ну, что с тебя взять, выкрест?..
КАК ТЯЖЕЛЫЙ ФИЗИЧЕСКИЙ ТРУД ВЛИЯЕТ НА СЕМЕЙНУЮ ЖИЗНЬ
После ужина Клавка вышла из ванной в коротком соблазнительном пеньюарчике. В коридоре перед зеркалом опрыскала себя духами, кокетливо распушила волосы и только после этого открыла дверь в комнату:
— Зайчик! Я готова к употреблению!..
На диване-кровати глубоким и тяжелым сном спал разметавшийся, измученный за день, Арон. Его могучий храп вздыбливал тонкие занавески на окнах и заставлял позвякивать подвески на чешской люстре.
— Ты же обещал, зайчик… — растерянно проговорила Клавка. — Ведь сколько уже дней…
Чудовищный храп Арона был ей ответом. Клавка опустилась на стул у дверей и горько заплакала…
Точно в такой же квартире, но на другом конце города, Ривка в постели хлопотала над бесчувственным от усталости Ваське.
— Ну, и что? И в чем трагедия? Ну, устал мой мальчик… Ну, не стоит у маленького! Так он сейчас у всех плохо стоит. Даже у иностранцев. А вот мой Васечка отдохнет — мы им всем покажем! Да? Лежи, лежи, котик, не расстраивайся. Я тебе сама все сделаю в лучшем виде…
Снова шиномоятажная мастерская. Вечер.
Снова дырявые камеры, рваные покрышки, погнутые диски, очередь клиентов с автомобилями…
Грохочет шикомонтажный станок, воет компрессор. Арон работает один — мокрый, грязный, усталый.
В мастерскую заглянул председатель кооператива:
— Притормози, Иванов.
Арон остановил станок, выключил компрессор.
— А где Рабинович?
— На курсах по изучению языка. Мы же вас предупреждали, что Васька работает здесь только до отъезда…
— А что если я его у тебя заберу и сделаю своим замом по производству и экономике?
— Не надо. Он свое уже отсидел.
— Тьфу!.. председатель даже перекрестился. Типун тебе на язык и два на жопу!
— Нет, серьезно, он не пойдет. Он за бугор намылился…
— Ладно… Бог в помощь, председатель усмехнулся, покачал головой и удивленно сказал: «Василий Рабинович»… Странно звучит, да, Арон Моисеевич?
Арон включил шиномонтажный станок, завел компрессор и прокричал председателю сквозь шум и грохот:
— А то, что я «Иванов» это нормально?..
В подвале старого петербургского дома под трубами парового отопления и электрическими кабелями, на колченогих стульях, за обшарпанными столами сидели человек пятнадцать будущих эмигрантов и изучали «иврит».
Модно одетый молодой человек с еврейско-тореадорской косичкой мелом писал на старенькой школьной доске древние слова…
Он что-то еще говорил вслух, но измочаленный работой Вася сквозь сонную одурь видел только его двигающийся рот и ничего не слышал.
Иногда Ривка толкала его в бок локтем. Тогда Вася испуганно оглядывался и таращил глаза на школьную доску. Все вокруг усердно записывали премудрости языка предков. Каждый раз, когда преподаватель поворачивался к аудитории, он встречал нахальные и зовущие глаза крупной и яркой Ривки. Когда же Ривка медленно и плотоядно облизнула губы и закинула ногу за ногу так, что ее роскошные ляжки открылись до самых трусиков, у молодого преподавателя иврита исчез дар речи и встала дыбом косичка…
У Русского музея расфуфыренная Ривка говорила расфуфыренной Клавке:
— …а к нему приехал друг из Стокгольма на своей тачке. Живет в «Астории».
— В «Асторию» я не пойду! — перетрусила Клавка. — Там меня каждая собака знает. Если бы в «Прибалтийскую»…
— Ну, правильно! А я в «Прибалтийской» инкогнито, да?! Повезем к тебе или ко мне, — решительно сказала Ривка.
— Ой, Ривка!.. Подумать страшно! А вдруг…
— Сейчас двенадцать. Раньше восьми наши не вернутся. Уйма времени! Посидим, выпьем, расслабимся…
Подкатил красивый автомобиль с иностранными номерами. Из него выскочил учитель иврита со своей тореадорской косичкой, а из-за руля вылез его иноземный приятель и восхищенно сказал:
— Какие потрясные вомен! Чтоб я так жил, мама мия!..
КАК СТАНОВЯТСЯ ХОЛОСТЯКАМИ
Распахнулась дверь шиномонтажной, и в мастерскую вошли председатель кооператива и пожилой старший лейтенант милиции.
— Ребята, это наш новый участковый уполномоченный, — сказал председатель. — Он с вами поговорить хочет.
— Значит, товарищи… Попрошу вас, товарищ Рабинович… — участковый безошибочно обратился к Арону. — И вас, товарищ Иванов, — он посмотрел на Василия. — Срочненько привезти мне ваши справки об освобождении из мест заключения.
— Рабинович — это я, — сказал Василий.
— А я Иванов, — сказал Арон.