Новенький - Сатклифф Уильям (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Мне удавалось не думать о нем только в те редкие моменты, когда я начинал беспокоиться о себе.
Что за фигня со мной творится? Почему я глаз от него отвести не могу?
И я подозревал, что в этом не одинок. Где бы ни появлялся Барри, я замечал крошечную перемену в социальной температуре. Иногда жарче, иногда холоднее, но как только обнаруживалось его присутствие, температура менялась. Примерно то же самое происходило, когда вокруг школы бродили девчонки.
Даже Школьный Зверь – парняга, который мог удержать под крайней плотью восемнадцать двухпенсовиков и регулярно это доказывал, – даже он, похоже, в присутствии Барри слегка пугался. Несколько тушевался. И уж конечно не вынимал член и не начинал требовать монеток. Каким-то образом Барри заставлял всех вести себя лучше.
Его замечали все – это было очевидно. А я хотел знать, обращаю ли я на него больше внимания, чем все остальные, или нет. Мне почему-то казалось, что да.
Понимаете, что я хочу сказать?
Мне тогда было очень неспокойно.
Скажем прямо – Барри был просто секс-бомба. А я... ну, а я – нет.
У меня огромный крючковатый нос, я постоянно покрыт щетиной – что бреюсь, что не бреюсь, – у меня жесткие волосы, а брови – как усы. Я – мечта антисемита. Ку-клукс-клан заплатил бы целое состояние, чтобы развесить мои портреты по всем американским школам – маленьких девочек пугать.
Только поймите меня правильно. Когда я познакомился с Барри, я уже не был таким юным размазней, которому переживания из-за собственной внешности мешают заметить, что гнойный прыщ на носу – еще не весь мир. С точностью до наоборот. Я прошел эту стадию и как раз начал двигаться к тому, чтобы примириться со своей наружностью. Я чувствовал себя необычным. И мне нравилось, что тупицы испытывают ко мне отвращение, потому что с тупицами я в любом случае не стал бы и разговаривать.
Общеизвестно, что мужчине для шарма красота не нужна. Поэтому уродство было достоинством, оно давало мне дополнительные шансы на внимание. В идеале я бы предпочел не быть настолькострашным, но все же... жить с этим я мог.
Тупицы испытывали отвращение и к Барри. Мне казалось, этот общий опыт как-то поможет мне стать его... союзником. Да, это хорошее слово. Я не из тех сопляков, что кругами бегают в поисках друзей, – я просто думал, что из Барри получился бы полезный союзник.
Глава четвертая
Познакомиться с Барри было непросто. От одной мысли о том, чтобы завести с ним разговор, у меня в горле будто булыжник застревал. Когда я один раз все-таки к нему обратился, слова пришлось прокидывать через несколько баскетбольных корзин дыхательной системы. В результате они прозвучали втрое громче, чем я рассчитывал, и первое впечатление Барри обо мне было такое: “МОЖНО Я ВОЗЬМУ ТВОЙ КАРАНДАШ???”
Это меня обломало. На редкость поганое начало. Несколько недель потом снились кошмары: мне раскрывали объятия раздетые красотки, а я стоял одетый и спрашивал про карандаши.
Пока длилась эта карандашная импотенция, в школе я слонялся вокруг Барри, надеясь, что представится еще один шанс завязать разговор и исправить дурное первое впечатление. Как-то раз у меня неплохо получилось: “Нет, кабинет 63 – вон там” – дрожащим голосом, но хоть с нормальной громкостью. Но все равно не уверен, что после этого факт существования моей личности отпечатался у Барри в сознании.
Потом в субботу я как-то бродил по Лондону и увидел, как он тонет в Темзе. Я сорвал с себя одежду, прыгнул в реку, освободил его лодыжку от водорослей, которые тянули его вниз, и вытащил его на берег, где вернул к жизни искусственным дыханием “рот в рот”.
Или, может, мне это только привиделось. А если честно, Барри на геологической экскурсии споткнулся о бордюр, упал на дорогу, ударился головой об асфальт и потерял сознание прямо перед дальнобойным грузовиком с заснувшим шофером и сломанными тормозами. К счастью, я как раз проходил мимо, но поскольку Барри – весьма прилежный геолог, в карманах у него лежало слишком много камней, и я не смог его оттащить, поэтому пришлось пулей мчаться в гору, запрыгивать в грузовик, отнимать у сонного шофера руль и укладывать грузовик в ближайшее болотце, откуда я выплыл как раз вовремя, чтобы оживить Барри искусственным дыханием “рот в рот”.
Так мы и подружились.
Ага?
Ладно, ладно, я тут не совсем точно излагал. Если хотите правду-правду – ну, такую лапшиненадовратьтохватитпридумайчтонибудьполучше правду, – то на самом деле мы с Барри ездили в одном школьном автобусе, так что мне постепенно удалось с ним познакомиться. Вот.
Дебильно, да?
Как ни странно, если вдуматься, все несколько занимательнее, поскольку стратегия и тактика рассаживания в школьном автобусе была весьма замысловата и еще сильнее усложнялась из-за того, что в том же автобусе ездили девчонки из соседней женской школы. Через несколько дней после своего появления Барри устроил революцию, усевшись в третьем спереди ряду. Это уничтожало на корню многие годы безмолвных переговоров и не слишком безмолвных драк Барри был из тех, кто спокойно мог отправиться прямо на заднее сиденье, ну, может, пару недель провести во втором или третьем ряду с конца, – и тут он является и усаживается в третьем ряду! Просто неслыханно! Однажды, когда рядом с ним сел первоклашка, а) он пустил его к окну, б) они поговорили. Я не верил своим глазам. Я, блин, глазам не верил. Просто чудовищно.
Стандартная, принятая, унаследованная от прежних поколений схема рассаживания в автобусе была такова:
Самый перед: преподы.
Не самый перед: печальные случаи, христиане, некрутая мелюзга от первого до третьего класса, уродины из женской школы.
Передняя половина середины: крутая мелюзга, некрутые парнишки из четвертых – шестых классов.
Задняя половина середины: крутые четверо– и пятиклассники (которые наследуют задние места), дятлы из шестого класса, которые считают себя крутыми, потому что носят белые штиблеты, заблудшие выскочки – евреи-мазохисты из первых – третьих классов, которым нравится быть битыми.
Не самый зад: интересные девчонки.
Самый зад: крутые шестиклассники.
Передняя и задняя половины середины различаются, мягко говоря, смутно, поэтому, как вы понимаете, четвертый и пятый классы были ключевым периодом для выявления тех пятерых, что со временем перейдут на заднее сиденье. Стоит заметить, что школьный статус человека не обязательно соответствовал его автобусному статусу – частично из-за девчонок, но главным образом потому, что в замкнутом пространстве, куда мы попадали дважды в день на протяжении семи лет, размывались традиционные скороспелые суждения. Люди, которые в школьных коридорах и не осознавали существования друг друга, через три-четыре года в конце концов вынуждены были при встрече возле автобусной лесенки как-то здороваться. Как угодно – от улыбки или кивка до “привета” или удара в морду, – но то был по крайней мере хоть какой-то жест взаимного узнавания.
Мои четвертый и пятый классы проходили под знаком бесконечного конфликта с автобусным префектом того времени – фашиствующим молодчиком Майклом Картером. Конфликт затеял в основном я сам, понимая, что должен как-то провоцировать Майкла Картера, чтобы он на меня накинулся. Этого я и добивался – показать, как умею постоять за себя. Тогда я перемещался из передней половины середины в заднюю – и в шестом классе мог бы сидеть совсем сзади. Проще простого.
Спровоцировать Майкла Картера было легко. Когда он садился в автобус и заводил разговор с Петрой (самой интересной в то время девчонкой), я, встав коленями на сиденье, поворачивался к ним и принимался вежливо, но настойчиво допрашивать:
– Майкл, зачем ты разговариваешь с Петрой, если знаешь, что ей не нравишься? Майкл, зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, что ей не нравишься, зачем ты с ней разговариваешь? Зачем, Майкл? Скажи. Мне просто любопытно, я мог бы поучиться на твоем обширном сексуальном опыте. – Обычно он предлагал мне заткнуться и повернуться лицом вперед, и тогда я говорил: – Это чтобы повыпендриваться перед Петрой? Ты поэтому меня просишь отвернуться? Показать ей, какой ты авторитет? Думаешь, от этого ты ей понравишься? По твоему обширному сексуальному опыту, это помогает, а, Майкл? Скажи, я хочу научиться.
