Хрупкая душа - Пиколт Джоди Линн (лучшие книги без регистрации TXT) 📗

Мы уже два месяца знали, что ты родишься с ОП — остеопсатирозом, болезнью несовершенного костеобразования, «стеклянной костью». Эти две буквы станут впоследствии твоей второй натурой. Из-за дефекта коллагена кости становятся такими хрупкими, что могут поломаться, если человек споткнется, резко дернется или чихнет. Существует несколько типов этого заболевания, но только два из них проявляются во внутриутробных переломах — а именно их и показало УЗИ. Тем не менее рентгенолог не мог определить, второй у тебя тип (с ним не живут) или третий (тоже очень серьезный и прогрессирующий). Теперь же я знала, что в ближайшие годы у тебя сломаются еще сотни костей, но это не имело значения: главное — ты будешь жить, у тебя впереди — целая жизнь на сращение переломов.

Когда непогода улеглась, Шон поехал домой забрать твою сестру, чтобы и она с тобой познакомилась. Я смотрела, как доплеровский локатор прослеживает уход бурана на юг, где он обернется ледяным дождем и парализует аэропорты Вашингтона на три дня. В дверь постучали, и я попробовала привстать, хотя свежие швы обжигали тело огнем.

— Привет, — сказала Пайпер, входя в палату. — Я уже слышала новости.

— Знаю. Нам так повезло.

На долю секунды замешкавшись, она все же улыбнулась и кивнула.

— Ее сейчас принесут, — сказала Пайпер, и в этот момент появилась медсестра с каталкой.

— А вот и наша мамочка! — пропищала она.

Перевернувшись на спину, ты крепко спала в покатом поролоновом лотке, который устроили в пластиковой кроватке. Твои крошечные ручки и ножки были обмотаны бинтами.

Когда ты выросла, твой диагноз стал очевиден: знающие люди сразу замечали, как искривлены твои конечности, как заострено треугольное личико, какого ты неестественно маленького роста, — но в тот момент, невзирая на повязки, ты казалась самим совершенством. Кожа твоя была бледно-персикового оттенка, ротик походил на малюсенькую ягодку малины. Золотистые волосы торчали непослушными кустиками, ресницы были длиной с ноготь у меня на мизинце. Я протянула руку, чтобы коснуться тебя, но тут же опомнилась.

Я была настолько занята заботами о твоем выживании, что совсем не подумала о тех трудностях, с которыми тебе предстоит столкнуться. Я родила девочку прелестную, но уязвимую, как мыльный пузырь. И я, твоя мать, должна была тебя оберегать. Но вдруг моя забота причинит тебе вред?

Пайпер с медсестрой переглянулись.

— Ты ведь хочешь взять ее на руки, правда?

С этими словами она запустила руку под поролон, а медсестра приподняла его края — две крылатые параболы, — чтобы поддержать твои ручки. Медленно, осторожно они возложили драгоценную ношу на изгиб моего локтя.

— Привет, — прошептала я, прижимая тебя.

Ладонь моя уперлась в грубые выступы подкладки. Сколько должно пройти времени, прежде чем я смогу носить этот сверточек, ощущать тепло твоей кожи на своей? Я вспоминала, как плакала новорожденная Амелия, как я укладывала ее в кроватку и засыпала, стиснув ее в объятиях, и всегда переживала, как бы не придавить ее во сне. Но с тобой все иначе — тебя опасно было вынимать из колыбели. Опасно даже гладить по спинке.

Я подняла глаза.

— Может, ты ее подержишь… — сказала я Пайпер.

Она села рядом со мной и провела пальцем по восходящей луне твоей головки.

— Шарлотта, — сказала Пайпер, — она не разобьется.

Мы обе знали, что это неправда, но прежде чем я успела ее уличить, в палату ворвалась Амелия. На ее варежках и шерстяной шапочке виднелись не успевшие растаять снежинки.

— А вот и она, а вот и она! — пропела твоя сестра.

Когда я впервые сказала ей, что у нас появишься ты, она спросила, не управлюсь ли я к обеду. Я ответила, что ждать нужно еще около пяти месяцев, и она решила, что это слишком долго, и стала притворяться, будто ты уже родилась. Носила всюду свою любимую куклу и обращалась к ней «Сисси». Иногда, заскучав или отвлекшись, Амелия роняла куклу вниз головой, и твой отец смеялся: «Хорошо, что это тренировочная версия».

Как только Амелия взгромоздилась Пайпер на руки, чтобы вынести вердикт, в дверях возник Шон.

— Она слишком маленькая, чтобы кататься со мной на коньках, — заявила Амелия. — И почему она одета как мумия?

— Это не бинты, а ленты, — сказала я. — Подарочная упаковка.

Это была моя первая ложь в твое спасение, и, будто почувствовав это, ты проснулась. Ты не плакала, ты вообще не шевелилась.

— Что у нее с глазами?! — в ужасе воскликнула Амелия, и мы все уставились на визитную карточку твоей болезни: белки, которые были не белыми, но ярко-голубыми.

В двенадцать часов медсестры вышли на ночную смену. Мы с тобой крепко спали, когда в палату вошла женщина. Я медленно выплыла из сна в явь, сосредоточившись на ее халате, именном значке и рыжих кудрях.

— Погодите, — сказала я, предупреждая ее движение, — будьте осторожны с ней!

Она снисходительно улыбнулась.

— Не волнуйтесь, мамочка. Я меняла подгузники каких-то десять тысяч раз в жизни.

Но я тогда еще не умела быть твоим голосом. Разворачивая пеленку, она слишком резко дернула за край. Ты перевернулась на бок и завизжала — не захныкала, как прежде, когда была голодна, а исторгла пронзительный, свистящий звук, которым сопровождалось твое рождение.

— Вы сделали ей больно!

— Ей просто не нравится просыпаться среди ночи…

Я не могла представить ничего ужаснее твоих воплей, но тут твоя кожа поголубела под цвет глаз, а дыхание превратилось в череду судорожных глотков воздуха. Медсестра склонилась над тобой, сжимая в руке стетоскоп.

— В чем дело? Что с ней? — требовательно спросила я.

Она, нахмурившись, прослушивала твою грудную клетку, когда ты вдруг обмякла всем тельцем. Медсестра нажала на кнопку за изголовьем кровати.

— Экстренная ситуация! — объявила она, и в тесную палату, несмотря на поздний час, мигом набилось множество людей. Слова пролетали, как реактивные снаряды: «Гипоксия…

Газ в артериальной крови… Сорокашестипроцентный SО ₂… Ввод FIО ₂…»

— Начинаем закрытый массаж сердца.

— У нее ОП.

— Лучше жить с переломами, чем умереть с целыми костями.

— Понадобится портативный грудной ап…

— Когда это началось, в левой стороне не было слышно дыхания…

— Незачем ждать рентгена, у нее в плевральной области может оказаться воздух…

За мелькающими столбами их тел я поймала проблеск иголки, входящей тебе между ребер, а через несколько секунд чуть ниже погрузился и скальпель. Красная капелька крови, зажим, длинный шланг, ведущий к сердцу… Я наблюдала, как они пришивают змеившуюся из твоего бока трубку.

К тому моменту, как приехал Шон, вне себя от волнения, с вытаращенными глазами, тебя уже отвезли в реанимацию.

— Ее разрезали, — всхлипывая, сказала я, не найдя других слов.

И когда он сжал меня в объятиях, я наконец дала волю так долго копившимся слезам.

— Мистер и миссис О’Киф? Меня зовут доктор Родс.

В палату заглянул парень, похожий на старшеклассника. Шон стиснул мою ладонь.

— Что с Уиллоу? — спросил он. — Мы можем ее увидеть?

— Не сейчас, но скоро сможете, — заверил нас врач, и тугой узел у меня внутри распустился. — Рентген грудной клетки показал перелом ребра. Несколько минут в мозг не поступал кислород, а это привело к прогрессирующему пневмотораксу, смещению средостения и кардиопульмональному шоку.

— Ради бога, говорите по-английски! — вспылил Шон.

— Мистер О’Киф, она несколько минут была лишена кислорода. Ее сердце, трахея и основные сосуды сместились на противоположную сторону тела, поскольку грудную полость заполнило воздухом. Плевральная дренажная трубка вернет органы на место.

— Лишена кислорода… — пробормотал Шон так, будто слова эти липли к горлу. — Это же означает церебральные нарушения!

— Не исключено. Нам еще предстоит это выяснить.

Шон так крепко сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев.

— Но ее сердце…

— Сейчас ее состояние оценивается как стабильное, хотя кардиопульмональный шок может повториться. Мы точно не знаем, как организм отреагирует на меры, принятые для спасения ее жизни.