Матильда - Гавальда Анна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
– Ты что, даже в сумку не уберешь? – заволновалась она.
– Уберу, уберу. Конечно. Извини.
– Ты знаешь, это все-таки крупная сумма…
Я невозмутимо размешивала листики мяты в своем бокале, но судя по всему, ее это не убеждало:
– Ты ведь будешь внимательна, да?
Я с важным видом подтверждаю (бедняжка, откуда ей знать, что от капли рома с лаймовым соком я не пьянею…), затем беру всю наличность и кладу в сумочку, которую для пущей убедительности оставляю у себя на коленях.
– Вся сумма в купюрах по сто… Я сначала засунула их было в обычный банковский конверт, но потом подумала, что это слишком заметно. Из-за логотипа, ну ты понимаешь… Поэтому я конверт поменяла.
– Ты все правильно сделала, – отвечаю я, одобрительно кивая головой.
– Да, и к тому же, как ты видела, я не стала запечатывать конверт, чтобы и ты могла доложить туда свою часть…
– Прекрасно!
И поскольку она оставалась все такой же напряженной:
– Эй, эй, Жюли… Все в порядке, вот… – добавила я, перекинув через голову ремень сумки. – Смотри! Я вылитый сенбернар! Да получит он свои денежки, этот ваш жулик Антонио, все получит. Не волнуйся.
Она растянула губы то ли в улыбке, то ли в тяжелом вздохе, сложно сказать, и занялась изучением счета.
– Оставь, это мой счет. Давай, беги уже, а то опоздаешь на поезд. Поцелуй там от меня своих родителей и скажи Полин, что ее посылка получена.
Она встала, бросила последний печальный взгляд на мою старую сумку, завязала пояс на своем тренче и отправилась, словно бы с сожалением, на уик-энд в отчий дом.
И только потом, в этом кафе около Триумфальной арки, где я сидела в глубине и т. д., я отыскала свой мобильник. Марион оставила мне сообщение, любопытствовала, купила ли я то маленькое синенькое платьице, которое мы вместе с ней обнаружили на прошлой неделе, насколько я уже влезла в долги и есть ли у меня планы на сегодняшний вечер.
Я ей перезвонила, и мы отлично поболтали. Я в подробностях описала свою добычу, синенькое платьишко не взяла, зато купила отпадную пару туфель, премиленькие заколки и восхитительное белье, ну да, конечно ты знаешь, лифчик такой, как у «Эрес», ну да, с такими чашечками и такими бретельками, трусики умопомрачительные, нет, нет, уверяю тебя, совсем недорогие и, правда, очаровательные, ну да, конечно ты знаешь, такие, что прячут все самое вкусненькое в кружевах, и бла-бла-бла, и то да сё, и о-ля-ля.
Потом я рассказала ей о том, как тряслась наша великая отмывательница денег, моя соседка, о конверте с логотипом, и даже о том, как я повесила сумку себе на плечо с видом заправского предводителя скаутов Франции, чтобы ее утешить, и тут уж мы, само собою, так и покатились со смеху.
Потом мы поговорили о всяких серьезных вещах, а именно: об организации одной вечеринки, о тех, кто там будет, и как мы с ней собираемся туда нарядиться. Не забыв попутно, в первом приближении, перебрать всех особей мужского пола, которые могли туда заявиться, с полной и исчерпывающей характеристикой каждого: пробег, изношенность, семейное положение, список дипломов и репутация предприятия.
Болтовня разбудила жажду, и я заказала еще мохито, чтобы подкрепиться.
– Что это ты там грызешь? – внезапно заинтересовалась моя приятельница.
– Кубики льда, – призналась я.
– Но как ты можешь? – в ужасе воскликнула она, а я ей в ответ, с идиотским видом намекая на секс, возьми да и ляпни, что, мол, в определенных обстоятельствах привычка грызть лед очень даже помогает.
Конечно, это была пустая бравада. Мутная чушь, отрытая в каком-то старом детективе, которую я выдала, просто чтобы рассмешить подругу, и тут же забыла, но отчетливо вспомнила несколько дней спустя и страшно испугалась.
Я еще расскажу почему.
Марион в конце концов повесила трубку, я оставила на столе пару купюр, собрала свое барахло и, только когда полезла за ключами от замка к своему велику, поняла, что теряю контроль.
Все остальные сумки у меня были с собой, пакеты с кремами против морщин и с трусиками в горошек, – не хватало только той единственной, которая была действительно ценной.
– Черт, – прошептала я, – ну надо же быть такой идиоткой… – и галопом понеслась обратно, ругая себя на чем свет стоит.
6
Как сильно я вдруг вспотела… И как холодны были эти капельки, сползающие вдоль моего позвоночника… А мои ноги… Они подгибались от слабости… Но продолжали бороться с притяжением куда-то ускользающего пола…
Я рассуждала, урезонивала себя.
Я урезонивала себя, перебегая дорогу в неположенном месте под гудение шарахающихся от меня автомобилистов. Я говорила себе: «Послушай, прошло от силы несколько минут, ты отошла на какую-то сотню метров. Сумка там. Официант наверняка ее заметил, подобрал, пересчитав щедрые чаевые, положил в надежное место и очень скоро отдаст тебе, возведя глаза к небу: ох уж эти девушки…
Успокойся, толстуха, возьми себя в руки».
Я чуть было не угодила под машину и ни капельки не успокаивалась.
Банкетка была еще теплая, на ней по-прежнему виднелся отпечаток моих ягодиц, оставленные мной купюры послушно лежали на столе, а вот сумки не было.
7
Официанты ничего не понимали. Хозяин заведения ничего не понимал. Нет, нет, они ничего не находили, но знаете, учитывая район, здесь уже ничему не стоит удивляться. Вот только на прошлой неделе у них стащили мыльницы из туалетов. Да-да, вы не ослышались: мыльницы. Это немыслимо, вы не находите? Свинтили мыльницы вместе с крепежом. И в этом мире мы живем. Чего уж тут говорить о кадках с растениями вокруг террасы, которые они по вечерам закрепляют цепями. Каково? А столовые приборы? Знаете, сколько у нас выносят столовых приборов в год? Ну назовите какую-нибудь сумму, просто для примера.
Конечно, весь этот утешительный компот я не воспринимала. Мне до этого не было никакого дела. Я была в абсолютной панике, но раз после меня отсюда, по их словам, никто не выходил, значит, этот непорядочный человек все еще здесь.
Я обошла зал и все столики на террасе, осматривая банкетки, стулья, колени, заглядывая под столы и роясь в вещах на вешалках. Я налетала на людей, извинялась, сдерживала слезы, спустилась к туалетам, женский, мужской, «Вход воспрещен», прошла на кухню, приставала ко всем с вопросами, отталкивала тех, кто хотел меня вывести, умоляла, обещала, не выдерживала, клялась, улыбалась, шутила, пристально изучала, сканируя, приближая, просвечивая насквозь, следила за входом и в конце концов вынуждена была смириться с очевидным: и сумки нет, и ни единого подозреваемого на горизонте.
Меня обманывали. Или же я сошла с ума.
Это возможно. Думаю даже, именно так оно и было. Я была уже неспособна мыслить логически и просто перебирала в голове разные варианты: потеряла ли я сумку, пока шла к велосипеду? Ремешок порвался мне в наказание за то, что я смеялась над своими любезными командиршами? Стала ли я жертвой карманника-виртуоза, орудующего в верхней части Елисейских полей? Это и есть мой свободный вечер? А что, похоже, что все остальные дни недели я провожу в богадельне?
Я уходила оттуда совершенно разбитая под удручающий гул сочувствующих голосов:
– Искренне сожалеем, мадемуазель. Оставьте нам свой номер на всякий случай. И все-таки проверьте помойки в этом квартале. Знаете, они берут только деньги, от остального отделываются сразу. Подождите немного, прежде чем заявлять в полицию, хотя, конечно, бумаги нынче дорогого стоят. В любом случае, я вам говорю, со всеми этими цыганами, которые уже второй год ошиваются на Елисейских полях, здесь больше нечему удивляться.
Ладно… Удачи.
Выйдя на улицу, я разревелась.
Я плакала из-за самой себя. Из-за собственной глупости. Из-за всех этих абсурдных сумок, которые держала в руках. Из-за всех этих вещей, в которых я не нуждалась, на которые мне было наплевать, которые только мешали теперь и…
