Магнитные поля - Бретон Андре (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
С большими предосторожностями я продвигаюсь среди болот, я созерцаю, как воздушные края спаиваются с небесами. Я заглатываю дым своей сигареты, похожий на химерический образ другого. Скупость – превосходный грех, разодетый в водоросли и солнечные инкрустации. Осмелюсь утверждать: всё в нас осталось по-прежнему, и я не чувствую себя слишком повзрослевшим. Я боюсь обнаружить в себе старческие замашки, что обычно путают с розетками шума. И снова ужасы номеров захудалой гостиницы, обязательное участие в этих погонях! И только тогда! В Париже много таких мест, особенно на левом берегу; я вспоминаю об одной маленькой семье, о которой говорилось в письме из Армении. Их приютили с преувеличенной заботой; это плохо кончится, уверяю вас, тем более что павильон выходит в разверстую пропасть, а набережная Цветов по вечерам безлюдна.
Как я радовался явлению Богоматери Дарующей в двух или трёх книгах. Неужели эти градины в моей руке будут таять вечно? На магниевой фотографии вы видите сумасшедшего, что робко трудится в полуразрушенных полях и переворачивает землю, переполненную прекрасными осколками стекла? О красота, облачённая в огонь, ты ранила меня своею тонкой экваториальной плетью. Слоновые бивни встают аркбутанами, упираясь в ступени звёздных зорь, по которым вот-вот сойдёт принцесса, и группы музыкантов являются из моря. Я один на плато, звенящем от двусмысленного качания, в нём заключена для меня вся мировая гармония. О! Сбросить волосы вниз – все члены – небрежно в белизну мимолётного. Какие у вас сердечные средства? Мне нужна третья рука, как птица, которую две другие не могли бы усыпить. Я должен слышать головокружительные галопы в пампасах. У меня уши так забиты песком, что я не знаю, смогу ли выучиться вашему языку. Глубоко ли под кожей женщин завязываются кольца контактов, и не слишком ли много маленьких невинных волн выплакано на мягкое ложе роженицы? Потустороннее свидание среди обыденных хитростей, после сотни хитроумных экспериментов. Малая скорость. Только бы мужество не покинуло меня в последний момент!
Затмения
Цвет сказочных приветствий потемнел до едва различимого хрипа: покой регулярных вздохов. Цирки пульсаций, несмотря на запах молока и свернувшейся крови, доверху заполнены секундами меланхолии. Немного дальше кратер – отверстие неизвестной глубины – притягавает наши зрачки, это оргАн повторяющейся радости. Простота древних лун, ты великое таинство для наших глаз, пропитанных общими местами.
Этому городу на северо-востоке, наверное, дарована блаженная привилегия срывать вьюны терзаний, змеящихся по горам песка и первобытных окаменелостей. Заранее никогда не известно, что за конденсированный ликёр поднесут нам девушки этой страны без золота.
Подкрашенные кислоты наших бренных сомнений омывают отроги первородных грехов; органическая химия успешно продвигается вперёд. В этой долине металлов собираются дымы: они готовят кинематографический шабаш. Слышатся крики ужаса заблудившихся чаек – это синхронный патологический перевод с языка оскорблённых колоний. Бродяга-каракатица выбрасывает в море маслянистую жидкость, и море меняет цвет. Здесь, на пляжах, где галька запятнана кровью, можно расслышать нежные шёпоты звёзд.
Абсолютное равноденствие.
Повернувшись спиной к равнине, мы увидим обширные пожары. Треск и крики заблудились и пропали вдали; лишь одинокий призыв рожка вдыхает жизнь в мёртвые деревья.
Ночь поднимается сразу на все четыре стороны света, большие животные всё же мучительно засыпают. На дорогах, в домах зажигается свет. Так исчезает великий пейзаж.
Жалостливые глаза запуганных детей придают этим играм отталкивающую томность. Самые маленькие убегают, жест заботы становится знаком безграничной надежды. Ветхие обломки мнимых болезней, способны ли вы на бесконечные сражения? Четыре самые героические добродетели и целое полчище вытесненных желаний бледнеют и истекают густой кровью. Вспомогательное мужество заражённых стад, хор горних жалоб, потоки спасительных проклятий. Бесконечный ряд: скачущая циркуляция зорь и сенсационное замыкание медлительных зарев.
Закипая в стакане, гранатовая жидкость интенсивно выталкивала на поверхность белые клубки, что снова падали вниз туманными занавесями. Приближались мужчины с погасшими глазами, они читали свою судьбу на матовых стёклах дешёвых домов. Внимательно разглядывали пухленькие ручки торговок обыденными сенсациями и животных, сидевших всегда на том же месте, – одурелых и преданных.
И к двум часам пополудни над мостами перпендикулярно проходит тяжёлый жар, медленно опускаясь на парапеты. Сбегаются сентиментальные облака. Точно в назначенное время.
Галопирующий свет постепенно умирает, пробуждая нескончаемый шелест жирных растений. Импортные химические богатства сгорают тяжело, как ладан. Украшенные завитками чары наших снов укладываются горизонтально. Дымы в кипящих небесах обращались в чёрный пепел, и в высшие сферы возносились крики. Куда бы ни падал наш взгляд, – везде мы натыкались на беспорядочную пляску чудовищной теории кошмаров.
В тот час смятения воспламенялись плоды на ветвях.
Час метеоров ещё не настал.
На неподвижные реки обрушивается обыкновенный дождь. Коварный шум приливов проходит в лабиринты сырости. После встречи с падающими звёздами тревожные глаза женщин закрываются на много лет. Они увидят только гобелены июньского неба и морские приливы; но где-то существуют величественные звуки вертикальных катастроф и исторических событий.
Человек воскресает вторично. Его память засажена древовидными воспоминаниями, там протекают золотоносные реки; параллельные долины и дикие вершины молчаливее потухших кратеров. В его теле гиганта ютятся гнёзда липких насекомых и целые племена шпанских мушек.
Он встаёт, это усилие будит все затаённые жужжания. Ликующие крики животных сопровождают его светящийся путь.
Те сферы заливал свет волнующегося моря; исчезла эфемерная растительность, и звёзды выглянули сквозь клубящиеся пары. Впервые открытая небесная деятельность. Подкрадывались планеты, и тёмные паузы селились на звёздах. Чуть различимые медлительности окружали холмы. На болотах не осталось ничего, только воспоминания об ограблениях. Необходимость математического абсурда не доказуема. Почему эти тщательно раздавленные насекомые не проклинают, умирая, все мировые страдания? В эти соблазнительные уголки нас подталкивают все наши обожаемые невзгоды. Древо народов ещё не сгнило окончательно, и урожай всегда наготове. В отяжелевшей атмосфере плавают приказы пьяных командиров. Рассчитывать не на что. Мужество отменили. Уступки без конца.
Птичка в клетке доводит до слёз прелестную девочку, обречённую синеве. Её отец – исследователь. Кувыркаются новорожденные котята. В этом лесу растут бледные цветы, они убивают того, кто захочет их сорвать. Семья процветает, после еды все собираются под липой.
Крупье бросает золото горстями. Прекраснейшая из страстей – забвение. Единственная мысль: что он будет выкрикивать. Горячее питьё подают в стаканах из цветного стекла.
Здесь, на бесцельных улочках, рождаются великие смертные грехи, приговорённые к прощению. Угрюмые указательные столбы, ваши флаконы с солью нам не помогут.
Открывается вид на бессчётное множество несообщающихся озёр, что высосала та маленькая лодочка с чудесным именем. Ранним утром тяжело дышащий диск возник на дорогах, очерченных нашей рукой. Рукой без кисти. Хмурят брови лепные украшенья. Это всего лишь предупреждение. Шарики из хлопка успешно порождают солнце, тошнотворное, как на афишах. Всё вышеописанное имеет отношение к химическим свойствам, прекрасно достоверным химическим осадкам.
