Правила одиночества - Агаев Самид Сахибович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Караев поездил по России, Украине, Белоруссии, затем вспомнил студенческие годы и подался в Москву. Пытался устроиться по специальности, но государственные предприятия находились в состоянии коллапса, а частные пищевые производства только проходили пирожково-чебуречную стадию. Многие его однокурсники работали в системе Агропрома. Пользуясь связями, стал заниматься посредничеством, купил торговую палатку на окраине города, затем взял в аренду продовольственный рынок.
— Ничего не поделаешь, — наконец сказал Караев, — голод не тетка. Жизнь навязывает нам свои суровые условия существования. В нашем городишке, на юге Азербайджана, в советские времена находился крупнейший в стране консервный комбинат. Я работал на нем начальником лаборатории. Вообще-то я институт в Москве закончил. С большим трудом выправил себе назначение на малую родину, а должен был ехать на Кубань. Десять лет я проработал на комбинате. Потом началась перестройка. Союз развалился, комбинат стал. Это надо было видеть. В воздухе царило ощущение катастрофы: склады переполнены, все дороги на подступах к комбинату забиты многокилометровыми очередями, грузовики, трактора с прицепами, в кузовах помидоры, под палящим солнцем, и запах гниения на всю округу. На этом предприятии работала половина нашего города. Впрочем, что говорить — то же самое происходило во многих городах, во всех республиках бывшего Союза, только в различных вариантах.
— Мои родители тоже часто жалеют о распаде Союза, — сказала Маша, — особенно мама: у нее сестра живет в Риге, тетка моя, безвыездно живет, боится, потому что если она приедет маму навестить — ее обратно могут не впустить. Она прожила там всю жизнь, а теперь их не хотят признавать гражданами Латвии.
— Что характерно, — заметил Караев, — если бы подобное происходило в Азербайджане, сейчас бы вопль стоял на всю Россию, а прибалтам все сходит с рук. Как только они ни гнобят русских — все молчат, словно в рот воды набрали. Когда их долбаную телевышку захватил спецназ, вся российская интеллигенция на уши встала, а сейчас такое ощущение, что она стоит раком.
Маша кашлянула.
— Извини.
— Ничего, мой папа тоже любитель крепких выражений. Нашему поколению, наверное, никогда не понять ваше, я часто спорю с родителями. Как можно жалеть о Советском союзе? Ведь вы жили при коммунистическом строе — железный занавес, отсутствие демократических свобод…
— Мы не жалеем, — мрачно произнес Караев, — мы испытываем ностальгию. Это была прекрасная страна, и ее создавали отнюдь не коммунисты. Советский союз возник не на пустом месте. Была великая Российская империя. Большевики лишь поменяли название. А что сделала эта шпана — пользуясь отсутствием батьки, собралась, быстренько подмахнула бумаги и объявила себя свободными; ели-то от пуза они давно, но хотелось, чтобы об этом весь мир узнал. И ведь какая странная закономерность наблюдается: во всех республиках правят бал оголтелые, в прошлом коммунистические бонзы. Люди, клявшиеся в верности коммунистическим принципам, теперь поборники демократического образа жизни, они теперь президенты, бывшие секретари компартий, стукачи, надзиратели, комитетчики. Оказалось, что в душе они все были демократы и диссиденты, просто время было такое…
— Извините, что перебиваю, — сказала Маша, — но я кончила.
Караев развел руками, потом полез в карман, достал несколько купюр и протянул девушке:
— Спасибо за работу, только лучше говорить — я закончила.
— Почему? — спросила Маша, убирая деньги в сумку.
— Без комментариев.
— Не считайте меня ребенком, я понимаю, что вы имеете в виду, только каждый думает в меру своей испорченности.
— Как ты разговариваешь с работодателем?
— А зачем вы ставите меня в неловкое положение?
— Ну, хорошо, — Караев поднял руки, — я был не прав. Пойдем лучше выпьем.
Маша отказалась:
— Спасибо, мне нужно идти.
— Ну, как знаешь.
— До свидания.
— До свидания.
Девушка ушла.
Караев некоторое время постоял перед закрытой дверью, потом погрозил кому-то пальцем и вслух произнес: «И никаких шашней с домработницей».
Утро следующего дня началось с тяжелого пробуждения и тревожных мыслей по поводу собственного поведения с домработницей. Медленно восстановив в памяти события вчерашнего дня и не найдя в них ничего предосудительного, Караев облегченно вздохнул и отправился в ванную комнату.
Через час он в костюме и галстуке сидел перед письменным столом и пил чай из маленького грушевидного стаканчика. На краю стола в рамке стояла фотография молодой женщины в простеньком ситцевом халате. Караев допил чай и, глядя на фотографию, сказал вслух: «Ну, что же, сынок, пора на работу». После этих слов раздался телефонный звонок. Караев подождал, пока включится автоответчик, и услышал женский голос: «Алло, Ислам, это я, Лена, если ты дома, возьми трубку, пожалуйста».
Караев взял трубку и произнес:
— Тебе же русским языком сказали: «Оставьте сообщение — и вам обязательно перезвонят».
— Может быть, для начала поздороваешься, — спросила Лена, — а уж потом будешь ворчать?
— Ну здравствуй.
— Здравствуй, Ислам, ну, как ты поживаешь?
— Спасибо, хорошо. А ты как поживаешь?
— Я соскучилась.
— А-а.
— Что означает твое а-а?
— Вопрос снимается.
— Почему? — не унималась женщина.
— Ни почему.
— Когда мы встретимся? — спросила Лена.
— Ну, как-нибудь встретимся, — пообещал Караев.
— Мы расстаемся?
— Что значит расстаемся? Если быть точным, мы расстались пятнадцать лет назад.
— Тебя это, я вижу, радует.
— Нет, меня это не радует, я просто констатирую, определяю положение вещей. Знаешь такое сочинение, называется «О природе вещей»? Автор — философ по фамилии Лукреций. В школе не проходили? А в институте? Не надо было лекции пропускать. Я не издеваюсь, я совершенно серьезно говорю.
— Как Маша убирается?
— Чисто. Слушай, а ты по симпатичней никого не могла найти?
— Я это сделала намеренно. А ты полагал, что приведу тебе провинциальную красотку, чтобы она тебя окрутила и вытянула из тебя твои денежки? Нет, мой милый, с Машей я могу быть за тебя спокойна, я знаю твой вкус. На нее ты не позаришься.
— А если она меня соблазнит? Как знать, человек слаб… Ну ладно, мне пора на работу. Я, можно сказать, в дверях стою. Что за манера у тебя звонить с утра пораньше?
— Ну сейчас же не раннее утро, — сказала Лена, — уже одиннадцать, между прочим.
— Ну, правильно, — подтвердил Караев, — одиннадцать. Москва только проснулась. Ты, Елена, на стройке не работала?
— Ты бы еще спросил, не работала ли я в трамвайном депо, — возмутилась Воронина, — конечно, не работала. Я, между прочим, выросла в семье министра.
— Не работала, поэтому ты не знаешь, что раньше отсчет времени начинался с открытия винных магазинов, а открывались они, как ты уже, наверное, в силу своей проницательности догадалась, в одиннадцать утра. Это сейчас водку можно купить в любое время, а в те времена в неурочный час — только у таксистов, ферштейн?
— Иди ты к черту, — вдруг обиделась Воронина и бросила трубку.
Хлеб насущный
За прилавками друг против друга стояли два молодых азербайджанца и лениво переговаривались. Перед ними на лотках были выставлены горки экзотических фруктов и овощей. Вдоль рядов медленно шла молодая женщина. Заприметив ее, один торговец заметил: «Хорошая штучка, а, племянник?»
— Неплохая, — согласился племянник, — ты будешь клеить или я?
— К кому подойдет, тот и будет, — ответил дядя.
После этого они замолчали, принялись выжидать, как два суслика в засаде.
«Жертва» приблизилась к прилавку племянника.
— Почем апельсины? — спросила женщина, взяв оранжевый плод в руки.
— Шейсат рублей, — приветливо ответил торговец, добавил: — но тебе бесплатно дам.
— Что это ты вдруг расщедрился? — удивилась женщина.
— Давай вечером встретимся, — предложил торговец, — туда-сюда, погуляем.
