Ключи от рая - Борисова Виктория Александровна (книги полностью TXT) 📗
Глеб раскрыл тетрадь, последние полгода служившую ему чем-то вроде дневника, перелистал… Чистых страниц почти не осталось. Слова, слова, слова… Сколько он трудился над ними — и совершенно напрасно!
На последней странице он написал крупно и размашисто:
«Итак, сегодня мир снова сказал мне “нет”. Кажется, на этот раз окончательно и бесповоротно… Что же остается человеку, который так и не смог ни жить, ни умереть как следует?»
Глеб испытывал сильнейшее чувство неловкости и стыда — в первую очередь перед самим собой. Вся затея коллективного самоубийства (про себя он предпочитал называть его «уходом») теперь представлялась ему каким-то детским, нелепым фарсом. Все предусмотреть хотели, недоумки… Чего стоит тщательно выверенный план и все приготовления, если разрушить их может нелепое стечение обстоятельств? Но кто же мог знать, что этому шоферюге приспичит отлить именно в это время и в этом месте!
Больше всего почему-то Глеб злился на своих товарищей по несчастью. Трусы! Если жизнь не сулит ничего, кроме страданий, она не стоит того, чтобы волочить унылую лямку неизвестно зачем и неизвестно сколько времени. Нужно было лишь сделать шаг и преодолеть свою нерешительность, он хотел им помочь, а они так легко его предали.
Ну и пусть. Значит, и думать о них больше не стоит!
Почему-то явление ангела не особенно впечатлило его. Перед тем как решиться на самоубийство, Глеб прочел немало самой разной литературы о том, как умирает человек и что происходит с ним перед смертью… В книге известного американского врача, наделавшей много шума, описаны были самые разные впечатления умирающих. Каждый видит то, во что верит, а потому нет ничего удивительного в том, что верующего христианина на том свете встречают сонмы ангелов, буддиста — видение колеса Сансары со всеми его прошлыми и будущими воплощениями, а просто человека, привязанного к близким, — умершие родственники и друзья. Все это предсмертный бред, фантазия, порожденная мозгом, страдающим от кислородного голодания.
И ангел-гаишник — всего лишь отголосок древнего архетипа, причудливо трансформированного современными реалиями. Оказывается, мифы, дремлющие в глубинах подсознания, могут быть удивительно живучими!
Глеб покосился на алый крест на запястье. Вот это странно, конечно… Но возможности человеческой психики еще до сих пор до конца не изучены. Сила внушения (и самовнушения!) творит порой просто поразительные вещи. Так появляются стигматы у верующих фанатиков, так индийские факиры могут протыкать свое тело иглами, не чувствуя боли, так человек, находящийся под гипнозом, не чувствует ожога от поднесенного к телу раскаленного железа…
Но и это сейчас не важно. Гораздо важнее другой, вечный вопрос: что делать? Влачить и дальше жизнь непризнанного гения, писать стихи по ночам, перебиваясь с хлеба на воду, и надеяться неизвестно на что? Нет уж, увольте! Конечно, теперь, когда уже не нужно думать о других, ничто не мешает повторить попытку, но… Стыдно было признаться (даже себе самому), но одна мысль об этом вызывала такой ужас, что темнело в глазах, сердце в груди начинало биться часто-часто и к горлу подкатывала тошнота. Пугали все отвратительные приготовления, неизбежная боль… Но особенно — сам переход от жизни к не-жизни. Глеб чувствовал, что у него не хватит сил пройти через все это снова, по крайней мере сейчас.
Он посмотрел в окно. Ночь выдалась ясная, в небе горят звезды… Как говорил когда-то старик Кант, «две вещи наполняют мою душу священным трепетом — звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас».
Ну, про нравственный закон он загнул, конечно… Но сказал-то все равно красиво! Перед лицом огромной и вечной Вселенной любой мыслящий человек чувствует себя песчинкой, бесконечно малой ее частицей.
И тут с ним произошло нечто странное и удивительное. Наверное, виной тому была бессонная ночь, слишком много кофе и сигарет, пережитый стресс… А может быть, пресловутое кислородное голодание мозга.
Мир как будто сдвинулся. На краткий миг Глеб перестал чувствовать свое тело, да что там тело — он как будто забыл всю прежнюю жизнь, забыл, кто он такой… Одновременно он был везде и нигде, словно разум его вышел за границы собственного «я» и невероятным образом сумел объять все сущее в мире. Это было восхитительно — и в то же время очень страшно.
«Не хватает только умом тронуться, как несчастный Лешка!» — успел подумать Глеб, и в следующий миг все вернулось на место. Он так же сидел за письменным столом над раскрытой тетрадью в комнате, где знакома и памятна с детства любая мелочь, и звезды все так же заглядывали в окно…
Что-то изменилось только в нем самом.
«Итак, сегодня снова мир сказал мне “нет”…»
Глеб снова и снова перечитывал эту фразу. Сейчас она показалась ему какой-то слишком уж мелодраматической. Подумаешь, философ… Только сейчас он сумел в полной мере понять и осмыслить такую, в общем-то, простую мысль: миру нет до него никакого дела. А все проблемы и, казалось бы, непримиримые противоречия существуют лишь в его собственной голове.
Да еще на бумаге.
Эта мысль оказалась такой простой — и в то же время воодушевляющей. Да что там, просто гениальной! Глеб вырвал страницу, старательно скрутил в тугой бумажный шарик и положил в пепельницу. Даже самому стало смешно: почему словам, написанным или напечатанным, люди склонны придавать такое большое значение? Разве есть в этом смысл, если то, из-за чего он был готов убить себя еще сегодня утром, выглядит таким маленьким и ничтожным?
Чиркнула спичка, маленький огонек вспыхнул, чуть разгорелся и погас, оставив лишь кучку черного пепла. На душе вдруг стало легко и весело. Глеб почувствовал себя свободным, словно с плеч спал тяжелый груз, неизвестно кем и за что на него возложенный. Стоит ли вечно биться лбом в одну точку, как баран о стену, пробивая дорогу своему таланту? Наверное, нет! А значит, нет никакой необходимости убивать себя физически. Ведь можно умереть в ином смысле — человек по имени Глеб Ставровский будет жить, и по возможности жить хорошо…
Но это будет совсем другой человек.
Для этого нужно было сделать что-то прямо сейчас. Глеб сходил на кухню, принес большой пакет для мусора и решительно сгреб в него все бумаги со стола. В черное полиэтиленовое чрево полетели дневники, письма, бесконечные черновые наброски…
Неловким движением он задел сверток-бандероль в коричневой почтовой бумаге, и он с глухим стуком упал в узкую щель между столом и книжным шкафом. Надо бы достать, конечно, да бог с ней! Не двигать же тяжеленную мебель среди ночи. Как-нибудь потом, после…
Было лихорадочное радостное возбуждение. Так, наверное, чувствует себя человек, отправляющийся в далекое и интересное путешествие. Все, хватит заниматься чепухой! В его жизни больше не будет места для пустых мечтаний, «проклятых вопросов», ненужных иллюзий…
И для стихов, которые никому не нужны.
Пакет получился довольно объемистый. Глеб посмотрел на него с некоторым сомнением. Лучше бы, конечно, сжечь, но в городской квартире это сделать негде… Не устраивать же костер посреди комнаты!
Пришлось идти к мусорному контейнеру во дворе. Из-за позднего времени Глеб надеялся никого не встретить, но тут ему не повезло. Возле дома его окликнула Лидия Петровна — давнишняя бабушкина подруга. В белом плаще и неизменной старомодной шляпке с пластмассовыми вишенками, она выгуливала свою собачку — такую же антикварную, как сама, болонку Мотю.
— Добрый вечер, Глебушка! — церемонно поздоровалась она. — Какой прекрасный вечер! Мы тут с Мотечкой гуляем, совершаем моцион, можно сказать… Что поделаешь, старческая бессонница!
Это было так некстати! Глеб даже чертыхнулся сквозь зубы. Ну что это ей дома не сидится по ночам?
Лидия Петровна кокетливо улыбнулась слишком ярко накрашенными губами и поправила шелковый шарфик на шее. В холодном свете уличного фонаря ее лицо казалось синеватым, неживым, даже пугающим… Просто сама Леди Смерть из старинной шотландской баллады, а не соседская бабулька!
