Возвращение домой.Том 2. - Пилчер (Пильчер) Розамунд (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
Джудит не соглашалась.
— Это будет пустая трата места. На мой взгляд, нам нужно устроить здесь детскую для Анны. Можно поставить кровать, несколько полок под ее книжки и еще, может быть, старый диван. Диваны всегда придают уютный вид. И ей будет где играть, пусть себе устраивает тут кавардак в дождливые дни.
— Но Джудит! — спорила Филлис, — У нас и так есть большая спальня. Это же твой дом, а не мой. Мы не можем занять у тебя всю жилую площадь…
— Хорошо, а как быть, если Сирилу дадут отпуск? Он захочет побыть с тобой и с Анной. И тоже приедет сюда. Если, конечно, он не предпочтет пожить у родителей.
— Нет, уж этого он точно не захочет.
— Не можете же вы спать все вместе, в одной комнате. Это будет не совсем прилично. Анна уже не грудной младенец.
Филлис немного смутилась.
— Раньше спали, и ничего.
— Слушай, я не хочу, чтобы в моем доме вы жили в тесноте, как «раньше». В этом нет необходимости. В общем, решено. Эта комната достается Анне. Пора ей привыкать спать одной. Кровать ей мы поставим настоящую, взрослую, так что если кто-нибудь приедет в гости с ночевкой, мы Анну на время выселим, и гостя положим на ее кровати. Как ты находишь такой компромисс? Пол застелем ковром…
— Сойдет и линолеум.
— Линолеум холодный. Нет, нужен ковер. Я думаю, синий. — Мысленно примеривая к комнате синий ковер, Джудит огляделась. В мансарде было просторно и много воздуха, но лишь одно маленькое окошко, поэтому из-за наклонного потолка здесь казалось темновато. — Стены покрасим в белый цвет, это сделает комнату светлее. Вот только камина нет. Придется подумать над тем, как обогревать комнату зимой…
— Парафиновая печка сойдет.
— Не люблю я парафиновые печки. По-моему, они небезопасны…
— Мне нравится, как от них пахнет…
— Но Анна может ее уронить, и тогда от нас одни угольки останутся. Может быть…
Но ей не пришлось докончить — внизу хлопнула передняя дверь и послышался громкий, взволнованный крик: «Джудит!»
Лавди.
Джудит вышла с Филлис на площадку и, перегнувшись через перила, увидела бегущую вверх по лестнице Лавди. На нижней площадке та остановилась.
— Джудит, ты где? — Тут, наверху!
Лавди снова бросилась бегом по лестнице, и через секунду уже была на последнем пролете. Ее лицо раскраснелось от жары и бега, кудряшки подпрыгивали, широко раскрытые фиалковые глаза горели самозабвенным восторгом. На полдороге она уже выплескивала им:
— Вы не поверите! Только что звонил Гас!.. — Она задыхалась, как будто бежала сюда от самого Нанчерроу. — …Звонил полчаса назад. Из Саутгемптона. Из больницы. Он ранен. На костылях. Но жив…
Ковры, линолеум, обогреватели — все моментально забылось. Джудит издала торжествующий вопль и протянула руки навстречу подруге. Они сжимали друг друга в объятиях, целовались и в обнимку пританцовывали на лестничной площадке, словно дети. Лавди была все еще в своих грязных старых вельветовых штанах, с незаправленной рубашкой, и от нее разило коровником, но все это не имело значения, ничто не имело значения, кроме того, что Гас жив, что ему не грозит никакая опасность.
Наконец они перестали кружиться, и Лавди плюхнулась на верхнюю ступеньку.
— Я так запыхалась, отдышаться не могу. Домчалась до Роузмаллиона на велосипеде, оставила его у церковного кладбища и, хотите — верьте, хотите — нет, к вам на холм всю дорогу бежала бегом. Не могла дождаться, так хотела вам сообщить.
— Ты могла бы позвонить.
— Нет, я хотела быть здесь, видеть ваши лица.
На лице Филлис, однако, читалась озабоченность и тревога.
— Он ранен? Это опасно? Серьезное ранение?
— Не знаю. Наверно, пулевое в ногу. Он на костылях, но все, кажется, не так уж страшно. У нас не было времени поговорить. Буквально несколько секунд — и нас разъединили. Но завтра он едет домой в Шотландию и обещал оттуда написать…
— Как же он вырвался из Франции? — недоумевала Джудит. — Как ему удалось?
— Говорю же тебе, я сама ничего не знаю. Он не успел сказать, шлько, что жив и в безопасности.
— Настоящее чудо.
— Вот-вот, и я так подумала. У меня просто ноги подкосились. А мама говорит, вы все должны быть у нас в Нанчерроу сегодня вечером — папчик собирается открыть шампанское. Все до одной — и Филлис, и Анна, и Бидди. Чтобы получилась настоящая вечеринка…
Бидди.
Одна и та же мысль пришла им троим в голову, и на мгновение все замолчали. Гас выжил, зато Нед не вернется никогда. Даже Лавди со своей бурной радостью притихла. Понизив голос, она спросила:
— Где Бидди?
— На кухне.
— Господи, надеюсь, она не слышала, как я вломилась с воплями. Мне надо было сначала подумать. Мне просто в голову не пришло.
— Конечно, не пришло. Да и с какой тебе стати было думать об этом? Разве можно запретить себе быть счастливой? Даже смерть Неда не может помешать нам от души радоваться за тебя. Думаю, нам следует спуститься к Бидди сейчас же и рассказать обо всем. Она такая великодушная, если ей и станет немножко горько, виду она не покажет. Да ей уже и гораздо легче, даже имя Неда она произносит спокойным тоном. А если она начнет хандрить, скажем ей о вечеринке с шампанским и поахаем над ее настойкой из бузины.
«Ардврей—Хаус,
Банхори, Абердиншир.
Пятница, 21 июня.
Дорогая Лавди!
Наконец-то у меня есть время написать тебе. Когда я вернулся в Абердин, меня снова упекли было в больницу, но все как будто шло хорошо, и меня на костылях выписали на поправку домой. Мать нашла мне постоянную сиделку, она одевает меня и так далее. У нее борцовское телосложение и язык как помело, надеюсь, она пробудет у нас не слишком долго.
Чудесно было поговорить с тобой, жалко, что нас так быстро разъединили, но телефонистки в госпитале сверх положенного времени никому говорить не давали. Вообще, я дня два все никак не мог до вас дозвониться, потому что это междугородный звонок. Если бы не мои костыли, я бы просто перемахнул через забор, вскочил в поезд и прикатил к вам в Корнуолл. От Саутгемптона до Корнуолла намного ближе, чем до Шотландии; назад в Абердин поезд тащился целую вечность.
Францию я покинул за день до капитуляции. Согласно директиве о принятии всевозможных мер к спасению личного состава, несколько кучек французских солдат и наших «горцев» двинулись к Вейле-ле-Роз, маленькому портовому городку милях в четырех к востоку от Сен-Валери. Мы шли ночью, и никогда еще переход в четыре мили не казался таким долгим и опасным. Но когда рассвело, мы различили в море очертания британских судов, стоявших на якоре недалеко от берега (туман был не очень сильный). Береговой обрыв там очень высокий, но к воде можно спуститься по крутым лощинам. Несмотря на то что из Сен-Валери по ним уже вели артиллерийский огонь, корабли продолжали принимать на борт людей с берега. Нам пришлось выстроиться в очередь и ждать.
Пара-тройка слишком нетерпеливых ребят стали спускаться с обрыва на веревках, какие нашлись под рукой. Когда стало совсем светло, немцы палили по нам уже с обеих сторон — из орудий, из пулеметов, из снайперских винтовок.
Взморье было усеяно трупами, не успел я пробежать и ста ярдов, как меня ранили в бедро. Двое парней впереди заметили, что я упал, вернулись и подхватили меня с двух сторон; с их помощью я кое-как доковылял две мили до ждущих нас лодок. Едва мы трое забрались в лодку, как появились бомбардировщики, и одна лодка, в ней находилось человек тридцать, была потоплена. Наши корабли подняли по самолетам страшную пальбу из зениток и сбили два бомбардировщика. Наконец нас, промокших до нитки, облепленных грязью (а меня еще и всего в крови), втащили на борт эсминца, и не успели мы обрадоваться спасению, как немцы открыли по нам артиллерийский огонь с утесов, где мы незадолго перед тем ждали своей очереди, чтобы спуститься к берегу. Но мы не снимались с якоря до тех пор, пока командование не решило, что на взморье и на утесах не осталось больше наших. Отплыли мы около десяти часов утра 12 июня.
