Абхазские рассказы - Гулиа Дмитрий Иосифович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Партизаны заняли позиции, а сам он (звали его Махария) с тремя бойцами направился в сторону моста, пропал в темноте... Да...
Дамей снова задымил своей трубочкой.
— И вот неожиданно загрохотала артиллерия. Близко от нас стали рваться снаряды.
«Накрыли! Заметили! Весь наш план лети к черту!» — заволновались партизаны.
Но командир приказал не отвечать на выстрелы. Немец просто проверяет, охраняется ли мост. Пусть себе проверяет! Так и оказалось.
Через полчаса на противоположном берегу Десны показалась немецкая пехота. Немцы пошли через мост, в своей безопасности они были уверены. Тут-то и отведали они нашего партизанского угощения! Земля вдруг вздрогнула. Река вздыбилась и, казалось, потекла вспять. В небо ударили молнии. Звезды заволокло дымом.
Было так, как будто началось извержение вулкана.
Дамей передохнул.
Самое тяжелое в этом рассказе было впереди.
Слушатели и не догадывались об этом. Они терпеливо ждали.
Но Дамей как будто набирался духу. Он огляделся. Вот сидит пожилая Уарчкан, безучастно глядя на тлеющие угли. Так, наверное, вспыхивают и вновь угасают ее надежды. Третий год ждет она вестей от сына. Но молчит Саатба. Забыл, видно, старуху-мать. Другие пишут, другие возвращаются... Пусть только вернется ее Саатба... Если мать и упрекнет его, то лишь так, при случае. Пусть только вернется.
Дамей всмотрелся в ее лицо. Чует ли старая мать недоброе? ...В селе знали о гибели ее сына, но никто не решался сказать ей об этом. Ждали возвращения Дамея, друга Саатбы. Вместе они ушли на фронт, и вместе сражались друзья в партизанском отряде на Брянщине. И вот Дамей вернулся. Уарчкан не расспрашивала его о сыне. Ждала, когда придет сам, расскажет, успокоит мать.
Но Дамей все тянул с этой встречей. Он обдумывал, как бы осторожней и бережней рассказать ей о том, что знал! Тамагу, председатель колхоза, сказал, что старухе легче будет узнать о несчастье на людях. Под видом встречи с бывалым фронтовиком и созвал он стариков и старух в дом Дамея.
...Теперь, понимая, почему замялся рассказчик, Тамагу поспешил к нему на выручку.
— Как это было? — спросил Тамагу. — Кто же взорвал мост, когда по нему проходила немецкая пехота? — Взрывчатку заложили три партизана. Это было сделано мастерски: громадный железный мост вместе с людьми, танками, орудиями, как игрушечный, взлетел на воздух...
Старики восхищенно закачали головами.
Один из них спросил: — Но кто же эти молодцы? Дамей сделал вид, что не слышит вопроса.
— Потом наши открыли огонь, — продолжал он. — Ну и дали жару немцам! А тут еще подоспели части Советской Армии и довершили дело. Немало фрицев нашли себе могилу в Десне и на ее берегах. Но на берегах Десны белеет и обелиск, который поставили мы. Это памятник двум героям, павшим весной сорок третьего года во славу весны сорок пятого.
— Ты забыл, о чем я тебя спрашивал? — Кто эти герои? Почему ты не говоришь их имена? — снова повторил старик, обиженный невниманием рассказчика.
Дамей, опустив глаза, медленно произнес: — Нет, я не забыл... И никогда их не забуду. Я был тогда вместе с ними. Я уцелел, они погибли. Один из этих смельчаков носил имя... Саатба...
Уарчкан громко вскрикнула. Потом она стала озираться словно кого-то разыскивала вокруг себя. Затем встала. Видно было, что для этого она собрала все свои силы.
Она сказала: — Не плачу я... Не плачу. Мой Саатба... Мой герой!..
Уарчкан медленно пошла к выходу.
Люди встали и молча последовали за ней. И сердца всех заполнила одна мысль: «Как же велика и могуча сила, способная остановить материнские слезы!..»
Перевела К. Махова.
МУШНИ ПАПАСКИРИ
ДОКЛАД КУАТАТА
Ночью выпал снег. Он лежал пышным мягким слоем. Наступишь — и носок чувяка исчезает под снежной россыпью. Но на рассвете подморозило. Снег затвердел и весело поскрипывал под ногами. — Председатель колхоза «Вперед» Куатат постоял на крыльце правления, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух, потом вошел в комнату, служившую ему кабинетом. Это был человек средних лет, черноволосый, с густыми черными бровями и крупным носом, как-то не идущим к его лицу. Председатель, не торопясь, снял пальто, шапку, сел к столу и принялся разбирать бумаги.
Каштановые поленья, потрескивая, жарко пылали в закопченном камине. Яркие огневые языки жадно лизали дрова, но в комнате было холодно и неуютно. Налет серой пыли лежал на подоконниках, на этажерке, на чернильнице. В окнах, вместо выбитых стекол, были грубо приколочены листы фанеры, из щелей немилосердно дуло. Куатат зябко поежился и, подняв голову, позвал.
— Киамсыс! Никто не откликнулся.
Подождав немного, Куатат вышел в коридор и крикнул громовым голосом:
— Киамсыс! Затем он вернулся и с деловым видом снова уселся за стол.
Через минуту в комнату вошел бухгалтер Киамсыс — молодой человек, худощавый и длиннолицый. Он остановился возле стола, засунув палец за пояс, богато украшенный абхазской насечкой, и вопросительно поглядел на Куатата.
— Разве ты не слышал, что я тебя звал? — спросил председатель.
— Не слышал, Куатат Мамсырович. В конторе людей много — шумно.
Куатат поднял настольное стекло и, озабоченно перебирая лежавшие под ним старые, пожелтевшие бумажки, сердито сказал:
— Сколько раз просил найти монтера, чтобы он провел звонок из моего кабинета в бухгалтерию.
И, опуская стекло, добавил:
— Шум и разговоры мешают работе. Надо остановить болтунов.
— Да разве их остановишь? — уныло заметил Киамсыс. — Они словно нарочно приходят в правление, чтобы разговаривать. Один одну историю расскажет, другой — другую, третий вмешается — и пошло... А потом каждый начнет спрашивать, принес ли бригадир ведомость и сколько начислили ему трудодней. Жалуются все на бригадиров, Куатат Мамсырович. Вот я и лазаю по ведомостям, убеждаю, доказываю... А что я могу объяснить, если сам толком не знаю, правильно или неправильно выписываю трудодни?
Куатат недовольно покачал головой.
— А с кем ты сейчас разговаривал? — спросил он.
— С Кукуной.
— Что же она хочет?
— Дeнeг. Она еще не все получила. Радиоприемник, говорит, собираюсь купить.
Киамсыс покосился на дверь и понизил голос:
— Знаете, Куатат Мамсырович, о чем она рассказывала мне по секрету? Вчера ночью явился к ней Умат, совсем пьяный, и давай стучаться в дверь. Сначала табаку попросил, потом — одолжить топор. Кукуна перепугалась — она была дома одна — и не открыла ему.
— А ну-ка, позови её сюда, — распорядился Куатат.
Киамсыс вышел. Председатель задумался. Умат, конечно, работник неплохой, но уж слишком любит он поговорить на собраниях. Стоит только открыть прения — он тут как тут: выступает, критикует...
Куатат поморщился, вспомнив горячую речь Умата на последнем отчетном собрании.
— Мы отлично знаем, — гневно говорил Умат, — что бригадир Химца высеял не все семена кукурузы. Куда делись остальные? Может быть, председатель сообщит? Пусть и на другой вопрос ответит: почему он не удосужился вовремя раздать колхозникам кукурузу? Дотянул до тех пор, пока она стала портиться. За такое безобразие судить надо!
«Чего скрывать, кукуруза, действительно, подпортилась, — размышлял Куатат. — Но ведь такой недосмотр может у любого колхозника случиться, а в большом и сложном коллективном хозяйстве тем более. Умат всегда из мухи слона делает! — Да... Нелегко быть председателем. Сколько людей в колхозе — столько характеров. Вот и попробуй, найди к каждому подход. Сампал, например, пьет, пьет и Умат. Но ведь он совсем другой — спокойный... Впрочем, поступать с человеком надо так, как он того заслуживает!» Киамсыс прервал мысли председателя.
— Кукуна уже ушла, — сказал он.
— Жаль ... — протянул Куатат. — Да ты присаживайся, Киамсыс.
Бухгалтер сел. Председатель вынул из ящика и положил перед собой ручку и стопку чистой бумаги. Затем достал из кармана портсигар, закурил и, жадно затянувшись, сказал несколько смущенно:
