Время повзрослеть - Аттенберг Джеми (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
У нее смуглая кожа; я думаю, по происхождению она индианка, но еще в ней есть что-то от француженки. Она на восемь лет старше меня, но выглядит по меньшей мере на несколько лет моложе. (Кто вообще может судить о таких вещах? Но раз уж я взялась, то я и буду.) Глаза у нее медового цвета и миндалевидной формы, в них играют солнечные блики. У нее длинные черные волосы, вьющиеся и спутанные. Летом она носит свободную одежду: длинные летящие юбки и огромные соломенные шляпы, осенью — коротенькие мотоциклетные куртки и обтягивающие джинсы, а зимой — длинные меховые шубы от европейских дизайнеров. И на ней всегда первоклассная обувь.
Актриса живет в квартире на верхнем этаже, в одной из недавно отремонтированных, с балконом и видом на реку и город. У нее есть сожитель, любовник, светловолосый немец с густыми баками и привлекательными морщинами, врезавшимися в лицо, — тысячи нерассказанных историй прямо у него на коже. На людях они часто держатся за руки: в лифте, на пешеходных дорожках, во втором ближайшем к нашему дому кафе — везде, кроме платформы в метро: там они смотрят в свои телефоны.
Я буквально одержима ею. Я прекрасно понимаю, что это слово используют слишком часто, но как еще вы назовете это:
• Каждый день я заглядываю в почтовое отделение, чтобы узнать, не пришла ли ей посылка, и если да, то откуда. Из этих визитов я вынесла следующее:
• Она шопоголик, безвылазно торчит в интернет-магазинах. Я могла бы представить себе, как она вертится перед зеркалом в модном бутике, с владельцем которого она в дружеских отношениях, и хихикает при этом с бокалом шампанского в руке, но она такая же, как мы, — не хочет связывать себя.
• Иногда приходят посылки из ее киноагентства. Мне кажется, в какой-то момент пребывания здесь она его сменила.
• Из Лос-Анджелеса ей пришли три посылки, оформленные вручную детской рукой. На всех изображения пляжей, пальмовых деревьев, океана с волнами, раскрашенными во все существующие в природе оттенки синего. На этих посылках возле ее фамилии стояла приставка «миссис».
Еще я настроила на ее имя Гугл-оповещения и частенько захожу на ее страницу в IMDB[23]. Кроме того, я подписана на нее в Твиттере, где у нее всего несколько тысяч подписчиков, и, судя по твитам, аккаунтом занимается не она, а какая-то маркетинговая фирма, которая просто размещает ссылки на последние новости о ней, и их я уже и так читала. И все же я не отписываюсь: вдруг что-то пропущу?
А еще я несколько раз выслеживала ее на улице. Это всегда происходило случайно, по крайней мере поначалу. Мы обе выходили из дома в одно и то же время и направлялись в одну сторону, хотя потом я шла дальше, чем планировала, пропуская поворот то к метро, то к мосту, то к парому, просто чтобы посмотреть, где она в конце концов окажется. Как-то она заглянула во фреш-бар, несколько раз ходила в кафе, а однажды, судя по всему, просто занималась спортивной ходьбой: шла и шла без остановки. В тот день я опоздала на работу на полчаса.
Я думаю, это можно назвать либо в общих чертах — одержимостью, либо просто повышенным уровнем интереса.
Но как насчет этого:
Я невзначай упомянула в разговоре со своей коллегой Ниной — ей двадцать шесть лет — о том, что эта актриса теперь живет в моем доме, а когда она спросила: «Разве она не старая?», я разозлилась на нее, хоть и не сказала ей об этом. Я не разговаривала с ней два дня, пока она наконец не заметила, что я почти не отвечаю на ее вопросы. Она поинтересовалась, не злюсь ли я, на что я сказала: «Нет, с чего бы это?» А потом она угостила меня печеньем за ланчем и я молча простила ее.
Это какая-то форма любви или что?
Или вот:
Изучая ее посылки, я выяснила, где она покупает такие шикарные туфли, и приобрела такую же пару, как у нее, но, разумеется, другого цвета: у нее коричневые, а у меня черные. Они безумно дорогие, и я судорожно сглотнула слюну, нажимая на кнопку «Купить» на сайте, но я уверена: они того стоят. Я надевала их каждый день две недели подряд, иногда только на улицу, а на работе надевала другие, чтобы не показываться там постоянно в одной и той же обуви. Я надеялась, что когда-нибудь встречу ее в лифте и она будет в тех же туфлях. Все это, разумеется, бросало вызов временным рамкам. Но в итоге сработало: не прошло и трех недель с момента покупки, как в пятницу мы, обе в лакированных кожаных лоферах, оказались в лифте: я поднималась на пятый этаж, она — на одиннадцатый. Я показала пальцем на туфли и сказала: «Смотрите», а когда она посмотрела, добавила: «Великие умы думают одинаково». Она кивнула, потом еще раз и сказала: «Я чуть не купила черные, но решила, что черного у меня и так предостаточно». Она откинула голову, должно быть, представляя свой гардероб: «Да, слишком много черного». Мы подъехали к моему этажу, и мне пришлось выйти: не могла же я сопровождать ее до самой квартиры. Это было бы чересчур. Но мне показалось, что более содержательный разговор, чем тот, который между нами состоялся, вполне мог иметь место. В конце концов, у нас же одинаковые туфли.
Это какая-то форма страстного увлечения?
Или вот еще:
После работы мы с Ниной отправились на открытие художественной выставки. Я задержалась там ненадолго: это был один из тех дней, когда мне трудно заставить себя любоваться картинами. Иногда это происходит потому, что я вижу много дряни, вижу вранье и понимаю, что художник — лжец, из-за чего начинаю ненавидеть его работы или его самого за то, что трачу на них время. А иногда мне трудно смотреть на произведения искусства, потому что они слишком хороши и наглядно демонстрируют мне: то, чем я занимаюсь на своем рабочем месте, в основном не имеет никакой ценности, разве что приносит мне деньги, так что я в своем роде плохой художник. Но сегодня картины были отвратительны. Я опрокинула два бокала вина, потом еще один, пока стояла в очереди в туалет, после чего ушла, не попрощавшись с Ниной. Я ограничилась эсэмэской перед тем, как спуститься в метро; добравшись домой, получила ее ответ: «Я ушла первая».
Зайдя в лифт своего дома, я услышала тихий, но мужественный голос, попросивший меня придержать дверь. Это был тот самый немец. Я решила подружиться с ним, даже если актриса не проявляла ко мне никакого интереса. Самый что ни на есть невинный и беспечный шаг навстречу. Я думала, что просто веду себя дружелюбно. На нем была джинсовая рубашка с закатанными рукавами и черные джинсы, а его волосы были скорее седыми, чем светлыми. Теперь я поняла, что изучала его, а не ее. Его лицо все еще сохраняло красоту. Я поздоровалась, он ответил тем же и поинтересовался, как прошел мой день, на что я сказала: «Ох, этот город! Только и приходится, что крутиться и уворачиваться». Я сделала вид, что боксирую и бью кулаком воздух. Он рассмеялся. Я рассказала, что давно живу в этом здании и знаю, что на верхнем этаже сделали крупный ремонт. Спросила, как ему нравится результат. Я не стала объяснять, откуда мне известно, что он живет на верхнем этаже, а он не стал уточнять. Мы соседи, я видела его, он — меня, я — девушка, которая крутится и уворачивается, мы уже почти друзья. Он спросил, не хочу ли я посмотреть его квартиру, и я ответила: «В любое время». Он сказал: «Отлично, почему бы не подняться прямо сейчас?» Я не смогла придумать причину для отказа. Дома меня ничто не ждало, кроме холодильника, компьютера и медленной смерти.
Мы поднялись на лифте на верхний этаж. Я задалась вопросом, дома ли она, и задержала дыхание, пока он открывал дверь. Их квартира выглядела впечатляюще. Она явно принадлежала богатым людям. Богатым людям, обладающим вкусом, а кроме того, приверженцам минимализма. Мебели здесь было немного, но она вся выглядела дорого, прямо как европейские лакированные кожаные лоферы. Я разглядывала пол и окна: ведь ради этого меня сюда позвали. Полы покрывала плитка, окна были новыми, раздвижная дверь открывалась на балкон. В ванной комнате стояла ванна, в то время как у меня имелась только старая запятнанная душевая кабина. Каждая деталь сияла.
