Я не боюсь - Амманити Никколо (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Черепу я сказал, что пошутил.
– Нехреновая шуточка, – оценил он.
У меня было предчувствие, что никто никогда больше не пойдёт на этот холм: до него слишком далеко и нет ничего красивого в этих старых развалинах.
Филиппо кончил жизнь у Меликетти, в свином загоне, потому что обмен не состоялся и потому что яма перестала быть надёжным тайником. Так они сказали. И ни при чём здесь ни властелины холмов, ни монстры, которых я себе воображал.
«Кончай ты с этими монстрами, Микеле. Монстров не существует. Людей надо опасаться, а не монстров». Так мне сказал однажды папа.
Как он мог такое сделать? Я бы никогда так не поступил.
Кошка, когда поймает ящерицу, играет ею, даже когда кишки ей выпустит и хвост оторвёт. Тихонько следит за ящеркой, замирает, а потом хватает её и забавляется, пока та не умрёт, а когда она уже не шевелится, трогает её брезгливо лапкой, та не шевелится больше, и тогда кошка ещё раз смотрит на неё, а потом уходит.
Оглушительный металлический грохот разорвал тишину и заполнил все вокруг.
– Смотрите! Смотрите! – заорала Барбара, указывая в небо.
Из-за холма показались два вертолёта. Две голубые железные стрекозы с надписями на боках: «Карабинеры».
Они пролетели прямо над нами, мы принялись размахивать руками и орать, и они одновременно развернулись, словно хотели убедиться, какие мы молодцы, а затем спланировали над самыми полями, пролетели над крышами Акуа Траверсе и исчезли за горизонтом.
Взрослых нигде не было видно. Автомобили стояли, где всегда, но их нигде не было.
Пустые дома с распахнутыми дверями. Мы бегали от одного дома к другому. Барбара была обеспокоена.
– У тебя есть кто дома?
– Нет. А у тебя?
– У меня тоже.
– Куда ж они подевались? – тяжело дыша, спросил Ремо. – Я даже на огород заглянул.
– Что будем делать? – спросила Барбара.
– Не знаю, – ответил я.
Череп шагал посреди дороги с руками в карманах и свирепым взглядом, словно наёмный убийца в деревне призраков.
– Ну и наплевать. Так даже лучше. Я давно ждал, когда они все свалят в задницу. – И сплюнул.
– Микеле!
Я обернулся.
Сестра в майке и шортах со своими Барби в руке и Того, следовавшим за ней тенью. Я подбежал к ней:
– Мария! Куда подевались взрослые?
Она спокойно ответила:
– Они в доме Сальваторе.
– Что случилось?
Она показала на небо:
– Вертолёты.
– И что?
Прилетели вертолёты, и все выбежали на улицу, долго кричали, а потом ушли в дом Сальваторе.
– Зачем?
– А я откуда знаю.
Я посмотрел кругом. Сальваторе тоже не было.
– А ты чего здесь делаешь?
– Мама сказала, что я должна ждать её здесь. Она спросила, куда уехал ты.
– И ты что ответила?
– Что ты уехал на гору.
Взрослые оставались в доме Сальваторе до самого вечера.
Мы ожидали их на улице, сидя на борту фонтана.
– Когда они закончат? – спросила меня Мария в сотый раз.
И в сотый раз я ей ответил:
– Откуда я знаю когда.
Нам было велено ждать, пока они закончат разговоры.
Барбара взбегала по лестнице и стучала в дверь каждые пять минут, но никто не открывал.
– О чём можно говорить так долго? – возмущалась она.
– Не знаю.
Череп ушёл вместе с Ремо. Сальваторе, скорее всего, укрылся в своей комнате. Барбара уселась рядом:
– Наверное, что-то случилось.
Я пожал плечами.
Она посмотрела на меня:
– Ты чего?
– Ничего. Устал.
– Барбара! – Анжела Мура выглянула из окна. – Барбара, ступай домой.
Барбара спросила:
– А ты когда придёшь?
– Скоро. Ступай.
Барбара помахала мне рукой и печально ушла.
– А когда моя мама выйдет? – спросила Мария у Анжелы Мура.
Та посмотрела на нас и сказала:
– Идите домой и поужинайте сами, скоро она придёт. – И закрыла окно.
Мария отрицательно покачала головой:
– Никуда я не пойду, буду ждать здесь.
Я поднялся:
– Пойдём, так будет лучше.
– Нет!
– Пошли, пошли. Дай мне руку.
Мария скрестила руки на груди:
– Нет! Я останусь тут на всю ночь, мне всё равно.
– Дай мне руку, ну-ка!
Она поправила очки и поднялась:
– Только спать я не буду.
– Ну и не спи.
И, рука в руке, мы вернулись в дом.
7
Они кричали так громко, что мы проснулись.
Мы уже ко всему привыкли. К ночным собраниям, к шуму, к разговорам на высоких тонах, к битью посуды, но на этот раз они уж очень громко кричали.
– Чего они так орут? – спросила Мария, лежавшая в кровати.
– Не знаю.
– А сколько времени?
– Поздно.
Была глубокая ночь, в нашей комнате стояла темень.
– Попроси их прекратить, они не дают мне спать, – пожаловалась Мария. – Скажи, чтобы кричали чуть тише.
– Я не могу.
Я пытался расслышать, о чём они говорят, но голоса смешивались в общий ор.
Мария перебралась в мою постель:
– Я боюсь.
– Они тоже боятся.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что кричат.
В этих криках слышалось шипенье разъярённых ящериц.
Ящерицы, когда не могут спастись бегом и чувствуют, что их вот-вот схватят, разевают пасть, надуваются и шипят, стараясь напугать тебя, потому что они сами тебя боятся, ты огромный, и последнее, что им остаётся, – попытаться спастись. А вдруг тебе неизвестно, что они добрые, что ничего плохого не делают и ты их не тронешь.
Дверь открылась. На мгновение комната осветилась. Я увидел тёмную фигуру мамы и за ней старика.
Мама прикрыла дверь:
– Вы проснулись?
– Да, – ответили мы хором.
Она зажгла лампу на комоде. В её руке была тарелка с хлебом и сыром. Она присела на край кровати.
– Я принесла вам поесть, – сказала она уставшим тихим голосом. Под глазами были тёмные круги, волосы в беспорядке, она выглядела постаревшей. – Покушайте и постарайтесь заснуть.
– Мама?.. – начала Мария. Мама поставила тарелку на колени.
– Что, дочка?
– Что-то случилось?
– Ничего не случилось. – Мама попыталась отрезать сыр, но руки у неё дрожали. Она не умела притворяться. – Давайте ешьте, а потом… – Она нагнулась, поставила тарелку на пол, сжала голову руками и тихо заплакала.
– Мама… мама… Почему ты плачешь? – зашмыгала носом Мария.
Я тоже почувствовал комок в горле.
– Мама?
Она подняла голову и посмотрела на меня опухшими покрасневшими глазами:
– Что тебе?
– Он умер, да?
Она залепила мне пощёчину.
– Никто не умер! Никто не умер! – Боль исказила её лицо, и она прошептала: – Ты ещё слишком маленький… – Она всхлипнула и прижала меня к груди.
Я заплакал.
Сейчас плакали все.
А за дверью орал старик.
Мама услышала крик и оторвалась от меня.
– Ну хватит! – Вытерла слезы. Протянула нам хлеб и сыр: – Ешьте.
Мария вцепилась зубами в бутерброд, но глотать ей мешали рыдания. Мама взяла его из её руки.
– Вы не голодны? Ну ничего. – Она забрала тарелку. – Оставайтесь в постели. – Она схватила подушки и выключила свет. – Если вам будет мешать шум, накройтесь подушками. – И положила их нам на головы.
Я попытался скинуть подушку.
– Мама, ну пожалуйста, не надо. Нечем дышать.
– Слушайся меня! – взорвалась она и нажала на подушку.
Мария зашлась в плаче, словно её резали.
– Прекрати! – Мама закричала так громко, что на мгновенье за стеной прекратили ругаться.
Я испугался, что она сейчас ударит Марию. Мария умолкла.
Если мы двигались или подавали голос, мама, как заезженная пластинка, повторяла:
– Тс-с-с! Молчите!
Я притворился спящим и надеялся, что Мария сделает так же. Скоро успокоилась и она.
Мама ещё немного посидела с нами, я надеялся, что она будет здесь всю ночь, но она поднялась. Видимо, подумала, что мы уснули, и вышла, плотно прикрыв дверь.
