Саммер - Саболо Моника (бесплатные полные книги .TXT) 📗

Инспектор Альваро Эбишер. Я вспомнил, как зовут того полицейского. Его имя поднялось на поверхность, цельное, как чистый наконечник первобытной стрелы, обнаруженный среди камней на пляже.

Отыскать его оказалось до ужаса просто, будто я только накануне вышел из его кабинета. Я позвонил в полицейский участок, и мне лишь сказали, что он теперь стал начальником отделения, а потом его перевели на внутреннюю линию; он почти сразу ответил, и я услышал его мужественный и усталый голос, который тотчас узнал.

Казалось, он не удивился — или просто привык сталкиваться с чернотой человеческих душ, или время для таких, как он, было чем-то вроде сдвигов в земной коре и ледниковых периодов. Он пробормотал: «Конечно, Саммер Васнер, помню», и назначил встречу — вежливо и отстраненно, как врач, не добавив ни слова. Казалось, ему очень скучно, и он не помнит обо мне ничего.

Я стою перед зданием уголовного розыска: оно с огромными окнами и сверкает, как будто отлито из металла. Очень похоже на гигантский сейф. В ушах у меня свистит ветер, он доносит до меня запах водорослей и разложения; пропитанный им до костей, я вхожу в холл.

Я жду инспектора Альваро Эбишера на диванчике, на который указала мне девушка за стойкой, маленькая, кругленькая, благоухающая гелем для душа. Когда она наклонилась, чтобы проверить мой паспорт и записать детским почерком мою фамилию в журнал, я уловил его экзотический аромат и представил, как она поджимает губы и выдавливает из тюбика на ладошку миниатюрный пейзаж из джунглей и водопадов. Форма была ей маловата, а слово «полиция», вышитое на груди, стоило бы заменить брошью из войлока в виде сердечка или цветком орхидеи.

Я покорно сел именно там, куда она мне указала, мотнув аккуратно причесанной головкой, хотя уже не очень понимал, зачем я сюда пришел: сдать экзамен по математике, сдаться самому, выйти в другое измерение, укрыться от реальности в этих картонных стенах? Я смотрел на снующих полицейских — они ходили туда и сюда, шутили, пили кофе из пластиковых стаканчиков, и только непонятные черные штуки, болтавшиеся на их ремнях, указывали на некую опасность, на что-то далекое. Мне подумалось, что если бы жестокость всех людей в мире была прикреплена к их поясам, каждый весил бы целую тонну.

Альваро Эбишер вышел из лифта; закатанные рукава рубашки открывали поросшие черным волосом руки, и я на мгновение представил, как он дерется с медведем. Он почти не изменился, может, волосы поредели и появился животик — результат сидячей работы крупных хищников.

Он направился прямо ко мне, улыбнулся, взглянул — с озорством, но строго, как если бы я снова стал пятнадцатилетним парнишкой под кислотой, а он забирал бы меня с площади Бур-де-Фур.

— Господин Васнер?

Я пошел за ним к лифту, который оказался слишком тесным для нас двоих; он нажал на кнопку третьего этажа, и я ощутил исходящие от него волны уверенности и мощи. На подбородке у него был шрам, такая тонкая рваная линия, а кожа на щеках воспалилась.

Лифт поднимался медленно, меня стало укачивать. Дыхание давалось с трудом, как будто мои легкие сдавила чья-то рука, на лбу выступили капли пота, а чертов лифт все полз и полз. Я боялся, что сейчас меня закроет паническая атака, и мне будет уже не избавиться от репутации законченного психа. Я украдкой взглянул на Альваро Эбишера — тот внимательно изучал свои ботинки. Лифт, к счастью, остановился, и, когда двери начали открываться с металлическим стуком, мне показалось, что меня перенесла сюда из прошлого машина времени. Я почувствовал себя таким же напуганным, виноватым и потерянным, как двадцать четыре года назад, когда, сидя в его кабинете, не мог отвести глаз от стены с надписью «мудила».

Альваро Эбишер пропустил меня вперед, вежливо указал на дверь своего кабинета, и я, улыбаясь и чуть ли не пританцовывая, отправился туда; мне показалось, что все это я затеял зря.

Комната была маленькая и пропахшая табаком. Я представил, как он курит здесь, даже окно не открывает, а в ящике стола или где-нибудь под ним спрятана бутылка с джином.

— Чем могу служить? — спросил он и чуть крутнулся на своем кресле на колесиках.

— Я по поводу сестры, Саммер Васнер. То есть я по поводу того, что вы сказали мне тогда, давно…

Он откинулся на спинку кресла и уставился на меня своими маленькими глазками:

— Прекрасно помню, господин Васнер. Помню вашу сестру и вас тоже.

Я выпрямился. Ладони у меня стали влажными, я вцепился в подлокотники. Он пристально смотрел на меня.

— Вы сказали тогда, что люди всегда находятся, что они оставляют следы…

— Так и есть, почти всегда так, да.

— Я и подумал, что… Столько времени прошло, какие-то следы должны были найтись, да?

— Я, извините, господин Васнер, хочу спросить, вы так просто пришли? Я имею в виду, вот так просто пришли, чтобы мне об этом сказать, двадцать пять лет спустя?

Он наклонился вперед, и меня как будто накрыла идущая от него волна тестостерона или чего-то, что бурлило в его венах и противоречило спокойному выражению лица.

— Видите ли, Бенжамен, я хочу сказать следующее: чтобы найти кого-то, этого кого-то надо искать…

В голосе у него не было ни тени обвинения, казалось, он просто выдал какую-то народную пословицу.

— Знаете, что меня всегда удивляло в вашей семье? То, что никто как будто и не хотел особо знать, где ваша сестра.

— То есть?

Я смотрел на него, к горлу подкатывала тошнота. Вдруг все вокруг закрутилось — этот стол, шкаф за ним, вешалка без одежды, похожая на сухое дерево в углу комнаты, стены, — закрутилось, как будто мы оказались в шторм на корабле.

— Как вы можете так говорить?

Меня удивил звук собственного голоса, и я прижал пальцы к горлу, чтобы взять себя в руки.

— Вы совершенно не представляете, что мы чувствуем, что чувствуют мои родители.

— Вы правы, совершенно не представляю.

Голос Альваро Эбишера звучал спокойно, но он глубоко вздохнул, давая понять, что этот разговор для него неприятен, однако нужно все же довести его до конца, раз уж мы начали.

— В самом начале ваш отец развел бурную деятельность. Он многих знал и, кстати, постоянно нам об этом напоминал.

Вот, значит, что. Вот она, репутация моей семьи, опять она, опять это впечатление превосходства и власти. Я посмотрел в окно на небо, оно бросало мертвенный свет на спину инспектора.

Я думаю об отце. Вот он в ярости садится в машину и исчезает бог знает где, отсутствует часами; вот он несется на скорости вдоль озера, крутит головой, будто сестра где-то прячется и вот-вот выскочит из густых кустов, как косули, которых рисуют на дорожных знаках: мы знаем, что они где-то есть, чутко реагируем на их присутствие — они незаметно дышат, тихо стоя среди деревьев, смотрят на нас сквозь листву своими блестящими глазами, — но никогда их не видим. Может, отец думает, что если будет ехать и ехать, то в конце концов найдет Саммер? Конечно, они — две точки в пространстве, и, теоретически, эти точки обязательно где-нибудь встретятся; это же нелинейная математика: движение одной точки приводит к движению другой, оживляет ее, как будто их связывает невидимая нить, дрожащая в такт их дыханию.

Перед глазами встает мать, вот она сидит в телестудии, сидит в слепящей пустоте. Я слышу ее слабый голос: «Какая мать может жить дальше, не зная… не зная, что случилось с ее ребенком… Это невозможно». Мне кажется, что стул, на котором она сидит, парит во Вселенной. Ее голос пронзает пространство, летит сквозь световые годы, не встречая препятствий, не порождая эха, мимо пылающих звезд и ледяных комет. Ее слова продолжают путешествовать сами собой в далеком космосе. Может, однажды они вернутся сюда, ворвутся метеоритом в атмосферу земли и попадут в ухо какому-нибудь прохожему где-нибудь на берегу моря или на трассе. Но этого пока что не произошло.