Комната по имени Земля - Райан Маделин (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗
Папа всегда заглядывал мне через плечо, когда я что-то готовила, и комментировал увиденное или предлагал улучшить его, что-то добавить. Кухня оставалась его владением. Почти всегда готовил именно он, как и закупал продукты на рынке. Мама лишь изредка ездила в супермаркет и раз в две недели готовила свое знаменитое вьетнамское карри. Это было единственное блюдо, которое она вообще умела готовить и которое каждый раз получалось точно таким же, как и в предыдущий.
Если же она решала поэкспериментировать с новыми рецептами или вкусами, то начинала волноваться, нервничать, лицо ее краснело. Но тут на помощь приходил папа и быстренько все «исправлял», а потом бежал в аптеку, покупал ей рецептурные лекарства, которые она обычно принимала перед сном, потому что «дико болела голова». Однажды она решила приготовить греческий пирог с фетой и шпинатом, так после этого целую неделю пролежала в постели.
Отец же воспринимал готовку как отдых от работы, хотя все равно выглядел не слишком отдохнувшим. Ведь ставки слишком высоки. Нужно было удовлетворить вкусовые рецепторы других людей, при этом все необходимое обязательно должно было быть в кладовой, холодильнике и в шкафчике со специями, причем обязательно свежее и непросроченное.
Кухня напоминала скорее поле боя, чем место для отдыха. «Не трать попусту, нужды не будет», — повторял он свою любимую поговорку. «Если я не хочу это есть, внутри меня оно растратится так же попусту», — отвечала я ему. Он считал такое отношение к еде огромной привилегией, так оно и было. Хотя мое несъеденное картофельное пюре не имело никакого отношения к тому, что в мире есть люди, умирающие от голода и жажды, и есть другие, отказывающиеся распределять ресурсы с любовью и вниманием ко всем живущим на земле.
Короче. Каждое утро папа поджаривал мне рогалик с черникой и упаковывал в коробочку остатки пасты с соусом песто и какой-нибудь фруктовый салат, чтобы я съела это во время ланча. Он считал себя королем остатков, планировал все наши трапезы и то, что можно будет сделать с остатками. Ни один кусочек никуда у него не пропадал. А когда я решила готовить себе завтраки и упаковывать ланчи, он все равно пытался мне помочь. Вставал спозаранку, сидел на кухне с газетой, пил чай, пока я готовила еду. Спрашивал, что купить для меня на рынке, чем я планирую сегодня заняться и как спала, пытался обнять меня на прощание. А потом совершенно забывал купить то, что я просила, твердил, что не смог унести такую тяжесть, и мне стоило бы это добавить в список покупок, а не просто сказать, и вообще, он больше не будет покупать мне вишни, в последний раз они пролежали в холодильнике у стенки, пока не испортились, как я должна была помнить.
Я же отжигала в школе своими ланчами типа сэндвича с арахисовым маслом и бананом, на что мои друзья говорили: «Блин, пусть лучше папа тебе готовит ланчи, а то у тебя жуть какая-то получается! Это же так мило с его стороны! Вот бы мне мой собирал ланчи! А то он даже не заглядывает на кухню!»
Мой же папа буквально жил на кухне. Кухня нас объединяла. Я буду всегда помнить о том, что он не любит растительный сыр и кориандр и что кинза «перебивает вкус любого блюда». А мою гималайскую соль, которую я насыпаю на поджаренный с маслом хлеб, он бы счел дико вредной и не стал бы даже пробовать. Беспорядок на кухонном столе ему тоже бы не понравился. Оставленные на ночь грязные тарелки приводили его в бешенство, но он всегда добирался до них раньше меня, а потом жаловался маме.
Зато ей бы очень понравились мои сэндвичи. Хотя она никогда их не готовила для себя. И даже если бы я сама каждый день их готовила для нее, она бы их не ела, потому что всегда предпочитала папины, причем из тех продуктов, которые выбирал именно он.
49
— Я по-быстрому схожу за кориандром и вернусь.
— А я пойду в библиотеку?
— Хорошо.
— Мне было интересно, что там за окном. Я в него только свое отражение видел, а там… бассейн. Точно, бассейн. И алтарь тоже видно. Блестит.
— Да, его видно почти отовсюду, и именно поэтому он там. На энергетическом меридиане.
— Снова гремит.
— Угу.
— А Свинтус при этом такой спокойный.
— Да, он всегда спокоен в грозу.
— Интересно, сколько времени?
— Ага.
— У тебя так много всяких трав.
— Да, много. А еще есть огород и фруктовый сад. Хватает дел, особенно в жару. Сейчас там все закрыто специальными экранами, и салат еще не вырос. Латук вообще летом почти не растет, поэтому пока я покупаю в супермаркете айсберг. Прости.
— А помидоры свои?
— Да. И еще, наверно, буду делать свой сыр. Сейчас как раз думаю об этом.
— Ясно.
— А садом ты сама занимаешься?
— Сама, конечно.
— Понюхай.
— Да, приятно пахнет.
— Удивительно, как точно они знают, как следует расти. Просто тянутся к жизни, и неважно, сколько камней и всяких неприятностей у них встает на пути. Ничто их не останавливает. Они просто отдают себя этому миру. Это ведь так легко на самом деле.
— Соглашусь.
— Хорошо.
— Хочешь, я закрою дверь?
— Нет, не нужно, пусть будет открытой.
— Можно кое в чем признаться тебе?
— Конечно.
— Мне кажется, это очень печальное место. Можно ведь так сказать? Я пока не видел весь дом, все комнаты и все, что тут есть, но мне почему-то так кажется. И ты здесь делаешь столько всего прекрасного. Просто…
— А если бы я тебе не рассказала, что случилось с моей семьей, тебе тоже так казалось бы?
— Не знаю.
— Хм.
— Наверно.
— Хорошо.
— Свинтус идет за мной.
— Держи друзей близко, а врагов еще ближе.
50
— Все готово. Дать тебе сэндвич?
— Ага, аппетитный.
— М-м-м.
— Ты прочитала все эти книги?
— Почти.
— Серьезно?
— Да. Они мне тоже как родители.
— Точно.
— Хочешь сесть в большое кресло?
— Это кресло твоего отца?
— Ой, нет, оно ему не понравилось бы. Его кресло в другой комнате, а это я купила пару лет назад себе в подарок на Рождество.
— Прекрасно.
— Спасибо.
— Никогда не сидел в круглых креслах, как и на круглых диванах.
— Это очень удобно.
— И впрямь.
— Ага.
— Боже, мне же вставать отсюда не захочется!
— Согласна.
— Не хочу только испачкать его.
— Да ерунда.
— О, смотри-ка, Свинтус меня опередил!
— Хозяин в доме. Но ты можешь сесть вместе с ним, если хочешь.
— Страшновато что-то. А чем занимался твой отец?
— Он был ученым.
— И книги писал?
— Да. И теперь мне приходят гонорары за них. Видимо, его работы какие-то очень ценные в академических кругах. Могу показать тебе, если хочешь, только они в другой комнате. Я их никогда не читала, поэтому мне совсем нечего о них рассказать.
— Ясно. А почему не читала?
— Подростком я думала, что прочитаю их, когда мамы и папы не станет. Я представляла, как они умрут, понимаешь. Не тогда, потом. Представляла себя гораздо старше, уже прожившей свою жизнь и имеющей собственные представления о ней, чтобы нас с родителями разделяло очень многое. В общем, пока мне читать эти книги слишком рано. Еще не так много времени прошло.
— А я мог слышать о них?
— Вряд ли.
— Ладно. Можно я сейчас замолчу и откушу кусочек? Выглядит, конечно, потрясно. Я, правда, не привык есть вегетарианские сэндвичи, но этот меня впечатляет.
— Ешь, конечно.
— М-м-м-м!
— Нравится?
— Не то слово! Просто язык можно проглотить.
— Ура.
Еда — самый разоблачительный процесс, когда человек становится уязвимым. По ней сразу можно понять, как он взаимодействует сам с собой и со своей жизнью.
Парень, который сидит вместе со мной в библиотеке, откусывает большие куски и смакует каждый. Старается при этом откусить так, чтобы как можно больше ингредиентов сэндвича попало в рот одновременно. Затем он закрывает глаза и жует со всей страстью, а потом откусывает снова, и все повторяется. Он не обкусывает края, чтобы оставить на потом заполненную серединку, не ловит кусочки авокадо, когда они падают обратно в тарелку. Он позволяет им упасть, а потом хватает своими замаслившимися пальцами и отправляет в полный рот.
