Математические досуги - Свет Жанна Леонидовна (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
Именно таким актером ощущала себя я. Я стояла на сцене, обратившись лицом к зрителям, но затылком чувствовала и видела, словно у меня были там глаза, фильм под названием Евгений. При этом я сама тоже была среди зрителей и зорко следила за своим поведением на сцене — не фальшивлю ли я — и за зрителями в зале — не видят ли они этой фальши, верят ли тому, что я им пою со сцены.
Почему-то мне кажется, что и Сережа жил с таким же фильмом на заднем плане. Я не один раз думала, как бы сложились наши отношения, если бы после свадьбы у нас была возможность пожить вместе хотя бы полгода. Может быть, за эти полгода мы сумели бы влюбиться друг в друга, и сейчас жили бы не актерами на сцене, а просто любящими супругами, без всяких посторонних фильмов и пустых переживаний.
Такая сложная обстановка внутри личности отнимала много сил, и мне часто хотелось побыть одной, но жизнь не давала мне такой возможности, я все время была среди людей, и только ночью, в спальне, могла, наконец, сбросить маску с уставшего и окаменевшего от наигрыша лица.
Все привыкли к моей сдержанности и даже не подозревали, какой вулкан клокочет под застывшей лавой и каких сил стоит сдерживание этого клокотания, чтобы оно не только не вырвалось наружу, но даже чтобы и намека на него никто не уловил.
В Москве я бывала очень редко. В первый свой отпуск съездила туда и даже добыла рабочий телефон Евгения: он защитился без единого черного шара и работал в редакции академического журнала. Я позвонила, оказалось, что будет он только в четверг, но и в четверг его не оказалось на месте, а мне уже нужно было уезжать. В следующий мой приезд в Москву — это была командировка — известный мне номер телефона принадлежал уже какой-то квартире. Так я его и потеряла: по месту прописки он не жил, а как еще можно было искать человека, если не знаешь ни места жительства, ни места работы?
Но даже в свои редкие посещения Москвы я невольно шарила глазами по толпе: вдруг он идет навстречу мне, вдруг случай поможет нам встретиться… Напрасно, мы ходили разными тропами. У меня была своя жизнь, у него — своя. Единственное, в чем он меня не обманул.
Шли годы. Банальная фраза, но ведь именно так и было: время шло — год за годом. Ушли от нас и Ма, и Андреич, остались мы одни с детьми. Вернее, я одна с детьми: Сережа почти не бывал дома. Такой образ жизни позволил нам не только иметь хорошую дачу, машину и поездки на курорты и за границу, но и приглашать к детям лучших учителей и репетиторов, водить обоих в бассейн, развивать их физически и интеллектуально.
Кроме того, этот образ жизни помогал поддерживать мир в семье. Я искренне не задумывалась, есть ли кто-нибудь у мужа в его длительных рейсах — меня это не волновало. Он ни разу не проявил подозрительности по отношению ко мне, хотя я уже встретила своего математика, и он стал частым гостем в моем доме.
Мы не мозолили глаза друг другу, за время разлуки даже успевали соскучиться, а за время недолгого присутствия Сережи дома не успевали надоесть друг другу.
Я из всей своей жизни вынесла глубокое убеждение, что семья изжила себя в том виде, в каком она существует с незапамятных времен. Мужчине ни к чему жить вместе с женщиной и детьми постоянно. Кто-то из родителей живет с потомством, а кто-то приходит, когда всем этого хочется. Оба родителя участвуют в материальном обеспечении детей и в их воспитании, но если у родителей нет желания видеться, то они и не видятся, общаются только с ребятами. Мне кажется, что тогда бы не было раздражения и недовольства друг другом, порожденных насильственным общением и необязательным,но навязанным устоями, присутствием в общем пространстве.
Дети росли, мы старились. Мишка поступил и успешно окончил институт, женился на дочери Люси и Романа, так мы породнились с нашими самыми близкими друзьями. Родство это было усилено тем, что наша дочка вышла замуж за их сына. В обеих молодых семьях появились дети, я стала бабушкой, хотя не чувствовала в себе ни желания быть ею, ни ощущения, что возраст мой подходит для статуса бабушки.
С возрастом было все очень сложно. Я долго не старела. Мне было уже под пятьдесят, а мне давали не больше тридцати пяти, и молодые парни заглядывались на меня, у меня даже была пара романов с ровесниками Мишки. Я не чувствовала своих лет: было такое ощущение, что я остановилась в том возрасте, в котором познакомилась с Евгением. Остановилась в нем, потому что была счастлива тогда, и сознание отказывалось уйти оттуда, где счастье было, в бесплодную пустыню более зрелых лет.
ИЗ РУКОПИСЕЙ…
Найдя в рукописях моей подруги серию миниатюр под общим названием «Телефон», я вспомнила один из последних наших с нею разговоров, уже почти перед моим отъездом на юг. Я ее спросила тогда, пыталась ли она когда-нибудь еще найти Евгения. Она помолчала, а потом ответила, с видимой неохотой:
— Да. Несколько лет назад — буквально — и нашла его. Мне попалась на глаза реклама городской телефонной связи, где сообщалось о новых услугах: можно было найти, не выходя из дому, адрес человека по всей стране. У меня даже сердце екнуло. Прошло много лет, Евгений должен был быть, по моему разумению, состоятельным и солидным человеком и вести оседлый образ жизни, а значит, у него должен был быть постоянный адрес, а может быть, и телефон. И я позвонила в адресную службу.
Вы представляете, что я испытывала, записывая на каком-то конверте номер его московского телефона?! До сих пор я писала ему письма, которые не отправляла, а хранила дома в чемоданчике под кипой театральных программок. Теперь, может быть, мы сможем общаться — хотя бы разговаривать! И отпадет нужда в этих письмах, я смогу ему рассказать все, услышать его голос, письма можно будет уничтожить и не бояться, что Сережа их найдет, или, что еще хуже — дети.
У меня все внутри тряслось, пока я набирала номер. Слава богу, что это можно было сделать по автоматике: в том моем состоянии я не смогла бы разговаривать с диспетчером.
Ответили мне очень быстро — ребенок, наверное, внук. Я попросила к телефону Евгения, и вот в трубке зазвучал его голос, который я узнала бы из миллиона других голосов, даже во сне, даже перед смертью.
Я сказала, что нахожусь в некотором затруднении — мы были знакомы очень давно, может быть, он и не помнит меня…
— Ну? — нетерпеливо произнес он.
Я назвала себя.
— Ты меня помнишь? — спросила я его.
Он был ошарашен — это чувствовалось. Но и обрадован тоже. Меня охватило такое облегчение! Тревога улетучилась, сердце стало биться ровно, радость заполнила меня всю, я просто ликовала.
Мы проговорили не меньше часа. Он сказал, что все помнит, что очень рад моему звонку и обязательно позвонит мне в ближайшее время. Будем общаться. Приезжай в Москву. Я хочу тебя видеть. В первый момент он удивился, услыхав мое имя, но удивился радостно.
Боже, какое у меня было настроение в тот день и несколько последующих!
Позвонил ли он? Позвонил. Через три месяца, за три дня до моего дня рождения, не помня о нем — он смешался, когда я ему напомнила об этом. Я думаю, это было неспроста. У него в подкорке сидела дата моего рождения — видимо, это и заставило его неосознанно позвонить именно в близкий промежуток времени.
Мы опять проговорили почти час, он обещал позвонить — поздравить с Новым годом. Мне показалось, что у него были неприятности из-за моего звонка, и он вынужден звонить лишь в удобные моменты.
Нет, больше он не звонил, а я, не желая доставлять ему лишние хлопоты, тоже больше не звонила. Так это все и закончилось.
Я одного не могу понять, зачем он обещал звонить, делал вид, что рад мне, моему новому появлению в его жизни?
Не проще ли было сказать, что все забыто, что жизнь прошла, он сожалеет, но нельзя в одну и ту же реку вступить дважды? Мне было бы тяжело, но это было бы честно, и я бы перестала его ждать.
