Луна доктора Фауста - Эррера Луке Франсиско (библиотека электронных книг txt) 📗
– Прикинувшись женщиной, он обманул одного моего знакомого…
Улыбка вмиг сбежала с лица моряка.
– Вот это дело другое. Раньше до меня доходили какие-то слухи, но теперь вижу, они не с ветру взяты. Надо выгнать его вон… Ай-ай-ай, – захихикал он в кулак, – представляю, какую рожу скорчит дон Хорхе Спира, когда проведает об этом деле. Он-то взял его в пажи и так привязался к нему, что позволяет ночевать в своей каюте…
– Поклянись мне, что не упомянешь даже моего имени.
– Будьте покойны. Я умею держать язык за зубами. Но услуга за услугу: и вы не проговоритесь…
– Неужто капитан-генерал?..
– Да нет же, клянусь богом! – засмеялся моряк. – Я лишь имел в виду, что никто не знает наверное, как обернется это некрасивое дело. Надо держать ухо востро. Господь сурово карает за такой грех, насылает несчастья и беды, а потому опасно выходить в море с извращенным распутником на борту. Я уверен, в нем – корень всех зол.
В ночь на восьмое декабря был назначен выход в море. Хорхе Спира велел глашатаям объявить, что с проклятием, тяготеющим над экспедицией, покончено и что в тот миг, когда корабли снимутся с якоря, злые чары будут развеяны.
Филипп, всецело полагаясь на мудрость столь осведомленного в вопросах демонологии человека, каковым, по его мнению, был Хорхе Спира, задолго до заката поднялся на борт своего корабля, чтобы приготовить его к отплытию. Когда солнце зашло, он увидел, что с бушприта адмиральской каравеллы в море спускают железную клетку, в каких держат до суда взбунтовавшихся матросов. В клетке и на этот раз кто-то был.
– Это негр! – воскликнул Филипп. – Что же натворил Доминго Итальяно, такой усердный и услужливый человек, чем заслужил он такую кару? Неужели это из-за того пса, смытого в море во время бури? Наказание несоразмерно вине. Это паж Спиры донес ему! Проклятый соглядатай! Но ведь Доминго – мой подчиненный, как можно было даже не уведомить капитана?.. Клетку обкладывают новыми и новыми вязанками соломы: значит, бедняге предстоит долго просидеть там… Осенние ночи студены…
Клетка уже касалась поверхности воды. Когда корабль двинется, волны будут захлестывать ее. Жестокая кара за такую малость!
В десять часов на небосклон выплыла красноватая луна.
– Луна доктора Фауста! – с тревожным предчувствием пробормотал Филипп.
На море был штиль. Ярко горели бесчисленные огни в порту. На пирсе собралась толпа, и люди прибывали с каждой минутой. Запели трубы, ударили барабаны. Палубы вмиг заполнились матросами. С адмиральской каравеллы спустили шлюпку, в которую спрыгнули четверо с зажженными факелами. Кто-то подошел к Гуттену. Он обернулся и увидел Доминго Итальяно.
– Как, ты здесь? – растерянно спросил Филипп. – А я думал, это тебя посадили в клетку. Вижу – чернокожий…
Доминго расхохотался:
– Тот, кто сидит там, такой же белый, как вы. Просто его вымазали смолой. Сейчас его сожгут живьем. За мужеложство…
В этот миг над клеткой взметнулось пламя. Из огня долетел отчаянный вопль Франца Вейгера.
Распустив паруса, каравеллы торжественно и величаво двинулись в открытое море. Заживо сгорая в железной клетке, паренек из Швабии освещал им путь в Новый Свет.
II
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Новый Свет
10. ПЛАВАНИЕ
Восьмой день скользили каравеллы по безбрежному океанскому простору, держа курс на юг.
Филипп стоял на корме и вглядывался в это синее пространство, уходящее за четко очерченную линию горизонта. Неподалеку сидели, собравшись в кружок, Веласко, Себальос, Перес де ла Муэла и Франсиско Мурсия де Рондон. Было полное безветрие, но корабль вдруг сильно продвинулся вперед. Франсиско Веласко прищурил глаз:
– Что бы там ни говорили опытные мореплаватели, а посмотришь на это, так и кажется, что тебя несет в какую-то пропасть, а на дне ее тебя поджидает, разинувши пасть, морской змей.
– Молчи, осел! – ответил Себальос, не отрываясь от своего занятия: он завязывал на шкерте морские узлы.
– Осел-то не я, а та тварь, что обрюхатила твою мамашу! – неожиданно вспылил Веласко, проворно вскочив.
– Веласко! – обернувшись к ним, строго прикрикнул Филипп. – Придержи-ка язык. Нечего устраивать бабьи свары!
– А что я? Вы вот ему скажите…
– Довольно! – рассердившись, оборвал его Филипп.
– Поглядите-ка, как он тоскует – точь-в-точь прекрасная дама, покинутая своим кавалером! – насмешливо воскликнул Перес де ла Муэла, указывая на вторую каравеллу, шедшую совсем близко от «Швабии»: у борта, печально уставившись в море, стоял Лопе де Монтальво. Ему было от чего грустить: вскоре после того, как Спира назначил его капитаном, он отменил собственный приказ, и место Лопе занял какой-то немец.
– Эй, капитан! Капитан Лопе! – загорланил Себальос. Монтальво гневно вскинул голову.
– Как поживаете, о бесстрашный мореход? Отдают ли вам почести, полагающиеся капитану? – продолжал издеваться Веласко под дружный смех своих товарищей.
Лопе, сложив ладони рупором, ответил замысловатым проклятьем и поспешил покинуть палубу. Насмешники почувствовали какую-то неловкость.
– Жалко его, – сказал Перес. – Ему не позавидуешь.
– Да уж! – поддержал его Веласко. – Поставь-ка себя на его место: приятно ли получить пинок в зад и слететь с должности, чтобы очистить место для какого-то сукина сына, вся заслуга которого только в том, что он немец?!
Гуттен, слышавший его слова, не обернулся, но закусил губу. Мурсия де Рондон вспомнил о его присутствии и стал мигать товарищам, чтобы те замолчали.
– Чего ради мне молчать? – не унимался, однако, Веласко. – Пусть дон Филипп слышит! Он знает, что я говорю истинную правду, а на правду нельзя обижаться.
Гуттен по-прежнему не оборачивался и не ввязывался в разговор. Мурсия де Рондон, покосившись на него, сказал медовым голосом:
– Ты не прав, друг мой. Наше предприятие затеяли германские банкиры Вельзеры: значит, у них есть все основания отдать предпочтение своим соотечественникам. Разве ты на их месте поступил бы не так? Представь, что экспедицию снаряжала бы Испания…
– А то не Испания! – пуще разъярился Веласко. – Индии принадлежат нам, и море – наше, и даже император – тоже наш!
Гуттен резко повернулся и взглянул ему прямо в глаза. Огромный кастилец побледнел, а товарищи его боязливо поежились под этим суровым взглядом.
– Веласко! – пересилив себя, промолвил Филипп. – Уже полдень. Ударьте в колокол.
И, не прибавив больше ни слова, стал следить за тем, как на нижней палубе солдаты упражняются в стрельбе из арбалета.
Когда зазвонил судовой колокол, участники экспедиции и команда каравеллы устремились с глиняными мисками к большим котлам, в которых дымилось густое варево без цвета и запаха.
Гуттен получил свою порцию и снова отошел на корму, присев на палубу рядом с Веласко, Инфанте и прочими кавалеристами. Некоторое время царило полнейшее безмолвие, нарушаемое только хлюпаньем и стуком ложек, а потом послышался голос Мурсии:
– Вот припоминается мне один случай, когда его величество Франциск Первый…
– Дерьмо твой Франциск! – громовым голосом перебил его Веласко.
– …задумал сбежать из плена, – невозмутимо и самодовольно продолжал тот, – а я распознал его намерения и имел честь лично уведомить об этом нашего государя…
– Что же сказал наш государь своему верному наушнику и соглядатаю? – с полным ртом промычал Веласко.
После захода солнца каравеллы убрали паруса и легли в дрейф – голые их мачты напоминали деревья, с которых дыхание зимы сдуло последние листья. Луна была на ущербе и слабо серебрилась в черной воде. В душу Филиппа снизошел покой, когда голоса матросов смолкли и от носа к корме, от одного судна к другому полетели мелодичные звуки: трехструнные скрипки наигрывали то разудалые фанданго, в такт которым хлопали матросы, то какую-то тоскливую мелодию, постепенно замирающую в воздухе, точно призыв муэдзина.
