Настоящие мемуары гейши - Михайлюк Виктория В. (читаем книги онлайн TXT) 📗
Потом мама Сакагучи накрасила мой подбородок, нос и верхнюю часть груди. На щеки и вокруг глаз она нанесла розовые румяна и снова все запудрила. Брови она сначала подвела красным, а потом закрасила черным карандашом, на нижнюю губу положила немного розовой помады.
Затем мама принялась за украшения для волос. В моем шиньоне были красные шелковые ленты, называемые аримачиканоко, а сверху – каноко-домэ (ленты и булавки, сделанные из кораллов, нефрита и серебра), серебряные украшения, увенчанные фамильными гербами окия, и черепаховые украшения, называемые чирикал. Чирикай – особенные украшения, их используют лишь один раз за всю жизнь майко – только в первые три дня ее дебюта.
Далее я была одета в обычное нижнее белье. Сначала – прямоугольные куски белого хлопка, один из которых обворачивается вокруг бедер, другой – вокруг груди. Они сглаживают линии кимоно. Затем – хлопковая набедренная повязка, а потом пара длинных нижних юбок, чтобы предотвратить распахивание кимоно.
Следующим идет хададзюбан – что-то вроде блузки, повторяющей линии кимоно. Хададзюбан майко имеет красный воротник. Поверх этого я надевала длинную комбинацию, нагаджубан, она была сшита из шелка и украшена веерообразным рисунком и вышитыми цветами.
Костюм майко украшает особенный воротник (эри), пришиваемый вручную к нагаджубан при каждом одевании. Эти воротники рассказывают историю майко. Они сделаны из шелка, расшитого белыми, серебряными и золотыми нитками. Чем младше майко, тем меньше у нее на воротнике вышивки и тем более заметен красный шелк. По мере взросления майко, вышивок становится больше, и так до тех пор, пока красный цвет (символ детства) не скрывается под ними почти полностью. Продолжается это до тех пор, пока не приходит пора «сменить воротник» майко на гейко и начать носить белый вместо красного.
Ежегодно мне требовалось пять воротников – два из шелка для лета и три креповых для зимы. Каждый из них стоил около двух тысяч долларов. Я сохранила их и создала у себя дома коллекцию. Первый воротник, который я надевала на мисэдаши, был украшен «каретой принца Гэндзи», вышитой золотыми и серебряными нитками.
После нагадзюбана одевальщик натягивал на меня соответствующее хикизури – кимоно на плечи. Оно было сшито из черного шелка, с цветочным орнаментом императорского дворца. Кимоно украшалось пятью гербами: один на спине, два на отвороте и два на рукавах. Каждая семья в Японии имеет мон, или герб, используемый для формальных случаев. Герб Ивасаки был стилизован под колокольчик с пятью лепестками.
Мой оби был произведением искусства, который создавали три года. Он был более двадцати футов в длину и сделан из парчи, расшитой светлыми золотыми кленовыми листьями. Он стоил десятки тысяч долларов. Оби был прикреплен так, что оба его конца свисали почти до земли, и поддерживался обиягэ, шелковой лентой, закрепленной снаружи. Обычно моя лента была сделана из красного шелка и на ней были вышиты гребни окия (зажим оби не носится с повседневным кимоно).
Я держала сумочку, такую же как и тогда, когда была минараи. В ней были мой веер, салфетка для рук, помада, расческа и маленькая подушечка. Каждый предмет был украшен белой монограммой Минеко и имел в сумочке свое отделение, сделанное из красного шелка Эримана.
Некоторые из вещей, которые я носила, хранились в Ивасаки окия на протяжении поколений, но большинство из них, по крайней мере двадцать, были сделаны специально для меня. Не знаю точных цифр, но уверена, что стоимость всего костюма равнялась стоимости дома. Думаю, что сумма равнялась приблизительно ста тысячам долларов.
Когда я была готова, делегация из окия присоединилась ко мне, дабы нанести обычные традиционные визиты. Одевальщик, как часто случается в таких случаях, пошел с нами в качестве церемониймейстера. Моей первой обязанностью было отдать дань уважения иэмото. Когда мы прибыли в Шимонзен, одевальщик громким голосом объявил:
– Могу ли я представить вам Минеко, младшую сестру Яэчиё, по случаю ее мисэдаши? Мы просим принять ее.
– Я адресую ей мои сердечные поздравления, – проговорила из фойе старшая учительница. К ней присоединились все сотрудники и хором поздравили меня.
– Мы желаем тебе успешной работы и больших достижений!
– Да, спасибо, – сказала я на японском, к которому привыкла с детства, – я постараюсь.
– Ты опять за свое, – внезапно поймала меня старшая учительница, – гейко должна говорить хей и оокини.
После того как меня отчитали, я продолжила обход. Мы засвидетельствовали свое почтение владельцам очая, старшим гейко и важным клиентам. Я кланялась и просила всех о поддержке. В этот первый день мы посетили тридцать семь разных мест.
На каком-то этапе мы остановились у зала, чтобы выполнить осаказуки – ритуал, по которому я и Яэко должны были оформить свои обязательства. Церемонию организовал Суэхироя. Когда мы вошли внутрь, одевальщик попросил маму Сакагучи занять почетное место напротив токонома. Он усадил меня рядом с ней, а маму Масако возле меня, потом рассадил глав других филиалов. Яэко, которая теоретически должна была сидеть рядом со мной, была усажена на низшую позицию. Уверена, что присутствующие были удивлены. Они не понимали, что для Яэко вообще было привилегией находиться там.
Я носила традиционный костюм мисэдаши три дня, а потом сменила его на другой, обозначающий вторую фазу моего дебюта. Он не был черным и не был украшен гребнями. Кимоно, сшитое из голубого шелка, называлось «Сосновый ветер». Низ кимоно был песочного цвета и украшен вышитыми соснами и морскими волнами, а оби – сделан из оранжевой парчи с золотыми полосками.
Моя память всегда была острой, но первые шесть дней своего дебюта я помню как в тумане. Мне кажется, я нанесла более ста визитов. Мияко Одори открылся семь дней спустя после моего выхода. Мне нужно было выступать на сцене в своей первой профессиональной роли, а я чувствовала себя совершенно разбитой.
– Кунико, когда у меня будет хотя бы несколько выходных? – жалобно спрашивала я.
– Не знаю, – отвечала та.
– Но когда же у меня будет время на учебу? Ведь я все еще слишком мало знаю и даже не выучила Гионкоута (баллада о Гионе). Мне так и придется всегда повторять за другими? Как же я буду работать самостоятельно? Все происходит слишком быстро.
Но было невозможно остановить движение. События быстро сменяли друг друга, а я просто плыла по течению. Теперь, когда я официально стала манко, то больше не ходила в Фусаноя – заявки на встречи приходили прямо в окия, и мама Масако организовывала мою работу.
Первое приглашение на посещение озашики в качестве манко я получила от Итирикитей, самого известного очая в Г ион Кобу. В частных кабинетах Итирикитей происходило огромное количество важных исторических встреч и событий, так что очая приобрел легендарную славу. Итирикитей часто упоминался во многих новеллах и пьесах.
Однако это не всегда приносило пользу Гион Кобу. Иногда в литературе упоминалось, что гейко – это те же куртизанки, проводящие ночь со своими клиентами. Это одна из тех идей, которая, возникнув, начинает жить собственной жизнью. Из-за этого некоторые туристы, исследователи Японии, да и просто жители других стран, считают это недоразумение правдой.
Ничего этого я не знала, когда впервые вошла в банкетный зал тем вечером. Хозяином озашики был известный магнат Сазо Идемитцу. Он развлекал кинорежиссера Зензо Матсуяма и его жену, актрису Хидеко Такамине. Яэко уже была там, когда я пришла.
– Это твоя младшая сестра? – спросила мисс Такамине. – Разве она не хорошенькая?
Яэко сложила губы в свою обычную ухмылку.
– Правда? Вы думаете, что она хорошенькая? И какая ее часть вам больше нравится?
– Что ты имеешь в виду? В ней все прекрасно.
– Ох, не знаю. Думаю, это только потому, что она так молода. Но, сказать по правде, она не очень хороший человек. Не дайте себя обмануть.
Я не могла поверить тому, что услышала. Я никогда не подозревала о том, что «старшая сестра» может так дискредитировать «младшую» Перед клиентами. Я испытала огромное сожаление от того, что моей «старшей сестрой» не стала Сатохару, она никогда бы так не поступила.
