Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан (читать книги онлайн полные версии .TXT, .FB2) 📗

— Замечательная идея! Ты можешь создать целую серию. Ребятам будет действительно интересно. Как здорово! Книгу опубликуют?

— Не знаю. Честно говоря, я только тебе о ней рассказал. Хочу сам сделать иллюстрации, хотя мне неловко говорить это тебе, у меня ведь нет специального образования.

— Какие глупости! Обязательно надо попытаться. Идея, по-моему, очень оригинальная, и я даже не могу представить, кто мог бы ее осуществить лучше тебя. Дай раскрыться своему таланту. Чтобы не получилось, как у меня, когда рисуешь в стол.

— Было бы прекрасно, если бы ты снова начала рисовать. Мне бы очень хотелось посмотреть твои работы, если ты не против, — сказал Леонард, обрадовавшись, что можно перевести разговор на другую тему — он не привык к комплиментам.

— Поживем — увидим, — ответила она.

Слушая ее, Леонард постепенно чувствовал, что ему передаются ее открытость и энтузиазм. У них были такие разные жизни. Она правда, правда очень ему нравилась. Не успев подумать, он вдруг выпалил вопрос: что такого она в нем нашла?

— То есть не хочу сказать, что я неудачник, но ты же понимаешь, о чем я. Наверное, мне хочется знать, чувствуешь ли ты, что у нас завязались какие-то отношения — или как лучше это назвать? А если так, то что ты думаешь об отношениях со мной? Или, может, я просто друг или человек, вызывающий, к сожалению, только платонические чувства?

— Раз уж ты прямо задаешь такой вопрос… — начала она, — мне кажется, странно было работать на одном этаже месяц за месяцем и не попытаться что-то предпринять. Поначалу я тебя почти совсем не замечала. Я узнала, кто ты, но, видишь ли, по каким-то причинам смотрела мимо, не понимаю почему. Дело в том, что я провожу очень много времени вдвоем с Патриком, поэтому читаю то же, что и он, мы читаем вместе; и твои книги, понимаешь, они не похожи на другие. Они прямо-таки завораживают. Он их обожает. Эти книги как будто из другого времени, как будто написаны с пониманием детского взгляда на мир. В них есть душа. Поэтому, когда я догадалась, что ты их пишешь, и понимая, что ты наша местная знаменитость — то есть знаменитость Марк Бакстер, бакалавр образования, но на самом деле все-таки ты, — как же я могла не заинтересоваться? А потом, когда мы столкнулись на работе, ты показался мне… даже не знаю… таким мягким, и после всего, что я делала в жизни, после всех людей, которых встречала, порой крайне самонадеянных, — кстати, не обижайся, ты же понимаешь, что я имею в виду, и не хочешь никаких выдумок, потому что тебе нужна правда, — думаю, я поняла, как трудно найти что-то подобное, найти в этом мире нежность. А ты как раз такой. Понимаю, мой комплимент звучит платонически, но я хочу быть абсолютно честной. Ты уловил мою мысль или я уже дошла до стадии «болтовня под просекко»?

Он прекрасно понимал, что она имеет в виду.

— Я очень рад, что ты так на это смотришь, — сказал он.

— Ну, а я почему тебя заинтересовала?

Он на мгновение остановился, чтобы сосредоточиться.

— По-моему, ты потрясающая, — ответил он честно и просто.

Каковы бы ни были причины, но уже давно никто без расчета и задней мысли не говорил Шелли в глаза, что она особенная. Искренность Леонарда, лишенная всякой подоплеки, была абсолютной.

— Я так и заплакать могу, — сказала она.

Они говорили и говорили — за десертом из мороженого с сиропом, а потом за кофе. Когда пришло время уходить, она жестом показала, что хочет подписать чек.

— Между прочим, я готов за тебя заплатить, если ты, конечно, не обидишься, — предложил он.

— Все нормально. Ты уже раскошелился на «Хеппи Мил», так что я не могу повесить на тебя еще и этот счет. Но, знаешь что, ты можешь как-нибудь приготовить мне вегетарианский обед, если захочешь.

— В любое время. В любое время, только скажи.

Они разделили счет пополам и дали официанту большие чаевые — на удачу, а также от охватившей обоих щедрости.

Они шли под руку к остановке такси и все время говорили; потом говорили, пока ждали машину на свежем, отрезвляющем воздухе. Шелли уже собралась сесть в такси, извинившись, что вынуждена ехать домой к сестре, у которой оставила Патрика, но вдруг встала прямо перед ним.

— Вот сейчас, между прочим, ты должен поцеловать меня как джентльмен, — сказала она, подняв на него глаза.

Леонард сдержал данное себе обещание не упустить свой шанс.

— Ну, пока, — сказала она. — Не беспокойся по поводу белков, ладно?

— Доброй ночи, Шелли. И спасибо за такой чудесный вечер, — сказал Леонард.

Она с улыбкой помахала ему из такси, показав пластмассовую диснеевскую рыбку, про которую уже почти забыла. Леонард помахал в ответ, глядя, как машина удаляется вниз по улице и исчезает за круговым перекрестком у Музея естественной истории. Чтобы продлить себе радостное настроение, он решил в эту безоблачную ночь пойти домой пешком. В сердце царила легкость, и ничего больше не было между ним и вселенной, раскинувшейся над головой.

Глава 15

Планы путешествия

Теперь это трудно оценить, но до мобильных телефонов и эсэмэсок было время, когда люди общались друг с другом посредством записочек, прикрепленных магнитом к холодильнику. Такой способ был настолько распространен, что стал вторым назначением холодильника. В семьях оставлялись подробные инструкции, касающиеся обеда, подростки отчитывались, куда они ушли, а несчастные жены могли начать таким образом развод, — все создавали сообщения в хемингуэевской манере, написанные заметными, яркими буквами, и прикрепляли их на уровне глаз. Скажу больше, когда по миру распространились эсэмэски, в холодильной промышленности началась паника. А уж когда передача сообщений стала бесплатной, Национальная ассоциация холодильного оборудования «Ниже нуля» (еще одна НАСА[2], как они себя называли) подала иск в Верховный суд, настаивая на нарушении своего права зарабатывать.

Именно благодаря этому атавистическому способу коммуникации Хелен обнаружила, что в то субботнее утро Голодный Пол поднялся рано и сам отправился в больницу навестить миссис Готорн. Особенность данного средства общения состоит в том, что в нем мало места для объяснения причин, но Хелен решила, что Голодный Пол встал рано из-за волнения по поводу награждения в Торговой палате и захотел чем-нибудь заняться, чтобы отвлечься. Как часто замечала сама Хелен, нет лучшего лекарства от собственных проблем, чем помощь в решении чужих.

Хелен сняла записку с холодильника и, складывая ее вчетверо, перечитала мысленно еще раз. Часто случалось так, что, как только Голодный Пол проявлял инициативу, она сдерживала свое естественное желание его подбодрить, поскольку опыт подсказывал ей, что такие вылазки обычно предпринимались им с неуклюжей горячностью и сомнительными результатами. Надо отдать должное Голодному Полу — он преодолел свою вечную склонность к колебаниям и неловкое поведение в обществе, серьезно занявшись волонтерской работой в больнице. Казалось, они с миссис Готорн оба наслаждались спокойствием, тихо сидя рядом и держась за руки, как у Ларкина в «Гробнице Арундела». Удивительно, но он даже нашел способ общения с Барбарой при всей ее словоохотливости, граничащей с бесцеремонностью, которая обычно заставляла Голодного Пола чувствовать себя не в своей тарелке. Хелен объяснила это тем фактом, что он был примерно одного возраста с разъехавшимися взрослыми детьми самой Барбары, а этого иногда бывает достаточно для возникновения доверительной обстановки, в которой можно приятно провести полчаса. Надо отметить, что и Барбара быстро сообразила, что Голодному Полу больше нравится, когда разговор вторичен по отношению к какой-нибудь увлекательной деятельности, вроде шашек или игры в слова «Трэвел скребл», когда не надо встречаться глазами с собеседником и отвечать на наводящие вопросы.

Поначалу Хелен ожидала, что ей придется теребить Голодного Пола, чтобы тот не бросал волонтерство в больнице, хотя никакого особого плана, кроме как заставить его выйти из дома и делать что-то полезное, у нее не было. То, что он по собственной воле отправился в больницу, означало, что корабль спущен на воду и теперь может плыть на собственном горючем. Однако Хелен уже давно смирилась с мыслью, что Голодный Пол всегда будет недостаточно самостоятелен. Временами, дразня ее надеждой, он демонстрировал что-то близкое к самостоятельности — новое хобби, намеки на возможную работу на полный день, случайные упоминания о сдаваемых квартирах, — но, как часто бывает, само по себе обсуждение этих амбициозных возможностей вроде бы исчерпывало необходимость их реализовывать. Идеи вели к благим усилиям, от них — к суетливому разочарованию, а далее к отступлению и убежденности, что никакие изменения, в конце концов, ясное дело, не нужны. Возникало впечатление, что эта цепочка самопроизвольно возобновляется и повторяется. А между тем Хелен и Питер старели. Дом они уже выкупили, и он был слишком большой для них двоих. Ничто так громко не говорит нам о старости, как нежилое пространство, тщательно прибранное и вычищенное. У Хелен и Питера были знакомые, которые все откладывали свои планы, пока наконец не сталкивались с проблемами со здоровьем или вдовством. Другие продолжали работать из-за денег или невозможности смириться с обезличенностью и потерей статуса при выходе на пенсию. Но им с Питером, наоборот, всегда хотелось воссоздать те отношения, которые были у них до рождения детей. После долгих лет зарабатывания денег и беспокойств они мечтали, что, став пенсионерами, вновь обретут прежнее существование, открыв окно к беззаботной жизни, сколько бы лет ни было им отпущено до того конца, которого не миновать никому.