Краткая история тракторов по-украински - Левицкая Марина (список книг .txt) 📗
Кое-кто забренчал на испанских гитарах, и все хором запели:
Слышишь, как бомбы взрываются, Будто настал Судный день? И на планету спускается Радиоактивная тень.
Да, я уже слышала, как взрывались водородные бомбы. Видела, как в воздухе тускло светились радиоактивные осадки, и чувствовала, как шел ядовитый дождь. Я считала, что никогда не доживу до зрелости, если мы не избавимся от этих водородных бомб. Но при всем при том перестраховывалась, готовясь к контрольным экзаменам.
Там все были старше нас с Кэти. У некоторых — длинные густые волосы, они ходили босиком, носили выцветшие джинсы и темные очки. Другие были похожи на элегантных квакеров и одеты в благопристойные туфли и кардиганы. Они продолжали петь, когда полиция поднимала их за руки и за ноги и грузила в мебельные фургоны (поразительно похожие на «воронки»). Мы с Кэти не пели — не хотелось выглядеть идиотками.
Импровизированный зал суда размещался в местной начальной школе. Мы сидели на детских стульчиках, и нас вызывали на скамью подсудимых по одному. Каждый произносил небольшую речь о безнравственности войны, и его штрафовали на 3 фунта плюс 2 фунта на судебные издержки. Когда подошла моя очередь, я так и не придумала, о чем бы мне сказать, и поэтому оштрафовали меня всего на 3 фунта (выгодная сделка!). Я солгала о своем возрасте — не хотела, чтобы узнали родители, но они все равно узнали.
— Коля, — умоляла мама, — она не коммунистка — просто дурепа. Пишлидодому.
Отец молча смотрел в одну точку на железнодорожных путях. Следующий поезд отправлялся через сорок минут, но не в Россию, а в Айншем и Оксфорд.
— Коленька, до России далеко. Сходи додому и поиж чогось на дорожку. Я зварила вкуснящий борщик. И котлетки — твои любими, из шпинатом и квасолькою з огорода, и з картошечкой. Сходи наижся од пуза, а потом можешь ихать у Россию.
По-прежнему злобно ворча, он позволил ей отвести себя по грязной тропинке между зарослями куманики и крапивы обратно к домику с посыпанным гравием двором, где мы тогда жили. Отец нехотя склонился над дымящейся тарелкой с борщом. Позднее она уговорила его лечь в кровать. Так он и не ушел из дома.
Зато ушла я. Сбежала к Кэти. Они жили на Уайт-Оук-Грин в длинном и низком загородном доме, построенном из котсуолдского известняка. Там была куча книг, кошек и паутины. Родители Кэти — левые интеллектуалы. Они не запрещали ей ходить на марши протеста и даже, наоборот, поощряли ее. Говорили о взрослых вещах, например должна ли Британия вступать в ЕЭС или кто сотворил Бога. Но в доме было зябко, еда была странной на вкус, а кошки прыгали на меня по ночам. Через несколько дней пришла мама и тоже уговорила меня вернуться домой.
Хоть и прошло столько лет, я все еще помню запах свежего асфальта под лучами палящего солнца в Гринэм-Коммон и затхлый дух в спальне Кэти. Лишь образ отца стал неясным, будто из него изгладилось что-то непонятное, но жизненно важное, а осталась лишь злобная внешняя сторона. Кто же он — этот человек, которого я знала и в то же время не знала всю свою жизнь?
— Но ето ж усё у прошлом, Надя. Почому тебя так волнуе история нашой жизни? Ето ж мищанськи предрассудки.
— Потому что это важно… это определяет… помогает понять… потому что мы можем узнать… Ой, не знаю.
17
ЛЕДИ ДИ И «РОЛЛС-РОЙС»
Валентине со Станиславом подарили кошку. Они назвали ее Леди Ди — в честь принцессы Уэльской Дианы, которою восторгались. Кошка досталась им от соседки миссис Задчук, только была скорее еще котенком и вовсе не такой милашкой, как ее тезка: вся черная с большими грязно-белыми пятнами, глаза с бледно-розовым ободком и мокрый бледно-розовый нос.
Леди Ди (они произносили «Льедьи Дьи») сразу же принялась рвать всю мягкую мебель в доме. Через пару недель оказалось, что это не кошка, а кот (мама никогда не допустила бы такой ошибки), и он начал повсюду гадать. Теперь к аромату гниющих яблок, разлагающихся недоеденных обедов из полуфабрикатов и дешевых духов, а также смраду непроветриваемой стариковской комнаты добавился запах кошачьей мочи. Да и не только мочи. Никто не научил Леда Ди пользоваться подносом с бумагой, и никто не убирал за ним, когда в дождливые дни его высочество не соизволяли выйти в сад.
Отец, Валентина и Станислав обожали Леди Ди, который ловко взбирался вверх по шторам и подпрыгивал в воздух на четыре фута, хватая висящий на веревке клочок бумажки. И лишь нам с Верой кот не нравился, но мы ведь там не жили, а кому какое дело до нашего мнения?
Леди Ди заменил им ребенка. Они сидели, взявшись за руки, и восхищались его красотой и сообразительностью. Доказать теорему Пифагора было для него наверняка лишь вопросом времени.
— Он и слышать не желает ни о каком разводе, Вера. Сидят, взявшись за ручки, и воркуют над этим мерзким котярой.
— Ну это уж слишком! Я же говорила тебе, что его нужно сдать в сумасшедший дом, — сказала Старшая Сеструха.
— Точно так же считает и Валентина.
— В этом злодейка абсолютно права. Очевидно, она снова будет кормить его с рук до тех пор, пока не получит паспорт. Мужики — такие кретины!
— Вера, ты просила маму развестись с ним?
— Что ты имеешь в виду?
— Он сказал, что ты уговаривала маму с ним развестись.
— Правда? Не помню. Жаль, что не получилось.
— В любом случае, он теперь не допускает и мысли о разводе.
— Кажется, мне нужно приехать самой и поговорить с ним.
Однако вскоре произошло событие, заставившее отца изменить свои намерения. Он позвонил рано утром и начал нести какую-то чушь о большом «ролике». Я спешила на работу и попросила его перезвонить позже. Но он наконец произнес решающие слова:
— «Ролик» стоить у дворе — на газоне.
— Папа, что ты мелешь? Какой еще «ролик»?
— «Ролик»! «Роллс-ройс»!
Сбылась Валентинина голубая мечта о западной жизни — она стала владелицей «роллс-ройса». Это был четырехлитровый седан, проданный Эриком Пайком по сногсшибательной цене — за 500 фунтов стерлингов (заплаченных отцом). Теперь у Валентины в гараже стояла «лада», на подъездной дорожке — «ровер», а на газоне — «ролик». Ни на одну из машин не было разрешения, и все они были не застрахованы. А сама она еще даже не сдала на права.
— Кто такой этот Эрик Пайк, папа? — Я вспомнила записку, найденную в комоде рядом с недоеденным бутербродом с ветчиной.
— На самом деле дуже интересный чоловек. Раньше служив пилотом у военно-воздушных силах. Летав на реактивном истребителе. А сичас торгуе подержанными машинами. У него мирови усы.
— И он большой друг Валентины?
— Не-не-не. Не думаю. В них нема ничого общего. Ее совсим не интересують автомобили — ну хиба шоб самой покрасуваться. На самом деле дуже гарна машина. Она принадлежала леди Гласуайн. Наверно, ее довго использовали заместо сельскохозяйственной техники: перевозили на ней сино, овець, мишки з удобрениями — усё, шо завгодно. Пошти як на тракторе. Так шо сичас там треба кой-шо отремонтирувать.
Увидев «ролик», Майк прыснул со смеху. Машина стояла скособочившись в траве перед окном гостиной, напоминая лебедя со сломанным крылом. Наверное, у нее полетела подвеска. Снизу на траву капала едкая коричневая жидкость. Некогда белое покрытие превратилось в лоскутный узор из новой краски, шпатлевки и ржавчины. Майк с отцом обошли машину несколько раз, поглаживая и щупая ее то здесь, то там, а потом пожали друг другу руки.
— Она хоче, шоб я ее одремонтирував, — сказал отец, беспомощно пожав плечами, словно он был сказочным принцем, перед которым прекрасная принцесса поставила невыполнимую задачу, желая испытать его любовь.
— Мне кажется, ремонту она не подлежит, — сказал Майк. — Да и где вы найдете к ней запчасти?
— Ето да, нужни кой-яки запчасти, и даже тогда нема ниякой уверенности, шо она буде издить, — сказал отец. — Од бида! Таки машины должны издить и издить, но ее, конешно, эксплуатирували з нарушением правил. Но яка усё ж таки красота!..