Бесы пустыни - Аль-Куни Ибрагим (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Он не поверил собственным глазам и спрятал глубоко в душе это изумление и тайну. Лучше бы она всегда оставалась закрытой!..
Дервиш продолжил свой путь по пыльному извилистому проходу. По мере того, как он продвигался все дальше, полутьма переходила во мрак. Раздался голос муэдзина с подвешенного высоко в небесах минарета, и он задал себе вопрос: к чему это призывает правоверных имам — к молитве заката или вечерней? Гиблый дул не переставая, завеса из пыли не оседала, уравнивая день и ночь, и люди в Сахаре утратили ощущение времени. Даже имам потерял свою религиозную уверенность и не единожды уже вводил в заблуждение правоверных — солнца не было видно! На последней неприятности присутствовал и сам Муса. Имам вернулся с рынка, щеголяя в новом, ослепительно белом одеянии, на голове его красовалась также новая, мощная и свежая чалма, он призывал собравшуюся в доме вождя знать справить молитву заката. Большинство присутствующих уже совершили акт молитвенного омовения песком, как часто приходилось делать в Сахаре, и люди выстроились в длинную очередь, намереваясь обратиться лицом к священной Каабе. Оттуда, со стороны кыблы всех правоверных и дул этот гиблый. Имам встал впереди всех и восславил, как всегда перед молитвой, Аллаха. Но не успел он совершить свой первый молитвенный поклон, как злой рок решил насмеяться над ним. Завеса пыли внезапно распалась, выглянул яркий солнечный диск, совершавший свое шествие на запад, но указывавший лишь на послеполуденное время — не более! Муса оказался тогда не в силах сдержать себя и взорвался от смеха. Ропот пошел среди склонившихся представителей знати, а вождь повернулся к нему и бросил негодующий взгляд. Он был не в состоянии подавить свой приступ, и шейх был вынужден прогнать его из ряда молившихся. После этого происшествия имам вынужден был изобрести специальную фетву[139], для собственной самозащиты, огласив в ней, что правоверный мусульманин имеет право объединить вместе все пять ежедневных молитв и справить в одночасье свой религиозный долг — в случае, если божья природа понуждает его к этому, и он не может отличить день от ночи и точно определить время. Однако Муса напомнил ему, что он постоянно запрещал это, когда был чересчур жесток с пастухами и не давал им позволения опоздать ненамного в совершении религиозного предписания, хотя им тогда приходилось мириться с факторами посильнее, чем гиблый. Имам спрятал свой изогнутый нос за полоску литама, пытаясь подавить ярость, когда вождь окрикнул его во второй раз. Имам прекратил общение с жителями равнины, которые видели в южном ветре проклятье, обрушившееся на их головы вместе с недавно прибывшими переселенцами. Имам умножил свои усилия и связал молитву лично с Анаем, часто навещал его в новом дворце, присутствовал на всех пирах и застольях, которые султан нового Томбукту стремился устраивать в честь именитых купцов, и по всему Сахелю разнеслась весть, будто Анай решил приблизить имама к себе, поверять ему свои тайны, наделять втайне щедрыми дарами. И никто не удивился, когда имам бросился торжественно открывать минарет Вау, поднялся сам наверх и огласил азан, едва успели негры принцессы закончить возведение башни в самом центре своего нового поселения.
Гадалка тоже не растерялась и овладела душой принцессы.
Она перестала читать простым людям сокровенное, повернулась спиной к населению равнины и полностью посвятила себя одной лишь Тенери, оставив народ бороться с ветром, непрестанно дувшим уже более года, объяснения чему не мог дать никто…
Перед вратами дворца Муса обнаружил трех стражников — двух негров-великанов и худого вассала высокого роста, замотанного в старый выцветший литам. На правом запястье у него был кожаный браслет ярко-красного цвета.
Он преградил ему путь правой рукой:
— Султан повелел закрыть врата приемов.
— Султан?
Вассал не ответил, и посетителю пришлось разъяснять:
— Я направляюсь к принцессе, а не к султану!
Дозорный продолжал свое с не меньшей строгостью:
— Когда это было, чтобы принцесса принимала мужчин?!
Дервиш рассмеялся. Он с любопытством оглядел стражника и весело произнес:
— Я — дервиш!
Стражник нагнулся к нему и спросил грубо:
— А что, в вашей стране дервиши — девушки, что ли?
Муса опять рассмеялся. Он поправил маску покрывала вокруг лица и молча шагнул вперед между стражниками. Спросил внезапно:
— Принцесса свободной была, когда явилась. Я с ней много раз на просторе встречался. Что же это вы ее заперли за такой отвратительной дверью?
Стражник возвел голову к бушующим небесам и обратился к ангелам:
— У султаната свои законы. Законы заимствованы у Томбукту-матери.
— Так ты что — тюремщик?! — проговорил дервиш.
Стражник не ответил. Воцарилась тишина. Мрак опустился на узенькие улочки. Мусе показалось, будто гора сдвинулась с места и поползла вперед, нависая над городом. Небеса тоже будто прижались к земле, стронулись с высоты и повисли над центром Вау. Вау оказался захоронен внутри горы! Край южного Идинана, Вау отвалился от пространства…
Вау — нижний пласт небес?! Этот Вау выдает себя ночью за другого, проникает во мрак и просачивается, чтобы вернуться к себе назад на сокрытую ото всех родину!.. Дервиш вздрогнул.
— Отпусти на волю дервиша, Абадон! — раздался вдруг голос рабыни-эфиопки из окошка над головой «тюремщика».
10
Эфиопка повела его по длинному темному проходу. Проходивший по густо запыленной земле путь скрадывал звук шагов, он ориентировался в полной темноте по исходившему от нее запаху духов… Вау отодвигается по ночам вглубь, уходит назад, в Неведомое. Становится частью огромной горы, облаком тьмы, земной створкой скрытых небес. Откуда Вау рождается? Куда Вау уходит?..
Она вошла во дверь под аркой, сбитую из древесины джунглей. Дверь была полуоткрыта, и эфиопка толкнула ее вперед — за ней оказалась негритянка высокого роста, она поджидала гостя внутри.
Покои принцессы просторны. Помещение было круглым, все устлано таватскими коврами. По углам висели лампады, бросавшие тусклый свет вокруг. Он остановился и огляделся — все выглядело как цельный шатер, сделанный из змеиных шкур, подвешенных к потолку и украшавших стены одной половины круга. В центре помещения возвышался каменный столб, имитировавший опору бедуинской палатки. Под столбом валялись узкие подушки и тюфяки из кожи, разрисованные различной символикой и набитые, как водится, соломой пополам с амулетами.
Зрелище было великолепным. У него создалось впечатление, будто он мгновенно перенесся из мирского помещения в потусторонний мир. У него перехватило дыхание, сердце учащенно забилось, душа ушла в пятки в необъяснимой тревоге, будто хотела бежать прочь…
Вошла принцесса — и сердце, расправив крылья, ринулось вон из клетки. Он взлетел в никуда, в Неведомое, и он, дервиш, стал там пустоголовым идолом с открытым ртом, торчащими зубами, бессильным и неспособным сказать слово и лишенным и сердца, и души…
От нее исходил чудный запах. В нем перемешались благовония, духи, ароматы душистых трав. Чудесный аромат вскружил ему голову. Душа была пустою клеткой. Комком полыни, из которой солнце высушило все соки. Голова была словно сухая тыква. Он слышал, как ангел небесный опустился на бренную землю и обратился к презренным тварям из глины:
— Ты и вправду дервиш! Марабут. Если бы ты не пришел, мы прислали бы за тобой. Говори, несчастный, предки твои и впрямь сняли с тебя завесу, прежде чем родить на свет?
Ее губы раскрылись в улыбке. Пунцовые, ярко-алые губы, натертые туарегской помадой «тафтасет». Тафтасет делает уста такими чувственными, тонкими, алыми. Губы сверкают, словно вылепленные из белой глины — нет, лепестков лотоса, они не просто блестели в полумраке, стали вроде бы меньше, ровнее, изящней, приковали к себе его взгляд. Ему казалось, что вся она стала еще стройнее, выше ростом, потянулась вверх, ввысь… Что превращает женщину из соблазнительного дьявола земного в небесного ангела?
