К югу от границы, на запад от солнца - Мураками Харуки (электронная книга txt) 📗

Но теперь все понятно: тебе одной меня мало. Рано или поздно это все равно бы произошло. Поэтому я не обвиняю тебя, что ты полюбил другую. И даже не сержусь, не обижаюсь. Странно, наверное, но это так. Просто мне больно, очень больно. Я знала, что будет больно, но не думала, что так сильно.

— Прости.

— Не надо просить прощения. Хочешь уходить — уходи. Я тебя не держу. Ну что? Уходишь?

— Не знаю, — ответил я., — Я хотел бы объяснить...

— ...что у вас с ней было? — Да.

Юкико покачала головой:

— Я не хочу о ней ничего слышать. Не надо делать мне еще больнее. Меня не интересует, какие у вас с ней отношения. Я знать этого не желаю. Скажи одно: уходишь ты или нет. Мне ничего не нужно — ни дома, ни денег. Хочешь забрать детей — забирай. Не сомневайся, я серьезно. Собираешься уйти — только скажи. Больше ничего знать не хочу. И не надо ничего говорить. Только «да» или «нет».

— Я не знаю.

— Чего ты не знаешь? Уходить или нет?

— Да нет. Я даже не знаю, смогу ли на твой вопрос ответить.

— А когда будешь знать? Я только покачал головой.

— Что ж, подумай хорошенько, — вздохнув,сказала Юкико. — Я подожду. Думай и решай.

Теперь мое место было в гостиной на диване. Бывало, проснувшись ночью, в гостиную пробирались дети. Им было интересно, почему папа здесь лежит. Я начинал объяснять, что стал сильно храпеть и мешаю отдыхать маме, поэтому мы решили спать в разных комнатах. Кто-нибудь из дочек залезал ко мне под одеяло и крепко прижимался ко мне. Иногда я слышал, как плачет в спальне Юкико.

Две недели я жил воспоминаниями, без конца прокручивая в голове подробности той ночи с Симамото и пытаясь отыскать какой-то смысл в том, что произошло. Или, быть может, сигнал, знак. Вспоминал, как обнимал ее, представлял ее руки в рукавах белого платья. До меня доносился голос Ната Кинга Коула, в печи полыхал огонь. И я повторял каждое сказанное ею в ту ночь слово:

— Серединка на половинку — такая жизнь не по мне.

— Это уже решено, — слышал я свой голос. — Я все время думал об этом, пока тебя не было. И решил.

Я видел глаза Симамото. Она смотрела на меня, когда мы ехали на дачу, и я вспоминал какую-то напряженность в ее взгляде, словно опалившем мою щеку. Этот взгляд я чувствовал до сих пор. Нет, то было нечто большее, чем просто взгляд. Меня не покидало ощущение витавшего над ней призрака смерти. Она в самом деле хотела умереть. Потому и поехала в Хаконэ — чтобы умереть. Со мною вместе.

— Ты нужен мне весь, целиком. Понимаешь, что это значит ?

Симамото нужна была моя жизнь. Вот что означали эти слова. Только сейчас я это понял. Я сказал ей, что окончательно все решил. И она тоже решила. Как это сразу до меня не дошло? Очень может быть, что после ночи любви она собиралась убить нас обоих — по дороге в Токио на полной скорости вывернуть в сторону руль «БМВ». Наверное, у нее не оставалось другого выхода.

Однако что-то ее остановило, и она исчезла, ничего не объяснив.

Что же случилось? Как она оказалась в тупике? Почему? Зачем? И главное — кто загнал ее в этот тупик? И неужели смерть — единственный выход? Эти вопросы мучили меня: я строил догадки, перебирал все возможные варианты, но так ни к чему и не пришел. Симамото исчезла вместе со своей тайной. Тихо ускользнула без всякихможет быть.Я готов был на стену лезть. Мы идеально подошли друг другу, наши тела соединились, но делиться со мной секретами она не пожелала.

«Ты знаешь, как бывает, Хадзимэ? Что-то сдвинулось и все — обратно уже не вернешь, — наверняка сказала бы она. Ночью я лежал у себя дома на диване и слышал ее голос, каждое ее слово. — Как было бы здорово, если бы вышло, как ты говоришь: уехать куда-нибудь вдвоем, начать новую жизнь... К несчастью, я не могу вырваться. Это физическиневозможно».

Передо мной предстала другая Симамото — в саду возле подсолнухов сидела, застенчиво улыбаясь, шестнадцатилетняя девчонка.

«Все же не надо нам было встречаться. Я знала. С самого начала чувствовала, что так получится. Но ничего не могла с собой поделать. Так хотелось тебя увидеть, а увидела — сразу закричала: „Хадзимэ! Это я!“ Ведь не хотела, а все равно закричала. Я под конец всегда все порчу».

Больше я ее не увижу. Она останется только в моей памяти. Исчезла. Была-была, а теперь нет и больше не будет. «Серединка на половинку... Такая жизнь не по мне». Где теперь эти ее может быть?Может, к югу от границы? Может быть. Или на запад от солнца? Нет, на запад от солнца никаких может бытьне бывает.

Я стал от корки до корки просматривать газеты — искал сообщения о женщинах-самоубийцах. Оказывается, столько людей каждый день кончают с собой, но это все были другие люди. Нет, та красивая 37-летняя женщина с замечательной улыбкой, которую я знал, счетов с жизнью не сводила. Просто она оставила меня навсегда.

На первый взгляд, в моей жизни ничего не изменилось. Каждый день я отвозил дочерей в садик и привозил обратно. По дороге распевал с ними песенки. Иногда у ворот детского сада останавливался поболтать с молодой мамашей, которая приезжала на «мерседесе 260Е», и ненадолго забывал обо всем. Говорили мы на те же темы — о еде, одежде, с удовольствием обменивались новостями о том, что происходило у нас на Аояма, о натуральных продуктах и тому подобной ерунде.

На работе все шло как обычно. Каждый вечер я нацеплял галстук и отправлялся в одно из своих заведений. Вел разговоры с завсегдатаями, работал с кадрами, выслушивая их мнения и жалобы, подарил какую-то мелочь на день рождения одной из работавших у меня девчонок. Угощал наведывавшихся в бар или клуб музыкантов, дегустировал коктейли. Следил, настроен ли рояль, не напился ли кто и не мешает ли другим гостям. Чуть что, и я тут как тут. Дела шли гладко, даже чересчур, но интереса к работе, которая раньше меня так увлекала, уже не было. Хотя, думаю, никто этого не замечал. Внешне я оставался таким же, как прежде. Может быть, даже стал приветливее, любезнее, разговорчивее. Но сам я видел все другими глазами. С моего места у стойки окружающее казалось совсем другим, не таким, как прежде, — ужасно плоским, монотонным, выцветшим. Это был не воздушный замок, сияющий изысканными яркими красками, а заурядная «сакаба»  25, каких много, — искусственная, пустая, убогая. Декорация, выстроенная, чтобы вытягивать деньги из любителей приложиться к бутылке. Иллюзии, которыми была полна моя голова, рассеялись сами собой. А все потому, что Симамото здесь больше не появится. Никогда не сядет за стойку, не улыбнется, не закажет коктейль.

Дома тоже все оставалось по-прежнему. Я обедал в кругу семьи, по воскресеньям ходил с дочками на прогулку или в зоопарк. Юкико — по крайней мере, с виду — относилась ко мне как раньше. Мы общались, разговаривали. Жили, как старые знакомые, оказавшиеся под одной крышей. Конечно, говорить могли не обо всем, но напряженности или враждебности между нами не было. Просто теперь мы не прикасались друг к другу. Спали отдельно — я в гостиной на диване, Юкико в спальне. Пожалуй, только это в нашей семье и изменилось.

Иногда мне приходило в голову: а не игра ли все это. Не участвуем ли мы в каком-то непонятном спектакле, где у каждого своя роль? И потому, даже лишившись чего-то очень важного, проживаем день за днем как прежде, без серьезных ошибок и промахов, лишь за счет техники и усвоенных ловких приемов. Меня мутило от этих мыслей. Как тяжко, должно быть, Юкико жить вот так — в пустоте, как робот... Но дать ответ на ее вопрос я не мог. Конечно, уходить от нее не хотелось. Но мог ли я так прямо заявить: так мол и так, остаюсь? Нет. Только что собирался бросить ее вместе с детьми. Теперь Симамото ушла навсегда и что же? Взять и вернуться назад, будто ничего не было? Жизнь — не такая простая штука, да и не должно быть все так просто. Вдобавок ко всему, Симамото никак не шла у меня из головы. Стоило закрыть глаза и ее облик рисовался четко и зримо. Я видел каждый сантиметр ее тела, ладони помнили ее кожу, в ушах звучал ее голос. Эти образы так глубоко отпечатались в мозгу, что я просто не представлял, как после этого можно обнимать Юкико.