Дива - Алексеев Сергей Трофимович (книги бесплатно .txt) 📗
Вдова рассмеялась и враз будто отдалилась. По-царски она и ушла, не сказав более ни слова. Зарубин смотрел ей вслед, ощущая восхищение и одновременно некое сожаление: было в этой женщине что-то колдовское! Она отошла уже шагов на полета и вдруг повернула назад, заставив насторожиться. Подошла, как-то пытливо пригляделась к Зарубину и смущённо засмеялась:
— Ещё тогда спросить хотела... Что у тебя с носом, дяденька?
— Боксом занимался...
— А-а... Больно было?
— Нормально...
— Значит, ты парень битый?
— Было, доставалось...
Дива Никитична снова будто бы приблизилась, оставаясь на месте.
— Почему холостой-то до сих пор?
Он чуть не сказал фразу, мол, тебя ждал. В последний миг схватил себя за язык, ибо сказать это хотел в шутку.
— Откуда ты знаешь? — спросил Зарубин. — Может, у меня три жены и семеро по лавкам?
— Не смеши меня. Я всё про тебя узнала, учёный...
— Да я тоже про тебя кое-что слышал. Например, говорят, колдунья...
Он постеснялся назвать её ведьмой, думал, обидится, но вдова вдруг улыбнулась:
— Не колдунья — ведьма я. Ты-то молока парного хочешь?
Отказаться — значило признать больной бред столичного целителя и фантазии Костыля по поводу приворотов.
— Хочешь проверить, не оборотень ли? — усмехнулся Зарубин.
— А как можно проверить?
— Говорят, достаточно окропить молоком...
— Глупости говорят! — отмахнулась она. — Если бы так просто можно было вычислить оборотней, их бы на свете не осталось... Пить-то будешь или нет?
— Спасибо, не откажусь, — Зарубин сам почуял, как дрогнул голос.
— Что такой несмелый-то? — усмехнулась Дива Никитична и подала бидон. — Пей!.. Ну что ты замер, дяденька? Будто не из Москвы. Столичные все шустрые. Вон твой Фефелов...
Взмахнула коробкой с подарком и продолжать не захотела.
Зарубин открыл крышку, ощутил полузабытый дух парного молока и, выдохнув, приложился к сосуду...
9
0н уже забыл, когда в последний раз пил молоко вот так, только что из-под коровы, ещё насыщенное биологическим теплом животного. Студентов, выезжающих на практику, обычно предупреждали, чтоб они не зверствовали над своим организмом, не увлекались парным, и особенно сливками, сразу по-сле сепаратора. Понять состояние несчастного Шлопака было можно, но Зарубину всё шло на пользу.
Вдова словно услышала его мысли:
— Дяденька, ты сильно не увлекайся! — игриво предупредила она. — Мне не жалко, но вред может случиться. Оставь русалочкам...
— Какой такой вред? — прикидываясь несведущим, спросил он.
И ощутил, как самый настоящий пьянящий хмель разливается по телу, будто на голодный желудок хватил бокал шампанского! Голова закружилась и приятно, сладостно онемели губы...
— Потом узнаешь, какой! Будет тебе охота!
Зарубин вернул бидончик.
— Ну, спасибо!.. Хмельное у тебя молоко!
— Осенний травостой, пора зрелого семени, — как-то многозначительно произнесла Дива Никитична. — Кто толк понимает, тот ценит и такие нюансы. Самое целебное молоко, потому и пьянит.
Он понимал толк, точнее, что-то ещё помнил со студенческой скамьи, однако про институт смолчал, хотя был повод завязать разговор. В хорошем расположении духа она сама была как парное молоко, и понять Фефе- лова было можно. Эта зрелая женщина светилась юной девичьей целомудренностью, скрадывающей возраст, и одновременно манила к себе, словно намекая на возможность отношений и свою доступность. И даже не колдовское — что-то ведьминское в этом было!
— Ты, дяденька, не заплутал ли? — вдруг спросила Дива Никитична. — Вид у тебя потерянный.
— Есть немного, — согласился Зарубин. — На лабаз ехал, а попал не туда. Леший водит...
Он умышленно её провоцировал, надеясь, что вдова каким-то образом себя выдаст, например причастность к существованию леших, к приключениям Бору- ты со Шлопаком, но она свела всё к светскому разговору.
— Бывает. У нас охотники часто тут блудят, место такое. Чуть свернул не там и потерялся. Тем более дни пасмурные, солнца нет. А так хочется бабьего лета!
И сделала изящное, едва уловимое движение — будто потянулась от предвкушения тепла и удовольствия.
— Кто здесь ходит? — уже прямо спросил Зарубин. — Перед тобой кто-то грузный прошёл. Как слон, и ветер за ним...
Вдова махнула рукой.
— Должно быть, дива. Кому ещё?
— Дива — это лешачиха?
— Лешая, — со знанием дела поправила она. — Лешачиха — это жена лешего. Наша, говорят, незамужняя.
— Не боишься тут ходить?
Вдова отвечала простодушно и весело, как все местные туземки.
— Чего же бояться-то? Если я сама — Дива?.. Лешую встретить — это к счастью. Она не всякому и покажется.
— Откуда она взялась? Говорят, раньше не было.
— Наши мужики позвали, она и пришла, — просто объяснила Дива Никитична, словно речь шла о чём-то обыденном. — Они любят почудить. Иначе, мол, скучно жить.
Она свернула на уазовский след и пошла сухим краем старой дороги в сторону лабаза! Когда уходила в первый раз, Зарубин даже не заметил этого, и тут попытался остановить.
— Погоди! — запоздало окликнул он. — Ты куда идёшь?
— Домой, — обескуражено отозвалась вдова. — А что? Уж не подвезти ли меня хочешь?
— Но там же... подкормочная площадка. Там медведь на поле пасётся!
— Что ты, дяденька, — пропела Дива. — Там наша деревня. Да ты совсем потерялся. Нет здесь ни площадок, ни медведей.
— Где же они? — растерянно спросил Зарубин.
— Это ты у Костыля спроси. Я ведь на охоту только за волками хожу...
— А как на базу проехать?
Он точно помнил, откуда приехал, но вдова указала совсем в другую сторону.
— Вон по той дороге! Видишь, трактором наезжено?.. Да левей, левей гляди! Ну куда ты смотришь? Где мелколесье, там!..
Внимание отвлекала, заговаривала: пока Зарубин высматривал на травянистом бугре приметы дороги, Дива Никитична исчезла! Видимо, скрылась в молодом густом сосняке, затягивающим узкие колеи, — только затронутые ею ветки качались.
И ещё осталось послевкусие от парного молока.
Он курил редко, и только трубку, привыкнув к ней в памятной командировке на Уссури, потому что взращивал там грядку настоящего турецкого табака, оставленную ему предыдущим наблюдателем. Такого вкусного зелья было не купить даже в фирменных московских магазинах, и он держал в машине несколько брикетированных пачек «Золотого руна», вкус которого слегка напоминал уссурийский самосад и мог перебить любое послевкусие.
И только раскурив трубку, он обнаружил, что уже десятый час и ненастные сумерки заволакивают пространство. Как-то незаметно время прошло! В другой раз он бы не сунулся по едва приметному следу УАЗа: через полчаса стемнеет. Самое время ехать на базу, пока машина стоит в старой колее и на фоне тускнеющего неба видна строчка столбов. Однако Зарубин был уверен, что Дива Никитична ошиблась, показывая ему дорогу на базу, и сейчас идёт в сторону лабаза, никакой деревни там быть не может! Или умышленно послала его по ложному пути.
Зарубин поехал следом за вдовой, намереваясь догнать где-нибудь за поворотом, — не догнал и через два километра. Давно бы уже должны показаться овраг и поле с овсом, но впереди лес только сгущался, а под колёсами змеилась нахоженная тропа, которой прежде не было. Он всё ещё надеялся её догнать, поэтому поехал дальше, размышляя, что бы значила эта будто бы случайная встреча. Может, в самом деле вдова захотела испытать учёного, напоить молоком, якобы предназначенным русалкам? Знает, что Зарубина уже напичкали байками про дивьё лесное, про столичного целителя, вот и решила проверить на вшивость — струсит или выпьет?
Но тогда зачем предупреждать, что возможен вред от молока?..
Он не мог поверить, что впереди мелькает деревня, даже когда увидел редкие огоньки фонарей. И только оказавшись на улице, обрадовался и обескуражился одновременно: прошло ощущение невесомости, под ногами чувствовалась твердь, но разила наповал мысль, как он здесь очутился. Деревня оказалась знакомой, с заброшенными силосными ямами, и на другом её краю было с десяток жилых домов, и всё-таки Зарубин на всякий случай спросил, как проехать к Костылю. Весёлый мужик у колодца с удовольствием объяснил, по каким дорогам ехать и где сворачивать, вдобавок ко всему вдруг зарабо-тал навигатор, вычертив маршрут до базы — то есть затмение разума и у него благополучно закончилось!
