Дом Альмы - Коруджиев Димитр (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
(Маленькая мордочка с торчащими ушками – щенок? кошка? – в испуге шарахалась от каждого человека, от миллиардов угрожавших ей пинков. Негде, негде укрыться – и я обещал ей прибежище… Широкий проспект февральским вечером, толпа мальчишек и их главарь – враг февральских вечеров по имени Фернандо; толпа готова бить витрины и переворачивать автомобили, она заражена бешенством, которое обычно исходит от подобных толп. Где, где укрыться этому февральскому вечеру?… И я обещал его спасти… Мужчина, повисший над бездной, вцепившись в балконные перила; его беспомощно болтающееся тело вкрадчиво вопрошает: «Почему бы и не разжать пальцы?» Пока еще не иссякли его силы, я обещал ответ, который должен принести ему спасение…)
– Петер, – сказала Альма, – ты печалишься о своем друге? Я кивнул.
Она подошла совсем вплотную к кровати, так что я мог рассмотреть ее с близкого расстояния. И я понял: Альма действительно несчастна, но странно – не испытал жалости.
– Больно, – тихо добавила она, – больно вот здесь… И указала рукой на грудь.
– Ты единственный, с кем я могу говорить об этом, ведь ты знаешь истинную цену Питеру. Ах, какой человек – мягкий, добрый, деликатный… Да, деликатный! Почему он уехал так неожиданно, даже не предупредив заранее? Ты ведь тоже ничего не знал?
Я снова кивнул.
– Вот как, значит… Да, он поступил с нами жестоко…
Она все говорила и говорила. У нее и вправду болело сердце, вопрос «почему» действительно приобрел для нее жизненно важное значение…
Позже мне не удавалось вспомнить только одного: на каком языке мы разговаривали? Так на каком же? (Возможно ли, чтобы я с моим зачаточным немецким) Но не было слова, которого я не понял бы.
75.
Приход Альмы стряхнул с меня остатки сна. Когда она ушла, я оделся и вышел на веранду. Белесое небо северной ночи накрыло своим куполом загадочный скандинавский мир: темные воды канала с чуть белеющими гусями на его поверхности, маленькие причалы, домик Берти, заросли крапивы на земле Альмы (Пиа и все мы, натянув перчатки, совершали набеги на нее), пространство между лесом Зигмунда и Стокгольмом, между лесом Зигмунда и матерью Рене. Может быть, где-то там, в Северной Швеции, как раз сейчас, встав на колени в углу простого деревянного дома, молится об мне старая женщина. «Не оставь, Господи, своим попечением мою Рене и молодого, но такого больного человека… «А потом перечисляет имена остальных своих четырнадцати детей. Эта молитва заставила меня почувствовать себя братом Рене и всех, кому служит защитой материнский шепот. Но холод железных перил, на которые я опирался, напоминал о Пиа, грубая деревянная решетка, на которой я стоял, – тоже. Шезлонги с ржавыми болтами были Пиа, все вокруг было Пиа. Да, «Брандал» – это нечто большее, чем какое-либо одно конкретное место. Ни одно конкретное место даже условно не может быть названо «Брандалом», если в нем не живет девушка, подобная Пиа.
Я должен отправиться с Рене в ее бедный дом. Я должен уехать вместе с Пиа. Я должен одновременно оказаться в тысяче мест. Каким же образом?
Осторожные шаги за спиной.
– Петер, – говорит Пиа, – я пришла сделать тебе массаж. Я не пошевелился, и она, встав рядом, безропотно
позволила взять себя за руку. Вот точно так же, только на Другой веранде, я держал за руку Рене; и настроение у меня тогда было такое же: вернется Альма или нет – все равно.
– Пиа, тебе нужно уехать.
– Ты тоскуешь по Питеру… Поэтому тебе хочется, чтобы другие тоже уехали.
– Сейчас я думаю только о тебе. Питер показал, что тебе нужно делать. Это знак.
– Я погибну. Мир велик.
– Нет. Ты всего лишь восстановишь справедливость.
– Не уверена. Альма просто наймет другую девушку.
– Девушки, подобной тебе, нет, а если есть, то разыскать ее очень трудно. Существа, принадлежащие вечности, – редкость.
– Что значит «принадлежащие вечности»?
– И сто, и десять тысяч лет назад здесь где-то жила девушка, похожая на тебя, как две капли воды. Такая же самоотверженная, занятая только самым важным. Но ведь и тогда ничуть не меньше, чем теперь, жизнь остальных людей подчинялась предрассудкам, стадному чувству, моде…
– Петер, сжалься! Когда меня хвалят, я прихожу в ужас… Знаешь, мама с папой тоже хотят, чтобы я покинула «Брандал». Вот уже несколько лет они с такой грустью провожают меня сюда по понедельникам…
– Выходит, Пиа, ты достаточно сильна: несколько лет работать в «Брандале» против воли родителей!
– Вначале они были довольны: им по душе вегетарианство, вообще все, чем я тут занимаюсь. Потом они решили, что Альма просто эксплуатирует меня, выжимая все соки. Только знаешь, Петер, никакой другой работы я не могла бы делать…
– Знаю. Езжай в клинику Вигмор, там тоже лечат силами природы.
– Миссис Вигмор действительно прекрасно ко мне относится. Не исключено, что если я напишу ей…
– Вот и напиши. Завтра же.
– Чтобы я могла работать в Штатах, она должна дать мне рекомендацию, отправить ее в Вашингтон – там есть специальная служба.
– Рекомендацию Вигмор тебе даст, все остальное тоже утрясется. Двадцатого июня, когда кончится сезон, тебе надо расстаться с «Брандалом». Зачем возвращаться сюда в сентябре? Конец сезону, конец контракту, все вполне естественно. Когда открывается вегетарианский конгресс в Германии?
– Двадцать второго июля. Пять дней на глазах друг у друга. Альма привыкла вести себя со мной по-барски, и если к тому времени она узнает о моем решении, этот период окажется особенно мучительным для нас обеих.
– Сам удивляюсь, как так получилось, что именно я обнаружил неприглядную истину о доме Альмы… А какие восторги вначале!
Она прислонилась к моему плечу.
– Петер, мне так не хватало поддержки. Постоянно чудилось, будто всевидящие и всеведущие преданные Альме невидимые существа обо всем немедленно ей докладывают. В первые годы я ее буквально боготворила, но постепенно это чувство выродилось в страх… И теперь я воспринимаю ее как-то двойственно.
– Что ты собираешься делать после конгресса?
– Поеду в Венецию с группой бывших одноклассников. Каждое лето мы снимаем там дом дней на двадцать.
– Наконец-то ты отдохнешь…
– Вряд ли. Как раз к тому времени они решат поститься – так бывает всегда, и я целыми днями буду готовить вегетарианские блюда, картофельную воду.
– Да, это не особенно приятно…
– Отнюдь… Мне это доставляет удовольствие. Я создана именно для такого образа жизни.
– Я напишу тебе в августе. Ты ведь вернешься в Стокгольм из Венеции?
Вокруг нас кричали невидимые птицы, говорили нам о том, что станется, с Пиа, что произойдет со мной. Но стояли мы в полумраке, и это мешало рассмотреть то, что было вдали. (Мы инстинктивно прижались друг к другу – самая ненадежная защита от незнания, от колебаний…)
76.
Мое пребывание в Швеции совпало с одним из национальных праздников – так называемой «серединой лета». Лето тут действительно было случайным подарком, и, чтобы задобрить скупые силы, пославшие его, весь народ пел и танцевал.
Был субботний день. Рене не брала выходной в четверг, и Альма отпустила ее в пятницу вечером до воскресенья; Рене собиралась отмечать праздник со своими сестрами и братьями из христианской секты на лоне природы, где-то под Стокгольмом. Так что бедной Пиа пришлось в субботу утром готовить завтрак, обед и картофельную воду. Только закончив все дела, она могла отправиться на своей маленькой машине на север, в родное село отца (каждый год праздник она проводила там).
Я пораньше спустился в кухню. Беспокоясь о том, что Пиа может не успеть вовремя все сделать, я крутился вокруг нее, пытаясь помочь. Время шло: десять, одиннадцать, двенадцать, час… До чего же кошмарно ощущать, как два среза времени текут в противоположных направлениях. Текут в тебе самом. С одной стороны, там, где должна уже быть Пиа, праздник вот-вот начнется, и местное божество-скряга, удобно устроившись в межоблачной седловине, ожидало, когда к нему устремятся восклицания и смех людей; с другой, время ее обязанностей достигло кульминационной точки и теперь ползло вниз, к своему концу. Но первое время летело слишком быстро, а второе удесятерило свои секунды. (Убыстренное и замедленное время, две боли, распинающие меня). Как мне хотелось, чтобы Пиа, словно по мановению волшебной палочки, очутилась у своего отца. Я ненавидел Альму – почему она не наняла за двойную плату другую девушку на этот день? Еще хуже было то, что она не показывалась на кухне, оставив свою помощницу в одиночестве. Около часа дня зазвонил телефон: мать Пиа… Бедная женщина беспокоилась, но продолжала надеяться, что дочь сможет пораньше отправиться в путь на север. Я стоял недалеко от телефона и услышал, как Пиа плачет. И тогда понял – несколько часов подряд я олицетворял собой эту мать, подобно ей, не думал о себе, чтобы в какой-то степени освободить Пиа; чтобы хоть немного ослабить чувство напряжения, когда внутри все обрывается, стоит только погрузиться в поток нежеланного времени, – не надеясь скоро увидеть свет.
