Шалости аристократов - Вудхаус Пэлем Грэнвил (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Мой план не без недостатков, сэр, — заметил Дживз.
В течение нескольких недель я не имел от Бинго никаких известий и решил, что добрые дела оказались ему не по зубам и он, грубо говоря, сошёл с дистанции. Однажды вечером, накануне Рождества, я сильно припозднился, задержавшись на танцах в «Посольстве». Признаться, я валился с ног, так как не присел ни на секунду, выделывая всякие па с обеда до двух часов ночи, и мечтал только об одном: как можно скорее добраться до постели. Представьте себе моё негодование и прочие мои чувства, когда, очутившись в спальне и включив свет, я увидел вместо подушки мерзкие черты лица малыша Бинго. Придурок появился невесть откуда и спал на моей кровати сном младенца с блаженной улыбкой на физиономии.
Это уж было слишком, знаете ли! Мы, Вустеры, целиком за средневековое гостеприимство, и всё такое, но когда дело доходит до того, что всякие типы крадут твою постель, это определённо переходит границы допустимого. Я швырнул в него ботинком, и Бинго подскочил как ужаленный и уселся на кровати.
— В чём дело, в чём дело? — пробормотал он.
— Какого ладана ты делаешь в моей постели?
— А, это ты, Берти. Привет. Уже пришёл?
— Да, пришёл. Что ты делаешь в моей постели?
— Я приехал в город на один день.
— Да, но что ты делаешь в моей постели?
— Прах побери, Берти, — сердито заявил Бинго, — что тебе далась твоя дурацкая постель? В комнате для гостей тоже постелено. Я своими глазами видел, как Дживз стелил там кровать. Должно быть, он стелил её для меня, но, зная, какой ты радушный хозяин, я решил переночевать здесь. Послушай, Берти, старина, — с чувством произнёс он, видимо, решив больше не обсуждать постельную тему, — передо мной забрезжил свет.
— Ничего удивительного, сейчас начало четвёртого.
— Я говорю в переносном смысле, осёл. В душе моей зажёгся луч надежды. Я имею в виду Мэри Берджесс, сам понимаешь. Присаживайся, и я всё тебе объясню.
— И не подумаю. Я хочу спать.
— Должен тебе сказать, — тут Бинго облокотился о подушки и закурил сигарету из моего любимого портсигара, лежавшего на ночном столике, — что я не могу вновь не восхититься добрым, старым Дживзом. Современный Соломон. Я был в полном отчаянии, когда обратился к нему за советом, но он додумался до такого, что мои дела — предупреждаю, что вновь говорю в переносном смысле, — пошли как по маслу. Может, он докладывал тебе, что порекомендовал мне отвоевать утраченные позиции, занявшись добрыми делами? Берти, старина, — сказал малыш Бинго с надрывом в голосе, — за последние две недели я столько ухаживал за больными, что если б у меня сейчас заболел родной брат и ты привёл бы меня к нему, клянусь, я размозжил бы ему голову кирпичом. Однако, хоть я и чувствую себя вывернутым наизнанку, план Дживза сработал на все сто. Она заметно смягчилась уже через неделю. Мы стали раскланиваться, встречаясь на улице, ну, и всё такое. Несколько дней назад она мне улыбнулась — лёгкой, божественной улыбкой, знаешь ли, — когда я случайно столкнулся с ней у дома священника. А вчера… кстати, ты помнишь этого викария, Уингхэма? Парня с длинным носом?
— Конечно, помню. Твой соперник.
— Соперник? — Бинго поднял брови. — Ах да. Наверное, когда-то его можно было так назвать, хоть подобное утверждение и кажется мне притянутым за уши.
— Правда? — спросил я, несколько обозлённый его отвратительным притворством. — В таком случае разреши тебе сообщить, что совсем недавно в «Корове и лошадях» в Твинге, а также во всех деревнях, включая Нижний Бингли, викарий шёл семь к одному, но желающих поставить на тебя не нашлось.
Бинго подскочил на кровати и посыпал пеплом моё постельное бельё.
— Они играют?! — хрипло выкрикнул он. — Ты хочешь сказать, они играют на священных чувствах… О, проклятье! Неужели люди не могут соблюсти элементарных правил приличия? Неужели для них ничто не свято? Какое скотство! Семь к одному? — задумчиво произнёс он. — Вот интересно, удастся мне незаметно на себя поставить? Ты случайно не знаешь, кто предложил пари? Хотя нет, откуда тебе знать. И вообще, так дело не пойдёт. Определённо не пойдет.
— Не слишком ли ты в себе уверен? — спросил я. — Мне всегда казалось, что Уингхэм…
— Пусть он тебя не беспокоит. Я совсем забыл упомянуть, что он заболел свинкой и выбыл из игры по меньшей мере на три недели. Новость, приятная сама по себе, но это ещё не всё. Видишь ли, Уингхэм был организатором школьного Рождественского концерта, а сейчас я перешёл ему дорогу. Вчера вечером я договорился со старым Хеппенстоллом, что возьму дело в свои руки. Сам понимаешь, что это для меня значит. Я окажусь в центре внимания всей округи! Меня ждёт слава! Все будут смотреть на меня, ловить каждое моё слово, ну, и всё такое. Я произведу ошеломляющее впечатление на Мэри. Она поймёт, что я способен на серьёзные поступки, что на меня можно положиться в трудную минуту, что я не просто бабочка, порхающая с цветка на цветок…
— Ох, ну хорошо, я тебе верю, хватит!
— Рождественский концерт — большой праздник для деревни. Старый Хеппенстолл только о нём и говорит. На него съезжаются сквайры с семьями со всей округи. Это мой шанс, Берти, старина, и я его не упущу. Конечно, я скован тем, что не участвовал в организации концерта с самого начала. Представляешь, этот тупой индюк в образе викария собирался устроить представление по пьесе, написанной пятьдесят лет назад, в которой нет ни перцу, ни изюминки. Всего я переделать не смогу, слишком поздно, но по крайней мере я внесу в пьесу бодрый дух метрополии. Перепишу самые скучные места и сделаю её развлекательной на все сто.
— Ты не умеешь писать пьес.
— Украду несколько сюжетов из других произведений. Как ты думаешь, для чего я приехал в Лондон? Хочу освежить в памяти ревю «Обнимитесь покрепче». Само собой, ничего шикарного в Твинг-холле не поставишь: декорации там дрянь, а о хоре дебильных мальчиков от девяти до четырнадцати лучше не говорить вслух, но я что-нибудь придумаю. Ты видел «Обнимитесь покрепче?»
— Дважды.
— Ну вот. В первом акте там куча смешных номеров, которые мне подойдут. Затем я хочу посмотреть шоу во Дворце. До отъезда как раз успею сбегать на дневной сеанс. Так что не переживай по поводу того, что я не умею писать пьес. Можешь на меня положиться, мой мальчик, можешь на меня положиться. А сейчас, старина, — сказал малыш Бинго, укладываясь в постель и накрываясь одеялом, — ты должен дать мне немного отдохнуть. Я не могу болтать с тобой всю ночь. Вам, богатым бездельникам, не о чем беспокоиться, а у меня с утра куча дел. Спокойной ночи, старичок. Когда уйдёшь, погаси за собой свет и не хлопай дверью. Завтрак не раньше десяти, что? Так я и думал. Спокойной ночи.
В течение следующих трёх недель я не видел Бинго, но он стал для меня Гласом Вопиющего в Пустыне, так как завёл моду звонить мне из Твинга и консультироваться по поводу постановки разных сцен. Когда он поднял меня в восемь утра, чтобы узнать, понравится ли мне, если он озаглавит пьесу «Весёлого Рождества!», я решил положить этому конец и высказал придурку всё, что о нём думал. Звонки прекратились, и я постепенно начал забывать о Бинго, когда однажды днём, вернувшись домой, чтобы переодеться к обеду, увидел на кресле огромный плакат, который Дживз с интересом рассматривал.
— Великий боже, Дживз! — воскликнул я. В тот день мне было немного не по себе, и кошмарное зрелище, представшее перед моими глазами, чуть меня не доконало. — Что это такое?
— Мистер Литтл прислал мне афишу в посылке, сэр, и попросил, чтобы я привлёк к ней ваше внимание.
— Тебе это удалось!
Я ещё раз посмотрел на огромное полотно. Несомненно, оно не могло не привлечь внимания. По всей его семифутовой длине яркими красными буквами было написано: