Меч Константина - Иртенина Наталья (онлайн книга без txt) 📗
— Когда мамку убили, я жил на улице, Потом меня увидел один тип. Он научил меня делать… ну… это… Он п… р был. Кормил за это, давал денег. Потом я ему надоел, он меня прогнал. Я стал делать это с другими. Зарабатывал. Меня никто не заставлял. Потом мы с парнями нашли оружие и стали убивать и грабить. Мне нравилось… Меня дядя Паша вернул, — закончил Кир,
— Как?
— Да уж объяснил, — пробурчал он, помолчал и продолжил; — Я до этого думал, что убивать, закидываться дурью и трах… ну, это самое… это самое большое в жизни. Ну, еще иметь много денег. И все хотят этого. А дядя Паша сказал, что если я такой подкованный в смысле жизни, то должен знать, что ничего в этой жизни не дается просто так. Нужно сначала доказать, что имеешь право на что-то. Если я хочу убивать, то должен доказать, что умею это делать. Он сказал, я могу начать доказывать на нем. В смысле попытаться убить его… А после каждой попытки он меня учил. Я его сначала ненавидел. Зубами хотел загрызть. Я думал, он просто издевается. Было обидно до соплей. Я хотел доказать им всем, что я крутой… А потом понял, что он не издевался. Просто… объяснял, что есть другое… ну, как умел. Такое по ящику не покажут. Такое, чтоб не убивать… и все остальное. А если убивать, то только на войне и только гадов. Понимаешь, есть гады, а есть… ну, нормальные. У нормальных совсем другие… эти, представления о жизни. И никакой я, значит, не подкованный. А просто лох. Дядя Паша меня от пуль закрыл, когда на нас напали. Мне разрешил себя убивать, а сам меня спас. У меня после этого совсем крыша поехала. Плакать хотелось. Вот как тебе сейчас…
— Мне уже не хочется, — шмыгнула она носом.
— Я на тебе обязательно женюсь… Ты только не реви.
У малявок все-таки бывают секреты, сообразил я в самом конце записи. Лехе с Василисой ее уже не подаришь. А стирать я тоже не стал, не знаю почему. Решил, может» отдам потом Паше. Или Ярославу, для его книги о Премудрости.
В монастыре нас встретили как старых знакомых. Мы пробыли там один день, отмылись в бане, постояли на службе. Паша навестил в приюте своих женщин, маленькую и большую, вернулся довольный и блаженно вздыхающий. Сашку туда взяли, вымыли, переодели в платье. На девчонку стала похожа, а не на старуху. Я присмотрелся к ней и решил, что Кир все-таки прав. Она красивая. Но это если приглядываться. Потом я видел, как они прощались. Сашка опять разревелась. Не рыдала, а по-тихому слезы лила. Не хотела отпускать Кира, как будто он навсегда уходил. Держала его за руку и смотрела как на обреченного. Мне это совсем не понравилось. Ну чего в самом деле хоронить живого человека? Я не выдержал и увел Кира силой,
А может, и не надо было этого делать. Пусть бы он тут оставался. Может, она что-то чувствовала?..
Мы теперь готовились к крупному делу. Командир настраивался на большую разборку с тем самым фондом, у которого «птица с крыльями». То ли птеродактиль, то ли гусь, генетически измененный. Слишком много фекалий от этого птеродактиля. Но для их московского офиса у нас было маловато сил. Все соглашались с тем, что одни мы эту работу не потянем. Несколько дней командир потратил на связь с другими отрядами, какие знал. Зондировал почву на предмет совместной экспедиции. Но все они были заняты собственными делами. И Пластун, который вышел тогда потрепанным из окружения, и Сова со своим «Белым штурмом», и другие. В конце концов Святополк уговорил командира «Русского батальона», отряда, о котором у нас почти ничего не знали. Кроме того, что ребята там решительные и шутить не любят.
От «Батальона» к нам пришло десять человек, и одиннадцатым — их комбат. Может, это и был весь их состав, они не сказали. Они вообще мало говорили. На рукавах у них была эмблема из фигурных топориков, а в обычае — выбрасывать вперед правую руку для приветствия или одобрения того, что сказал комбат. На нашего Горца они смотрели косо и с большим сомнением. Матвей, даром что кличется Фашистом, как увидел их топорики и приветствия, насупился и молчал весь вечер. Махал саблей в чистом поле, с Монахом поединок устроил. Ночью я услышал обрывки его разговора с командиром:
—… согласен терпеть их как временных союзников, ради дела… брататься с ними не намерен. Дороги у нас перпендикулярные.
—… никто не предлагает брататься… нужны как боевая сила, не больше, — невозмутимый голос командира.
—… потом не отмоешься… — бурчанье Фашиста.
—… на войне с чистотой вообще туго… Они за свое ответят перед Богом, мы за свое…
Утром пришлось подниматься ни свет ни заря. На еду времени не хватало, заправлялись на ходу сухим пайком. К девяти мы должны были уже топтаться на месте, в зеленом районе на юге Москвы. В город опять входили малыми группами по два-три человека, до адреса добирались кто на чем. На месте выяснилось, что трое парней из «Батальона» по пути нарвались на патруль. У них хватило дурости затеять драку, в результате двое отправились отдыхать за решетку, Третьему удалось сбежать с места происшествия. Комбат по прозвищу Ярый от этой новости пришел в гнев. Святополк минут десять терпеливо осаживал его, чтоб не рвал на груди тельняшку и не испортил все дело.
В четырехэтажное здание офиса мы вошли очень аккуратно, через взломанную заднюю дверь. Снаружи остался только Кир. Паша дал ему телефон и велел наблюдать за обстановкой. «Батальоновцам» мы оставили весь первый этаж, сами быстро рассредоточились по верхним трем. Я шел с командиром. Здание заполнилось грохотом выстрелов, одиночных и очередями. В каждой комнате здесь вытаскивали оружие и встречали нас пальбой, как салютом Я старался стрелять по ногам и рукам, не на поражение. Из компьютеров сыпалось стекло, летели искры. Впереди по коридору вскрикнул Февраль, схватился за шею. Я рванул трубку из кармана, вызвал Горца на помощь. Он прибежал, стал затыкать рану. Крови было много, но Руслан сказал, пустяки, царапина Февраль от этих слов повеселел, оживился.
Я догнал командира Вместе с Монахом он стоял перед обитой кожей запертой дверью, явно стальной. На двери табличка: «Генеральный менеджер-директор». В замок уже стреляли — бесполезно. Изнутри по нам тоже стреляли, и тоже без всякого толку. Монах примотал к ручке гранату, командир оттеснил меня за угол коридора. Раздались выстрелы, потом взрыв. Дым рассеялся — дверь висела на одной петле. Мы вошли в кабинет.
Возле окна стоял бледный человек с пистолетом в руке. Ствол он воткнул себе в рот, выпученные глаза за очками растерянно бегали. Ему явно не хотелось себя убивать. С разинутым ртом он был похож на дурацкого комика.
— Ну-ну, без глупостей, — заговорил с ним Монах, делая по шагу на слово. — Авось Бог помилует.
Решил, наверное, взять лаской. Как психа натурального.
Директор глубже засунул ствол в рот и еще больше выкатил глаза. Монах подошел к нему, взял за руку и нежно отвел ее за спину самоубийцы. Тот согнулся, налился краской и начал что-то блеять по-английски. Монах отобрал у него пистолет и быстро обшлепал директора сверху донизу. Больше оружия не было, зато из кармана Монах извлек смятую бумагу. Расправил и проглядел.
— Ай-ай-ай. Секретные документы в кармане носить, что ж вы так, господин генеральный!
Бумагу он передал командиру. Святополк вынимал из компьютера винчестер, сгребал в карман со стола дискеты. Монах погнал директора к сейфу в углу, открывать. Тот перешел с английского на русский, пытался зачитать нам свои права. Монах ткнул его в спину дулом автомата.
— На данный момент вот это все твои права, — прокомментировал он. — И учти — я пока еще добрый.
Директор смирился с судьбой и открыл сейф. Там была плотная кучка оккупантских денег и несколько папок. Монах забрал то и другое.
— Ну что, будем замаливать грехи? — бросил он директору, протрещав купюрами в пачке. — Займемся благотворительностью?
— Монах, выводи его, — велел командир, читая мятую секретную бумагу. — И глаз с него не спускай. Он нам еще пригодится.
Папки из сейфа Монах отдал мне.
— А ты с этого глаз не спускай. Командир прихватил из кабинета портативный компьютер.
