Часы - Каннингем Майкл (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
— Джулия, — говорит Кларисса, — это Лора Браун.
Джулия делает шаг вперед и почтительно замирает на приличествующем расстоянии. Откуда в ней эта светскость, недоумевает Кларисса. Она же еще совсем девочка.
— Примите мои соболезнования, — говорит Джулия.
— Спасибо, — отвечает Лора тверже и звонче, чем можно было ожидать.
Лора — высокая, немного сутулая женщина лет восьмидесяти с небольшим. У нее седые, стального оттенка волосы и просвечивающая пергаментная кожа, усеянная пигментными пятнышками размером с булавочную головку. На ней темное платье с цветочным узором и старушечьи туфли на каучуковой подошве.
Кларисса подталкивает ее в комнату. В наступившей тишине кажется, что Кларисса, Салли и даже Лора — нервные, неловкие, мягко говоря, неподходяще одетые — пришли в гости к Джулии, на ее вечеринку.
— Джулия, спасибо тебе, что прибралась, — говорит Салли.
— Я почти до всех дозвонилась, — сообщает Джулия. — Но несколько человек все-таки пришли. Луи Уотерс.
— О господи. Я же оставила ему сообщение.
— И еще две женщины, не помню, как их зовут. И чернокожий мужчина. Джерри… забыла, как дальше.
— Джерри Джармен, — говорит Кларисса. — Было очень тяжко?
— Ну, с Джерри Джарменом более или менее обошлось. А вот Луи, да, Луи расклеился. Мы с ним почти час проговорили. По-моему, к концу он немного пришел в себя.
— Прости, Джулия. Прости, что все это свалилось на тебя.
— Ничего страшного. Пожалуйста, обо мне не беспокойся. Кларисса кивает.
— Наверное, вы очень устали? — обращается она к Лоре.
— Трудно сказать. Я уже сама не понимаю, — отвечает Лора.
— Садитесь, пожалуйста, — предлагает Кларисса. — Может, вы бы хотели поесть?
— О нет. Не думаю. Спасибо.
Кларисса подводит Лору к дивану. Она садится благодарно, но осторожно, словно опасаясь, что диван окажется недостаточно прочным. Джулия подходит и наклоняется к Лоре.
— Хотите чаю? А может быть, кофе? Или бренди? — спрашивает она.
— Чашка чаю — это прекрасно. Спасибо.
— Но, по-моему, вам все-таки стоило бы поесть. Наверное, вы как вышли из дому утром, так с тех пор ничего не ели.
— Ну…
— Я пойду на кухню, посмотрю что-нибудь, — говорит Джулия.
— Спасибо, дорогая, — говорит Лора. Джулия поворачивается к Клариссе.
— Мама, — говорит она. — Ты посиди здесь с миссис Браун, а мы с Салли пойдем поглядим, что у нас есть.
— Хорошо, — отвечает Кларисса и садится на диван рядом с Лорой. Ей удивительно приятно выполнять распоряжения дочери, Может быть, вот так и начинается наш уход из этого мира — мы вверяем себя заботам повзрослевшей дочери, растворяемся в комфорте квартиры. Может быть, это и есть старение. Простые радости, лампа, книга. Мир, которым — хорошо ли, плохо — управляют люди, никак с нами не связанные. Они проходят мимо нас по улице так, будто нас уже нет.
— Как ты думаешь, будет очень дико, если мы возьмем что-нибудь из продуктов, купленных для приема? — спрашивает Салли у Клариссы. — Вся еда осталась.
— По-моему, это будет правильно, — отвечает Кларисса. — Мне кажется, Ричард бы это одобрил.
Она бросает нервный взгляд на Лору. Лора улыбается, обнимает себя за локти, смотрит на носки своих туфель.
— Да, — говорит она. — Мне тоже так кажется.
— Хорошо, — говорит Салли.
Они с Джулией уходят на кухню. На часах десять минут первого. Лора сидит неестественно прямо, губы сжаты, веки полуприкрыты. Она, думает Кларисса, просто ждет, когда все это кончится и можно будет остаться одной и лечь спать.
— Лора, если хотите, вы можете лечь прямо сейчас, — говорит Кларисса. — Гостевая комната в конце коридора.
— Спасибо, — отвечает Лора. — Я скоро так и сделаю.
Опять повисает молчание, ни доверительное, ни тягостное. Значит, вот она, думает Лора, вот главная героиня Ричардовой поэзии. Потерянная мать, неудавшаяся самоубийца, женщина, бросившая свою семью. Есть что-то шокирующее и одновременно утешительное в том, что она оказалась такой обыкновенной.
— Ричард был замечательным человеком, — говорит Кларисса.
И сразу же испытывает жгучее чувство стыда. Ну вот, уже начались надгробные панегирики, в которых покойник, подвергнутый обязательной переоценке, оказывается свободолюбивым гражданином, творцом добрых дел, замечательным человеком. Для чего она это сказала? Ей искренне хотелось утешить старую женщину, и еще ей хотелось завоевать ее расположение. И да, она сказала это, чтобы застолбить свое право на покойника. Я была его самым близким другом. Только я могу оценить его по достоинству. Она с трудом сдерживается, чтобы не попросить Лору уйти в свою комнату, закрыть дверь и не появляться до утра.
— Да, — отзывается Лора. — И замечательным писателем, по-моему.
— Вы читали его стихи?
— Да. И роман.
Значит, ей все известно. И кто такая Кларисса, и что сама она, Лора Браун, играла исключительную роль — тени и богини — в этом небольшом своде личных мифов, ставших достоянием читательской публики (если только слово «публика» в принципе применимо к малочисленной группке чудаков, упрямо продолжающих интересоваться поэзией). Следовательно, она знает, что ее обожали и презирали; знает о своем никогда не прекращавшемся влиянии на человека, который, может статься, и впрямь будет признан большим писателем. И вот теперь она сидит здесь — лицо и руки в пигментных пятнах, платье в цветочек — и спокойным голосом сообщает, что ее сын был замечательным писателем.
— Да, — беспомощно соглашается Кларисса. — Он был замечательным писателем. А что еще она может сказать?
— Вы, кажется, никогда не редактировали его тексты?
— Нет. Мы слишком тесно общались. А это всегда создает дополнительные сложности.
— Да. Понятно.
— Редактору требуется определенная объективность.
— Разумеется.
Кларисса начинает испытывать что-то вроде удушья. Почему ей так непросто с Лорой Браун? Почему ей так трудно прямо говорить с этой женщиной? Задать ей самые главные вопросы? А собственно, о чем?
— Я старалась делать для него все, что могла, — говорит Кларисса. Лора кивает.
— Я сделала для него слишком мало, — говорит она.
— Я могу сказать то же самое.
Лора берет Клариссу за кисть своей старческой рукой с дряблой, обвисшей кожей, под которой явственно проступают выпуклости костей и веревки вен.
— Мы делали все, что в наших силах, дорогая, — говорит Лора. — Большего никому не дано, разве не так?
— Так, — отвечает Кларисса.
Но как бы там ни было, Лора Браун, пытавшаяся покончить с собой, Лора Браун, оставившая семью, оказалась единственной из всех, кто выжил. Она пережила мужа, скончавшегося от рака печени, пережила дочь, сбитую пьяным водителем, и, наконец, Ричарда, выбросившегося из окна на асфальтовое ложе, усеянное бутылочными осколками.
Кларисса не убирает руки. А как иначе?
— Может быть, Джулия просто забыла о вашем чае?
— Уверена, что нет.
Кларисса бросает взгляд на дверь, ведущую в их маленький сад. В темном стекле смутно маячат их с Лорой слегка искаженные отражения. Клариссе вспоминается, как Ричард отпускает руки и съезжает с подоконника; не прыгает, а именно соскальзывает, как в воду со скалы. Что он чувствовал в тот момент, когда нельзя было уже ничего изменить и он оказался в воздухе, за пределами своей мрачноватой квартиры? Что он чувствовал, глядя на стремительно приближающийся двор с его сине-коричневыми мусорными баками и темно-желтыми блестками битого стекла? Возможно ли, что он испытал удовольствие — если мог еще что-то испытывать — в тот миг, когда от удара об асфальт с треском раскололся его череп и все его желания, все его способности рассеялись в пустоте. Едва ли это было очень больно. Могла быть идея боли, ее первый шок, а потом — то, что наступает потом.
— Пойду проверю, — говорит Кларисса Лоре. — Я сейчас.
— Хорошо.
Кларисса встает — не слишком твердо — и идет на кухню. Салли и Джулия вынули из холодильника и расставили на столе блюда с едой. Вот насаженные на маленькие деревянные пики спиралевидные жареные куриные грудки с черными крапинами на ярко-золотистом фоне. Вот крошечные тартинки с репчатым луком. Вот приготовленные на пару креветки и сверкающие ярко-красные квадратики сырого тунца с капелькой васаби. Вот темные треугольнички жареных баклажанов и круглые бутерброды из ржаного хлеба, вот салат из овечьего сыра и грецких орехов, украшенный свежими листьями эндивия. Вот плоские блюда со свежими овощами. Вот глиняная миска с крабовым салатом, который Кларисса приготовила сама специально для Ричарда, потому что это был его любимый салат.
