Здравствуйте, доктор! Записки пациентов (сборник) - Нова Улья (читать хорошую книгу полностью TXT, FB2) 📗
— Ты заболел, Макс? — забеспокоился его куратор.
Кокин аккуратно пожаловался на простуду и опять же на акклиматизацию. Алекс посочувствовал и напомнил о завтрашней встрече с Самим. Кокин помнил и обещал быть в форме. Алекс, будь он неладен, не отставал и еще минут пять с озабоченной мордой навязывал помощь. Предлагал адрес врача, обслуживающего сотрудников фирмы, — за ее счет. Кокин вежливо, но твердо отпихивался. Обещал полоскать горло на ночь.
Оказавшись в гостинице, он погрузился в темное отчаяние. Ясно было, что желтые капсулы, заставившие организм страдать, он больше принимать не должен. Но столь же ясно было и то, что прерывание лечения спустя лишь сутки после его начала тоже чревато чем-то весьма неприятным. Помаявшись, побродив из угла в угол, Кокин осознал, что на контакт с официальной медициной идти придется. При этом вариант, навязываемый Алексом, конечно, исключался. Оставался бывший соотечественник — знакомый мадам Резвиной. Ему бы Кокин, пожалуй, сдался. Опять же — он бы предпочел выговаривать признание на родном языке. Семейный доктор мог, понятное дело, сдать его мадам. Вполне. Но тут хотелось надеяться на ее снисходительность. Мадам Резвина в целом произвела на Кокина хорошее впечатление. Преуспевающие дамы за 50, не красящие пышных седых волос, как правило, лишены предрассудков, циничны и терпимы к мужским слабостям. Как правило. Поразмышляв, Макс вывел, что Лидия — нормальная тетка. К тому же русская.
Щепетильность его американского начальства в отношении венерических проблем вроде бы подразумевалась. Тут сомнений не было. Страшно было даже представить. Хотя, если взять, — неужто сами никогда не болеют?
Перед сном он вынужден был долго стирать в раковине свои синие в полоску трусы, которые почему-то любила жена. Они уже носили следы недуга. Потом он провел инвентаризацию нижнего белья, уложенного Эллой в ровные стопочки на дно чемодана. При новой атаке болезни запаса из пяти пар трусов ему могло хватить дня на два. Неизбежны были яростные ежевечерние стирки. Кстати, плохо отстирывалось…
В главном офисе фирмы, в ее штаб-квартире Кокин был впервые. Комплекс зданий нависал над пересечением 16-й и М-стрит гигантским тускло-голубым кристаллом. Внутри, в ядре комплекса, как и положено, устроен был атриум — гулкий внутренний дворик под стеклянной крышей, обсаженный искусственной пышнозеленой флорой. Бил искристый фонтан, скользили прозрачные лифты. Кабинет Большого босса находился на пятом этаже. Окна приемной выходили в атриум, и сумрачный Кокин подавил в себе желание плюнуть вниз — в фонтан. Его снова слегка лихорадило. Уснувший было муравей снова копошился, вызывая знакомое свербящее ощущение. Болезнь возвращалась. В самый момент напряженного самоанализа Кокина пригласили в кабинет. Большой босс оказался седым румяным джентльменом с ледяным взглядом. Беседа вышла долгой и нудноватой. Когда босс поднял вопрос о давнем предложении Кокина — открыть филиал в Екатеринбурге, Максим почувствовал, что худшие опасения подтверждаются: процесс возобновился с удвоенной силой, и страдающая слизистая уже начала исторгать из себя гной. Ощущение было изысканным. Вероятно, взгляд его остекленел, поскольку босс благодушно заметил:
— Я понимаю: вы испытываете нетерпение… Да? Однако это очень крупное решение. Вам надо еще подумать над ним.
— Да, — обреченно согласился Кокин.
Лидии он позвонил прямо из главного офиса, с первого этажа голубого кристалла. Сразу после посещения туалета. В процессе он думал, что сейчас скончается. Дозвонившись, он плохо выговаривал слова. Лидия слегка встревожилась, но от вопросов воздержалась и телефон врача дала. Кокин скороговоркой пояснил, что хотел бы посоветоваться с ним в связи с затянувшейся акклиматизацией.
До вечера он еще колебался, вернее не мог заставить себя совершить неизбежное. Это расплата, лихорадочно размышлял Кокин, вышагивая по гостиничному номеру, это наказание. Будучи человеком глубоко нерелигиозным, он теперь с каким-то болезненным интересом рассматривал свою беду именно в таком ракурсе. Не хватало еще позвонить в Москву и, хлюпая, попросить прощения у Эллы. Или другой вариант — отправиться к ближайшему православному храму, пасть там на коленки, молить о пощаде и каяться. Нет-нет, эти опции Кокин пока что всерьез не рассматривал. Но думал о них уже без прежней иронии — ей-богу!
Услышав голос доктора, Максим, запинаясь, представился, извинился и коротко изложил просьбу. Он тщательно продумал фразу. Доктор, однако, ответил не сразу: пауза тянулась довольно долго — секунд пять. Кокин успел обмереть. Потом доктор сухо уточнил, — уверен ли Максим, что это гонорея, и где произошло заражение, в Москве или уже по приезде? Кокин предельно твердо ответил на оба вопроса. Доктор Быковски, помолчав, продиктовал адрес аптеки и сразу же повесил трубку, не дожидаясь благодарностей.
Аптека находилась рядом со станцией метро «Фогги Баттом», и Кокин впервые воспользовался вашингтонской подземкой. В маленьком пузырьке, который он получил, уплатив 120 долларов, было всего шесть таблеток. Принимать их следовало по одной в день. Как и три дня назад, Кокин проглотил снадобье тут же, в аптеке, купив флакон с питьевой водой.
Его пятое утро в американской столице было утром обновления и надежды. Апрельское солнце било в окно. Симптомы исчезли. Следующие пять дней Кокин методично принимал спасительные пилюли, придавая ежеутренней процедуре характер ритуала. В эти дни он неоднократно встречал в офисе на М-стрит седоволосую Лидию и инициировал вкрадчивые беседы, пытаясь уловить перемены в ее отношении к нему. Но так ничего и не уловил.
Директором филиала его все-таки не назначили. Но огорчения Кокин почему-то не испытал. Сам себе он казался странно успокоенным и просветленным. Примерно через неделю после возвращения ему на сотовый позвонила Лиза. Она застала просветленного Кокина в буфете.
— Привет, — сказала она весело, — прилетел? Почему не позвонил?
— Привет, — ответил Кокин ласковым и сдавленным голосом, — слушай, у меня совещание сейчас. Не можешь позвонить через часок?
Домашний и служебный телефоны он ей все же не давал: теперь он был в этом уже почти уверен. Выбежав на улицу, он в ближайшем салоне купил себе новую сим-карту. Потом сразу же позвонил Агееву и Добружанскому, от которых ждал звонка на сотовый. С остальными можно было погодить.
— Понимаешь, уронил телефон в суп. Ну да, прям в суп! — пояснял он. — И карта вроде из строя вышла… Запиши новый…
Добружанский смеялся.
Елена Миглазова
Дожить до смерти
© Елена Миглазова, 2014
Приехала очередная, третья, скорая, которая честно пыталась поставить диагноз.
«Нагните голову. Тянитесь подбородком к груди».
Мне трудно говорить. В глазах двоится — значит, один глаз уехал в сторону. Но в глаза никто не заглядывает.
«Похоже на менингит».
Да хоть на холеру! Дайте воды. Спасите меня кто-нибудь.
Синие халаты несут меня на носилках. Каждый шаг отдается в голове.
Ночной вой сирены иногда возвращает сознание в пропахший бензином салон.
В инфекционной больнице прихожу в себя от жажды — под одеялом в брюках и свитере. За окнами уже светло. И стоило везти меня с сиреной, чтобы перекатить на кровать?
Сквозь боль рвутся слова, но речь отсутствует. Сползаю, с трудом поднимаюсь. Держась за стенки, выхожу в коридор. Ко мне подскакивает медсестра с криком: «Вам что?! Зачем встали?!» Чего орать-то? Не на футболе. Сознание на секунду пропадает, и я падаю на кафельный пол. Сверху раздаются крики: «Встаньте!!! Почему на полу?! Здесь нельзя лежать (неужели нельзя? вот не знала)! Встаньте! Нельзя на полу!»
В голове стучит все больнее. Собрав все силы, встаю на четвереньки и пытаюсь добраться до кровати. Хорошо, что я упала недалеко. Ползу по кафелю, постовая медсестра, держа дистанцию, продвигается следом, продолжая надрываться: «Здесь нельзя! Нельзя! Ну?! Вставайте, вам говорят!!! Нельзя на полу!!!» По причине своей беспомощности я никак не могу ответить — ни объяснить, ни обругать. Да если бы и могла, поняла бы она меня?
