Лизать сахар. Жизнь втроем - НеРобкая Оксана (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
– Тебе идет.
– Да?
– Да.
Не нашла, что ответить, и прокомментировала следующий снимок:
– Это я в десять лет, за школьной партой.
– Перед тобой раскрытый учебник и ты держишь ручку, словно собираешься писать прямо на печатной странице. Занятная композиция.
– В такой позе фотограф снимал всех. Видимо, был пьян.
– Я всегда ненавидел фотографироваться, – признался Немов.
– Почему?
– Меня заставляли улыбаться.
– Мне нравится, когда ты улыбаешься, – сказала и спохватилась: не слишком ли откровенно? Добавила: – Но я не буду тебя заставлять.
Гость рассмеялся. Она тоже. Андрей открыл форточку, стало прохладно. Софа принесла из спальни тяжелый шерстяной плед.
Они сидели, укутавшись, касаясь друг друга плечами. Беседа текла приятным журчанием лесного ручья. Девушку переполняло счастье. Мужчина, который долго был чужим и далеким, неожиданно превратился в родного и близкого. Она жадно впитывала ощущение уюта, боясь, что оно разрушится при неправильном слове или неверном жесте и больше не вернется. А он говорил. Говорил без остановки, поддавшись приступу коммуникабельности, чего не случалось уже давным-давно. Рассказывал про работу, про погоду, про то, что наведывался в «Чикаго-блюз кафе» и оценил руку мастера, что давно не ездил отдыхать, что никогда не был на Крайнем Севере, а там чистый и свежий воздух, что в горах Сьерра-Невада в Северной Америке растут самые высокие на планете деревья… Нес ахинею и наслаждался отсутствием болезненных дум.
Софочка изредка задавала вопросы: каждый последующий интимнее предыдущего, но это не смущало ни ее, ни его. Потом мимоходом заметила, что рассталась с кавалером. Немов сделал вид, что не расслышал, но известие подействовало отрезвляюще. «Что я тут делаю? Какого черта?» Меньше всего ему нужна привязанность малолетней девицы, которую по непонятным для него самого причинам он не хотел обижать.
– Ладно, мне пора.
Собеседница взмолилась:
– Побудь еще! Рано же…
– Лучше рано, чем поздно.
– Когда ты настоящий?
– Прости? – не понял Андрей.
– Ты бываешь абсолютно разным, почти противоположным: циничным и душевным. Когда именно ты притворяешься?
– Ах, Соня, во мне живут две крайности, и они раздирают, мучают. Иногда ночами я не могу уснуть от чудовищных сражений ангелов и демонов, поселившихся в моей душе и не способных примириться, – Немов не стал ломать комедию и далее, расхохотался. – Шутка. Соня, не гляди на меня, как спаситель на грешника. Хотя, вероятно, тебя умиляет осознание того, что у тебя чувствительная натура. Но, знаешь ли, то, что многие называют добрым сердцем, на самом деле является слабыми нервами. Закаляй их.
Мужчина взял холст аккуратно, чтобы не размазать невысохшие краски, и направился в коридор. Остановился.
– Кстати, сколько я тебя должен? – полез в карман за бумажником.
– Что?
– Сколько денег я должен за картину?
Подбородок задрожал, Софа поморгала, чтобы удержать слезы:
– Это же подарок…
Кивнул. Вышел. На лестничной площадке выругался: «Избиение младенцев, блядь!» Замер в нерешительности: может, вернуться? Вызвал лифт. Нажал на кнопку первого этажа. Машину вел агрессивно, несколько раз чуть не врезался. Если бы кто-то затеял разборки, он бы точно устроил драку. Был очень зол.
Дома прислонил картину к стене, напротив поставил стул, сел. Курил, стряхивая пепел в сложенную ковшиком ладонь, изучал изображение. Затем вымыл руки, включил компьютер. Сосредоточиться на работе не получилось. Метель за окном отвлекала. Немов уткнулся лбом в стекло и долго смотрел, как бесился ветер, рвавший в клочья снежную пелену.
Ночью ему снились кошмары.
ГЛАВА 26
Били профессионально, не оставляя синяков. Давали короткую передышку на час-два и снова били. Размеренный ритм и четкая последовательность. Сначала Крайтон вздрагивал от звука открывавшейся двери, предвещавшего новую порцию боли. Потом перестал. Ему никогда не выбраться из тюрьмы. Незачем цепляться за уплывающее проявление свободной жизни – привилегию изменять ситуацию. Он умрет в карцере, и последнее, что увидит, – облезлый потолок одиночной камеры. Если, конечно, они не выключат свет…
Кто-то из великих сказал, что физическая боль уменьшает моральную. Этот клоун наверняка ни разу не испытывал ни то ни другое, поскольку его вывод абсурден. Телесные страдания провоцируют душевные, умножают, раздувают до невероятных размеров. В какой-то точке две муки сливаются в одну гигантскую, которая, подобно злокачественной опухоли, грозит разрушить личность. Томас мечтал бы о смерти, как о простейшем избавлении от длительной агонии, если бы не одно обстоятельство: здесь на земле есть два человека, нуждающихся в его заботе. И он обязан что-то придумать.
– Малыш, перемена закончилась, пора начинать урок! – голос раздался совсем близко, словно кто-то специально нагнулся и проорал в ухо.
Узник не оторвал взор от пола. Он устал смотреть на лица палачей в попытке уловить в них тень сочувствия, а следовательно, и надежду на свое спасение.
– Ну как? Нравится?
Крайтон ощутил вкус крови во рту. Жаль, что он не вампир, – пребывал бы в постоянной эйфории, питаясь собственными эритроцитами.
– Гляньте-ка, он улыбается! Пройдемся по печени?
Каждая задача имеет решение.
Каждая задача имеет решение.
Каждая задача имеет решение.
На Хеллоуин Мэдди нарядила Тину в костюмчик бабочки. Желтое брюшко, прозрачные крылышки с синим узором. Крохотная, беззащитная бабочка. «Господи, я, верно, заслужил этот ад. О'кей, я принимаю. Слышишь? Я принимаю! Но умоляю, прежде чем похоронить меня в застенках, дай шанс спасти дочь!»
Двое надзирателей держали его за локти, заломив их за спину, двое поочередно наносили удары. Томас сгибался, корчась от спазмов в животе. Ему позволяли отдышаться, а затем били в солнечное сплетение. Сколько времени прошло с тех пор, как его арестовали? Неделя? Месяц? Возможно, он провел здесь всю жизнь с самого рождения. А воспоминания о существовании вне тюрьмы – ничто иное, как галлюцинации воспаленного сознания.
– Ладно, парни, хватит. У него через три часа встреча с адвокатом, пусть очухается. Давайте в душ его.
Беседа с начальником тюрьмы успокоила Дональда Хоука. Мистер Блэквуд заявил, что к подследственному XR1070 применяются крайние меры воздействия, дабы принудительно изменить его нрав на более покладистый. Блэквуду стоило верить. Он человек неглупый, выгоду свою никогда не упустит. С ним приятно иметь дело, он всегда добросовестно отрабатывает деньги.
В комнате для свиданий адвокат разнервничался. Теребил лацкан пиджака и косился на дверь. Она распахнулась. Охранник втолкнул заключенного и покинул помещение,. Хоук кинул беглый взгляд: переломов нет, лицо не разбито. Качественная работа.
– Здравствуйте, – Дональд приподнял уголок рта.
Крайтон облокотился на стену, чтобы не упасть.
– Пришел развести руками и напомнить, что ничего нельзя сделать?
Адвокат хмыкнул и поправил галстук:
– Почему же ничего? Если вы не забыли о моем предложении…
– Знаешь, я, пожалуй, соглашусь.
Хоук готовился к длинной утомительной беседе и не ожидал столь быстрого положительного ответа. На всякий случай переспросил:
– Что, простите?
– Сыграю в спектакле. Только…
– Только? – юрист навострил уши. Томас выдержал паузу:
– Я хочу сто пять тысяч долларов.
– Сто пять тысяч долларов? – изумленно повторил собеседник.
– Я догадываюсь, Дональд, что ты непростой парень. Ты ведь в курсе, как тут со мной обращаются? Конечно, в курсе. Наверно, ты же и поспособствовал. Так вот. Я не удовлетворюсь меньшей суммой, что бы со мной ни делали.
Мужчины встретились глазами. Молчаливая дуэль стоила сотни слов. Хоук понял, что Крайтон серьезен. Очень серьезен. И не изменит решения, даже если его будут препарировать наживую. Адвокат вышел из комнаты.
