Коровка, коровка, дай молочка - Семенов Анатолий Семенович (лучшие книги онлайн txt) 📗
Придя домой, Галина Максимовна начала сомневаться в своих аргументах насчёт старика и гадала теперь кто из этих двоих — кожевник Матвеев или вздымщик Сурков ходит по ночам на ферму и навлёк на неё новые неприятности. И всё-таки вероятнее всего — кожевник. С возрастом, наверно, началась бессонница. Да и дряхлость не за горами. От бессонницы и страха за своё одиночество на закате жизни решил обзавестись молодухой, чтобы было кому воды подать, когда станет совсем немощным. Да и способ ухаживания как раз подстать человеку робкому, какому-нибудь старику, который не уверен в себе.
Эти два возможных варианта, вернее сказать, два холостяка прочно засели в голове, и Галина Максимовна весь день терялась в догадках, отдавая предпочтение то одному варианту, то другому. После вечерней дойки, во время которой доярки загадочно улыбались и весело подмигивали Галине Максимовне, но так ничего и не сказали, она не выдержала и послала Нинку на разведку.
— Сходи к ребятам из своего класса и узнай, что говорят обо мне, — сказала Галина Максимовна дочери. — Опять какую-то сплетню пустили.
— А к кому идти? — спросила Нинка.
— Да к кому хочешь. Только своих подружек и ребят ни о чём не спрашивай. А то подумают, что я переживаю и специально послала. Приди, поговори об уроках, о домашнем задании, между делом послушай о чём взрослые говорят, и дальше иди. Поняла?
— Поняла.
Долго ждала Галина Максимовна свою дочь с разведданными. В девятом часу, наконец, заявилась.
— Ну что?
— Ничего, — ответила Нинка. — Куда не приду, все чай наливают, угощают вареньем да печеньем. Пока за стол не усадят, не отпускают.
— У кого была-то?
— У Орловых, Аксёновых и Сорокиных.
— Больше никуда не ходила?
— Нет, — ответила Нинка и схватилась за живот. — Не могу больше. Брюхо уже трещит от чаю.
— А что говорят-то?
— Ничего не говорят. Сядут со мной за стол, смотрят как пью чай, и улыбаются.
У Галины Максимовны опустились руки. Вот это была загадка. Всем загадкам загадка. Из-за баламута Суркова или деда Матвеева оказывать знаки внимания её дочери? Теперь Галина Максимовна вообще уже ничего не могла понять.
— А ребятишки что говорят?
— Ты же не велела их спрашивать, — ответила дочь.
Галина Максимовна ушла в свою комнату и стала ходить из угла в угол.
— Нет, надо самой развязывать этот Гордиев узел, — сказала она вслух и взяла со стола будильник. Завела его на двенадцать часов ночи и легла в постель, надеясь хоть немного вздремнуть до полуночи. Но сон не шёл. Ворочалась с боку на бок и теперь уже злилась не только на всех и все, но и на самое себя — за то, что не могла никак уснуть.
Ровно в двенадцать зазвенел будильник. Галина Максимовна заглушила его, нажав кнопку, быстро встала и надела платье. Немного поразмышляла что надеть сверху. У неё было три вида одежды: рабочая — кирзовые сапоги и телогрейка; будничная — валенки и старое пальто; праздничная — модельные сапожки и новое пальто. Суркова можно встретить и в рабочей одежде, потому что разговор будет короткий: «Гена, поставь на место вилы и иди с Богом. И больше никогда не приходи. Ничего у нас с тобой не получится. И все. И точка». С дедом Матвеевым посложнее. Тут рубить с плеча как-то неловко. Пожилой человек всё-таки. Нужна дипломатия. Надо сказать так, чтобы понял, что ни о каком устройстве семейной жизни с ним не может быть и речи, и в то же время не обидеть старика. Дипломатия — дело непростое. Галина Максимовна пока и начальных слов не придумала. А где дипломатия, там и смокинги. Но молочная ферма — не президентский дворец. Для переговоров с дедом Матвеевым сойдёт и будничная одежда. И Галина Максимовна надела валенки и старенькое пальто.
Хотя было за полночь, и вся деревня безмятежно спала, Галина Максимовна шла на ферму крадучись, огородами, чтобы случайно не встретить своего поклонника и не спугнуть раньше времени, если вдруг он тоже заявится среди ночи. Она вошла в коровник с заднего хода, с противоположной стороны от того места, где расположены кормокухня и красный уголок. На кормокухне обычно отдыхает дежурный ночной скотник, а в красном уголке — дежурная ночная доярка. Сегодня дежурит Маргарита Куликова — бойкая на язычок и дошлая баба. С ней особенно не хотелось встречаться. Галина Максимовна спряталась в закутке из досок, в котором хранится солома для подстилки. Сквозь щели между досок хорошо просматривалась вся ферма. Ночное освещение вполне достаточное, чтобы узнать человека, когда он подойдёт к группе коров, закреплённых за Галиной Максимовной, и начнёт работать. Соломы в закутке было навалено много, особенно в переднем углу, и Галина Максимовна у самой стенки приготовила себе наблюдательный пункт и легла на живот так, чтобы перед глазами была щель. Устроившись довольно удобно, она стала ждать, когда скрипнет главная входная дверь. Гадать больше не хотелось. Все равно кто придёт. Лишь бы скорей пресечь это дело да идти домой и хоть немного отдохнуть перед утренней дойкой. Хорошо, что взяла с собой ручные часы. Посмотрела. Половина первого. Лежала не шевелясь. Смотрела на своих коров. Некоторые стояли, тыкались мордой в автопоилки или в пустые кормушки и собирали последние соломинки. Но большинство лежали и, зажмурив глаза, жевали жвачку. Час ночи. Никого. В половине второго, в два — тоже никого. Было тихо. Немного страшно. Особенно когда где-то возле ног тихонько зашуршала солома — пробежала мышь. Напряжение нарастало. Вот-вот таинственный человек должен появиться, если вообще сегодня придёт. Надо срочно готовить слова для деда Матвеева, а в голову ничего путного не приходит. Почему-то одолевает волнение. В половине третьего главная входная дверь скрипнула, и сердце у Галины Максимовны вдруг сжалось от страха. Она приникла к щели. Вздохнула с облегчением. Вошёл дежурный ночной скотник. С сонным видом он прошёл по всему корпусу и ушёл досыпать, оставив входную дверь открытой. Галина Максимовна начала нервничать и поглядывать на часы через каждые пять минут. Три часа. Никого.
— Что такое? — вполголоса сказала Галина Максимовна. — Неужели не придёт?
Половина четвёртого.
Вдруг услышала громкий радостный голос Маргариты.
— Здрасте! Говорят, те раза вы тоже приходили в это время.
— Да, я за час успеваю, — раздался мягкий мужской баритон.
Галина Максимовна приникла к щели.
— Проходите. С чего будете начинать?
— Сначала загружу брюкву. Пока моется, натаскаю сена.
— Правильно.
Таинственный человек начал кидать брюкву в моечную машину. Слышалось постукивание. Наконец машина заработала.
— Вот вам вилы, — сказала Маргарита. — Сено знаете где?
— Знаю.
Галина Максимовна не видела их, но через оставленную открытой дверь хорошо слышала их голоса.
Вот они вошли в коровник. Маргарита и второй человек — издалека не разобрать кто.
Галина Максимовна встала со своей лежанки и тихонько, чтобы не слышно было её шагов, попятилась вглубь закутка, в самую тень, где её совершенно не было видно, а она могла видеть в щели Маргариту и незнакомца. Когда они подошли ближе, Галина Максимовна узнала его. Всмотрелась, убедилась окончательно и как стояла так и села на солому… Завадский работал споро. Маргарита заглянула в дверь, подошла к нему величавой походкой и завязала разговор.
— Как дела, Виталий Константинович?
— Идут помаленьку, — улыбнулся педагог, орудуя вилами и собирая с пола клочки люцерны, обронённой животными из переполненных кормушек. — Знаете, — сказал он. — В первый день я забыл спросить, а вчера дежурная доярка какая-то стеснительная, неразговорчивая попала.
— Раиса Садыкова.
— Ну, неважно. Я хотел спросить: она сильно устаёт?
— Кто? Максимовна?
— Да.
— А как вы думали? Это ведь не с болонкой на диване возиться. Тридцать коров надо вовремя накормить, вовремя подоить.
Виталий Константинович достал из кармана телогрейки носовой платок и вытер лицо. Хорошо размялся, до пота. Одет он был по рабочему, но выглядел весьма опрятно. Новая из светлого сатина телогрейка; поношенные, но ещё вполне добротные чёрные бостоновые брюки заправленные в кожаные сапоги, голяшки которых оторочены собачьим мехом. На голове ондатровая шапка.
