Синяя книга алкоголика - Коровин Сергей Иванович (библиотека электронных книг TXT) 📗
После завтрака идем в курилку. Лысый южанин шепчет по секрету:
– Сегодня кофе настоящий. С кофеином. Шур! Ко Дню Благодарения парни постарались.
Вот и взяли по стаканчику.
Завитая старушка что-то спрашивает, я отвечаю на плохом английском, но мой английский никого не беспокоит. Все слегка возбуждены – ко Дню Благодарения в молельном доме покажут кино. У нас же в Белом доме и кофе, и телевизор. И по закону о правах пациентов к нам никто не может заходить без приглашения.
– О, я была в России! – говорит гватемальская красавица Мария (просто Мария?). – Двадцать лет назад. Около Блэк си. Оши? Очи!
– Сочи!!!
– Йес. В Киеве еще. В Москве. Как это… Говер-мент сидит?
– Кремль! – кричим мы. – Красная площадь!
– «Джим Бим» убил мою память.
– У них в Гватемале, – говорит Юджин-детектив, – вся жизнь на сексе. Они трахаются каждый день пять часов без остановки.
– Не может быть, – возмущаюсь я, потому что мне завидно.
Вечером выступает Франческа: первый раз попробовала вино лет в 6-7, угостила мать на праздник. Ощущение яркое. Отец алкоголик, но так не считает. В хай-скул выпивала по выходным и в более взрослой компании. В колледже пила каждый день. Скрытно. Вышла замуж. Трое детей. Сложности с мужем. Могли не разговаривать по несколько месяцев. Он ее иногда бил. Иногда просто молча насиловал. Открыла для себя наркотики. Даже закончила курсы медсестер, чтобы работать в медицине и быть ближе к таблеткам. Сама себе выписывала рецепты. Когда муж в очередной раз избил, ушла из дома с большой бутылкой. Поставила рядом с собой перед тем, как вырубиться: не подумают, что наркоманка. Муж скоро умер от сердечного удара. Хотела тоже умереть. Каждый раз, когда просыпалась живая, проклинала Бога. Были контакты с Анонимными алкоголиками, но отнеслась к программе «Двенадцать шагов» несерьезно. Снова запои, клиника. Случайно попала в Эшли. Нарушала режим. Пыталась уйти, но вдруг подумала: «Куда?» Зашла в часовню и стала кричать на Бога. Когда устала, встала на колени и попросила: «Спаси». Так сделала Первый шаг. Теперь работает в клинике, один из руководителей. Уже не молодая, но ухоженная, корректная женщина с печальным лицом.
В курилке исполнили с Бородатым Андрюшей-Дюшей классическую русскую шутку-джок. Закурили «Беломор». Жуткое табачное облако поползло над столиками, неся запах русских пивных и цехов. Американский народ, алкаши и драггеры, затихли, обернулись, а юная алкашка из Техаса спросила:
– Парни, это что – сигарос?
– Это папиросас, – ответил Дюша, а я уточнил:
– Папиросас русских призонеров, которые прорыли Беломорканал в 20-30-х.
– Без марихуаны, – сказал Дюша.
Американский народ помалкивал. Рок-н-ролльного вида алкаш попросил:
– Курнуть можно?
– Шур, – ответил я и протянул пачку.
На запах прибежала женщина с рацией, местная сека за народом.
– Это без кайфа, – сказала деваха из Техаса. Женщина с рацией поверила, но не очень.
– Надо окурки убрать, – сказал я.
На утренней лекции Папа пошутил: «Если будете пить – помрете. Я похороню вас бесплатно и буду молиться за вас. Но надеюсь, это будете вы, а не я». (Аплодисменты.) А вечером приехал профессор математики и рассказывал, как бился в белой горячке. «Алкоголик всегда путешествует по чувству вины. Только у психопатов нет чувства вины. Это чувство – разрушитель».
Алексис рассказывает, как вылетел из МИДа:
– Два месяца на больничном пил с соседними урками. Взял список тех, кого курировал, стал звонить и занимать деньги – заболел, мол, подкиньте на неделю. Уркаганов отправлял по адресам. Все местные бандиты квасили на деньги дипломатов. Меня мать вычислила и домой увела, а уркаганы продолжили звонить по спискам и собирать деньги на пьянку, ломиться в двери к будущим консулам. Меня в КГБ вызывали – в чем дело? шантаж? Из МИДа по собственному желанию полетел. На партсобрании факали со страшной силой. ОБХСС зацепило – использование служебного положения и так далее… Я уцелел, но без работы. Так и началась полная задница. Полет в бездну, головой в дерьмо. Семнадцать больниц за три года.
Текст утренней молитвы-медитации?
Боже, дай мне разум и душевный покой
Принять все, что я не в силах изменить,
Мужество изменить то, что могу,
И мудрость отличить одно от другого.
Эшли входит в десятку лучших подобных центров страны. На открытие десять лет назад приезжала жена президента Нэнси Рейган.
Двадцать седьмого ноября в наш дурдом приехали алкаши из Хав-де-Грейса на вечернюю встречу. Дождь стал ливнем, и по дороге в церковь мы совсем промокли. Командовал парадом молодой алкаш с выправкой и голосом сержанта морской пехоты. Он им и оказался. И без перевода общий смысл жути жизни сержанта удалось уловить. Алкоголь анонимен, как и Анонимные алкоголики, и он бьет наповал, не разбирая национальностей и рас.
Доверься Богу!
Очисти свой дом!
Помоги ближнему!
Рядом с Эшли чья-то вооруженная вилла. Так и написано на щите в начале дороги, проложенной за нашим домом: «Частное владение! Мы вооружены. Просим без приглашения не беспокоить. Стреляем без предупреждения», – такой приблизительно перевод.
Сторож дядя Вася333
меж берез и сосен,
как жену чужую,
засосал 0,8.
Мы в Белом доме – унесенные ветром. Иногда пробивает в мозгу – какая-такая Америка? что за Чесапикский залив? кто я, вообще, такой и что делаю здесь? Я здесь осваиваю программу Анонимных алкоголиков – это понятно. Я почти на месяц поселился в причудливом изобретении человеческого разума. Эшли – это дворцово-храмовый центр алкоголизма. Роскошные дорогие здания, картины в золотых рамах, медсестры в белых халатах и экуменические, а хочешь – католические, православные, иудаические, мусульманические или еще какие службы. Это место, где об алкоголе и наркотиках говорят как о достойных противниках круглые сутки, где имя врага твоего на устах твоих каждый час, где на групповых и общих митингах прежде, чем сказать что-либо, ты должен представиться по форме, что я и делаю:
– Май нейм из Владимир. Ай эм из алкоголик, – а все хором подхватывают:
– Привет, Владимир!
Папа Мартин шутит:
– Мать будит сына: «Вставай, Джон! Тебе пора в школу». Сын прячется под одеяло: «Не хочу. Они ненавидят меня, бросают в меня камнями». Мать срывает одеяло: «Какого черта! Вставай! Тебе тридцать четыре года, и ты в этой школе директор! Будешь знать, как пить по уикендам!»3333
24 ноября. Воскресенье. В Эшли родительский день. Пузатый секьюрити предупреждает с доброй улыбкой, что передачи станет проверять, что встречаться можно лишь в отведенных местах и т. д. Родители великовозрастных алкашей и драггеров, невесты и жены, дети гуляют под ручку вдоль Чесапикского бэя, сидят в беседке или в золотых залах Бентл-холла, читают свежие газеты, которые подвозят лишь по выходным. Нам на обеденный столик положили любовно газету со статьей про русскую армию – деморализована она, обезлюдела и прочее. Читать все это не хочется. Мы – унесенные ветром. Пусть так и останется хотя бы ненадолго.
Да здравствует клубника, бананы и всемирное алкогольное братство. Но где-то в глубине субстанции, называемой душой, безнадежно звенит одинокая струна – а к нам-то никто в родительский день не приехал. Понятно, что это совсем уж невозможная штука. А все-таки жаль.
В понедельник митинг-грэтитьюд. Обстановка торжественная. После Папиной речи, которая полна анекдотов и шуток, выпускники Эшли выступают со спитчами. Черный американец лет сорока – костюм, галстук, нарядная жена тоже вышла к трибуне – прочел спитч, полный благодарности. За ним еще несколько человек прошли через церемонию. Юджин-детектив и я оделись в костюмы, а Бородатый Андрюша поверх белой рубахи натянул артистический жилет.
