Доклад Юкио Мисимы императору - Аппиньянези Ричард (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
– Мама заставила меня показаться специалисту, ее кузену, врачу больницы святого Луки. Похоже, она тоже уверовала в то, что я болен.
– И каков же диагноз?
– Анемия. Именно этим объясняется моя физическая слабость.
– Это было до или после эпизода с окуриванием писем?
– Это было наказанием за мою независимость и амбиции.
– Амбиции – прекрасная вещь. Они делают честь мужчине.
– Мой отец, проповедующий лицемерные принципы, тоже восхваляет амбиции как одно из мужских достоинств, но это делает его лишь еще более неприятным человеком.
– Азуса не обладает большим дарованием и не добился значительного успеха на поприще государственной службы. Я могу понять истоки его ограниченного прагматизма, с помощью которого он, несмотря ни на что, борется с препятствиями на своем пути. Он задался целью восстановить честное имя Хираока.
– Неужели оно нуждается в этом?
– По-моему, теперь ты проявляешь лицемерие. Ты же прекрасно знаешь, что Азуса обвиняет меня в провале «продвижения и успеха в жизни» – демократической политики Мэйдзи, сулившей удачу всем, кто имел способности и заслуги, даже если происходил из социальных низов. Наши достопочтенные сторонники модернизации проповедуют европейскую форму светского спасения – самосовершенствование.
Я взглянул на свиток, висевший над доской для игры в го. «Моя жизнь – фрагмент пейзажа» было написано на ней китайскими иероглифами. Надпись принадлежала известному китаисту девятнадцатого столетия Мисиме Ки. Обстановка комнаты Ётаро свидетельствовала о том, что здесь живет бывший губернатор эпохи Мэйдзи. В комнате стояла громоздкая мебель в викторианском стиле, которая, как я предполагал, украшала кабинет Ётаро еще в дни его службы на Сахалине.
– Я знаю, что такое режим «продвижения и успеха в жизни», поскольку жил в его условиях до 1914 года, – промолвил Ётаро. – Он обеспечил мне должность губернатора и дал жену из прославленного самурайского рода Нагаи. И все же могу сказать, что мой жизненный успех был иллюзорен.
Саке развязало мне язык, и я, набравшись храбрости, осмелился задать дерзкий вопрос:
– Не сочти меня непочтительным, дедушка, но могу я узнать, что заставило тебя в 1914 году уйти с поста губернатора?
– Ты хотел сказать, что вынудило меня уйти в отставку? Разве твой отец еще не рассказал тебе о моих ошибках и прегрешениях? Впрочем, в этом нет ничего интересного. То же самое делали и другие должностные лица. Я направлял деньги от рыбоконсервных заводов острова в поддержку сэйюкай, партии консервативного большинства в правительстве того времени. Партийная политика в те дни полностью определялась соперничеством между двумя правящими олигархическими кланами Сацума и Косу. Должностью губернатора Сахалина я был обязан лидеру партии сэйюкай Ито Хиробуми, представителю клана Сацума. В 1914 году разразился скандал, в который были вовлечены военно-морские офицеры из клана Сацума и одна немецкая фирма. Речь шла о взяточничестве. Общество возмутилось, вспыхнули серьезные беспорядки, и в обстановке всеобщего хаоса я пал незаметной жертвой борьбы враждующих сторон.
– Ты хочешь сказать, что коррупция является обыденной практикой среди чиновников и ты играл по общим правилам.
– Нет, я не говорил ничего подобного, – возразил Ётаро. – Я просто пытаюсь обучить тебя искусству деперсонализации, очень существенному навыку для честолюбивого человека. Взгляни беспристрастно на ту игру, в которую ты играешь. Страсть лишит тебя сна, вызовет в душе ненужное беспокойство. Понимаешь? Она будет властвовать над тобой, вдохновлять тебя, заставлять действовать опрометчиво, не замечая прозрачной красоты в игре мастера.
Неужели Ётаро сравнивал меня с соперником мастера, Китани Минору? Пусть даже метафорически?
– Ты убежден, что мастер Сусаи победит?
– Боюсь, он может проиграть такому противнику, как Китани. Он столкнулся с игроком, который не умеет уважать истину го. А она состоит в том, что выигрыш и проигрыш сами по себе не зависят от расчетов.
– На меня произвело большое впечатление одно обстоятельство. Подсчет очков в го чрезвычайно сложен. Мне не хватает способностей, чтобы подсчитать выигрышные и проигрышные позиции, которые занимают игроки на этой стадии игры.
– Вот именно! В этой игре даже признание своего поражения требует подлинного мастерства!
К концу ноября матч приобрел такой темп, что я вообще перестал понимать, что происходит на доске. Мне мешали сосредоточиться крики Нацуко, которые становились все громче. По ночам Ётаро анализировал игру мастеров, похожую на причудливый узор.
– Китани играет с широко открытыми глазами, очень умело, но он совершенно не понимает картины, которую создает мастер Сусаи, – пожаловался как-то он. – В центре чувствуется слабость.
Я насторожился, слова «слабость в центре» могли относиться только к Его императорскому величеству. Я сразу же забыл про крики и стенания Нацуко. Выражение моего лица позабавило Ётаро.
– Чему вас учили в Школе пэров? Держу пари, что вместо истории вам преподавали утомительные банальности, лишенные аромата жизни. Надеюсь, вам говорили о том, что современная Япония возникла путем гекокуё, свержения старших, находящихся на вершине, младшими, находящимися внизу?
– Я слышал прежде этот термин, но не знаю точно, что он означает.
– В таком случае тебе будет интересен следующий парадокс. Знаешь ли ты, что японская модернизация зиждется на регрессивной идее, утверждающей существование живого бога? Нынешний император Сева вынужден был принести в жертву японской мании прогресса и модернизации свой божественный статус, как я когда-то принес ей в жертву свою карьеру и благополучие.
Что за чудовищная бессмыслица! Ётаро, должно быть, совсем спятил. Что общего имел устаревший миф о Боге Солнца с идеей прогресса и модернизации? Будучи всезнайкой, маленьким книжным наркоманом, я всегда гордился своей осведомленностью – больше мне, пожалуй, нечем было гордиться. Я не был готов к восприятию нестандартных взглядов Ётаро, которые сейчас представляются мне греховными.
– Каждый, кто знаком с синто, – сказал я тогда дедушке, – возразит тебе, сославшись на то, что божественность императора основывается на древних мифах о сотворении мира, которые вряд ли можно назвать прогрессивными или модернистскими.
– Это очевидно, но ты не учитываешь наши национальные особенности. Старый и новый – близнецы в японской культуре.
Традиция и новизна для нас одинаково современны. Следи внимательно за тем, что я тебе говорю, потому что история о родословной Его величества перекликается с моей, а значит, и с твоей. Я родился в период, названный «ёакэ майэ», «перед рассветом». Надеюсь, ты знаешь об этом?
Я кивнул. Мне известно, что этот долгий темный как ночь переходный период в истории Японии длился с середины восемнадцатого столетия, когда правили сегуны Токугавы, до 1860-х годов, эпохи Реставрации Мэйдзи, когда Япония отказалась от изоляции и распахнула свои двери на Запад.
– Столетие постоянного голода и крестьянских восстаний, – продолжал Ётаро. – В промежутках между бунтами, когда крестьяне поднимались против землевладельцев, бессовестных торговцев риса и безжалостных сборщиков налогов, народ искал утешения в мессианских культах. Помню, как-то, когда мне было лет пять, я столкнулся с подобного рода фанатиками – мужчинами, одетыми в женские кимоно, и женщинами в мужской одежде. Эти люди вторгались в богатые дома, требуя еды, спиртных напитков и денег. «Любое действие оправдано», – утверждали они. Это были последователи секты впадавших в транс танцоров, они говорили, что танец изменит облик мира. Мой отец вместе со слугами, вооружившись дубинками, разогнали их.
– Ты рос в богатом доме?
– Мой отец Хираока Такити был землевладельцем и ростовщиком, ему принадлежали два магазина в Кобэ и Осаке. Так что мы не «простые крестьяне без роду и племени», как утверждает твоя бабушка. Она рассказывала тебе о юном Хираоке, который подстрелил белого фазана?
