Как все было - Барнс Джулиан Патрик (серия книг .txt) 📗
В церкви Оливер сильно нервничал. По крайней мере нам не пришлось шествовать от паперти к алтарю, нас было всего десятеро, и священник решил: лучше, чтобы мы все обступили алтарь. Но когда мы подходили, я почувствовала, что что-то не так.
– Прости, – сказала я Оливеру. – Она уперлась и ни в какую.
Он вроде бы не понял, о чем я. Он смотрел через мое плечо на дверь.
– Я про платье, – пояснила я. – Не огорчайся.
На мне было ярко-желтое платье, оптимистический цвет, как выразилась maman, и трудно было представить себе, чтобы Оливер не заметил подмены.
– У тебя вид ослепительный, – отозвался он, но смотрел он не на меня.
Я на обеих своих свадьбах была не в том цвете. Глупенький оптимистически желтый цвет надо было надеть на первую свадьбу, а осторожный светло-зеленый – на вторую.
«И все мое земное владение с тобой разделю». Так я поклялась. Перед тем мы поспорили. Как обычно. Оливер хотел, чтобы слова были другие: «Все мое земное владение я дарую тебе». Он говорил, что так он чувствует: все, что у него есть, – мое, в этих словах воплощено состояние его души, что «разделю» звучит плоско, а «дарую» – поэтично. А я сказала, что это-то и плохо. Когда приносишь клятву, ее содержание должно быть четким. А то, если он дарует мне свое земное владение, а я дарую ему мое, это значит, мы меняемся тем, что у кого есть, а обменивать мою наполовину выкупленную квартиру на его снятую комнату – это не совсем отвечает смыслу брачных клятв, и к тому же, если честно сказать, в результате такого обмена в проигрыше остаюсь я. На это он возразил, что так рассуждать неблагородно, и не надо все понимать буквально, на самом деле мы поделимся всем, что у нас есть, но нельзя ли все-таки оставить это слово «дарую»? Эти два слова – «разделю» и «дарую» – очень наглядно передают разницу между моими двумя мужьями. Стюарт в своем духе хотел заключить сделку, тогда как он, Оливер, хочет безоговорочно капитулировать. А я в ответ напомнила ему, что мы со Стюартом записались в бюро регистрации, и там не требовалось говорить ни «дарую», ни «разделю».
Тогда Оливер спросил у священника, нельзя ли остановиться на таком компромиссе: он скажет «дарую», а я – «разделю»? Но священник ответил, что это невозможно.
– И все мое земное владение с тобой разделю. – Оливер выделил последнее слово, выражая интонацией свое неодобрение. Но к сожалению, прозвучало так, как будто ему вообще жаль со мной делиться. Я сказала ему об этом, когда мы стояли на паперти и maman нас фотографировала.
– Все мое земное владение я сдаю тебе в аренду, – сразу же сострил он в ответ. Он уже заметно успокоился. – Все мое земное владение отдаю тебе во временное пользование. Все мое земное владение, кроме того, что мне самому нужно. Все мое земное владение, но пожалуйста, будьте добры расписочку.
И дальше в том же духе. Оливер, когда заведется, – лучше его не останавливать. Знаете теперешние собачьи поводки? Такая большая рулетка, которая разматывается на сотни футов, если пес вдруг бросается бежать, а когда он останавливается и ждет вас, нажимаешь на кнопку, и она вся сматывается обратно. Что-то наподобие этого приходит в голову, когда Олли начинает вот так дурачиться, будто большой пес. Но на углу он остановится, оглянется и ждет, чтобы вы подошли и его погладили.
– И все мои ресторанные счета с тобой разделю.
Потом все поехали в симпатичный ресторанчик, который выбрал Олли. Нам накрыли длинный стол в глубине зала, и около моего места хозяин поставил букет красных роз, чем я была очень тронута, хотя Олли заметил сценическим шепотом, что красные розы – это вульгарно. Все расселись, выпили по бокалу шампанского, и завязался веселый общий разговор – кто-то по дороге попал в пробку, а священник так душевно все провел, хотя не знаком ни со мной, ни с Оливером, и мы нигде не перепугали слова, и какой у меня был счастливый вид.
– «Счастливый»? Кто больше? – подхватил Оливер, и снова началось: – Кажется, я слышал «сияющий»? Да, вот тут, слева. Кто предложит больше? «Прелестный»? Я слышу «прелестный»? Благодарю вас, сэр. «Великолепный» никто не предлагает? «Эффектный»? «Потрясающий»? Высшее предложение – «прелестный» справа… «Прелестный» – раз, «прелестный» – два… В середине предлагают «эффектный». Беру «эффектный»… Останавливаемся на «эффектном»? Продано аукционщику, куплено Оливером!
Он стукнул об стол перечницей, как молотком, и под аплодисменты поцеловал меня.
Подали первое блюдо» и туг я замечаю, что Оливер не слушает, что я ему говорю. Я проследила за его взглядом, а там за отдельным столиком сидит с книгой – и даже не глядит в нашу сторону – Стюарт.
Тут все пошло не так, я постаралась, как смогла, стереть остальное у себя из памяти – что ели, что кто говорил и как все делали вид, будто ничего не происходит. Но не могу вытравить из памяти конец: как над скатертью возникло лицо Стюарта, он смотрел прямо на меня, рот растянут в жуткой ухмылке, в глазах какие-то отблески. Ожившая тыквенная голова. Я закричала. Не от страха. А оттого, что это было так безумно, невыносимо грустно, и я не могла не закричать.
ОЛИВЕР: Вот гад. Жирный, подлый банкир-говноед. И это после того, что я за все годы для тебя сделал. Кто вообще из тебя создал более или менее человеческое существо? Кто до боли в суставах обдирал наждаком грубые места на твоей шкуре? Кто знакомил тебя с девицами, учил пользоваться ножом и вилкой, кто был тебе другом, черт бы тебя драл? И чем ты мне отплатил? Испортил мне свадьбу, испоганил самый счастливый день в моей жизни. Дешевая, пошлая, эгоистичная месть, вот что это было, хотя ты в подполье своей темной душонки, конечно, примыслил себе какой-нибудь отчасти благородный, даже правосудный мотив. Ну так вот, позволь тебе заметить, мой стеатопигий экс-приятель: если ты и впредь вздумаешь совать нос куда не следует, останешься эксом и во всех прочих отношениях. Я заставлю тебя неделю есть битое стекло, на этот счет не сомневайся. Можешь на Оливера положиться: его нежное, как все считают, сердце воспламенилось яростью.
Мне следовало бы арестовать тебя, как только ты попался мне на глаза. Засадить за решетку по обвинению бессмысленном времяпрепровождении с преступными намерениями, за порчу вида из окна или за то, что осточертел до смерти. Уведите этого человека, полисмен, он больше никого не забавляет, с ним уже совершенно не смешно. Ну да, я шучу, это мой вечный недостаток, но если бы я не шутил, мне пришлось бы подойти, обрубить твои уши с кисточками и затолкать их тебе в глотку, а на закуску еще добавить твои допотопные очечки.
А ведь все так хорошо шло, пока я не увидел тебя на той стороне улицы – ты старался быть незаметным, для чего, мерно печатая шаг, расхаживал взад-вперед, точно часовой, изрыгая клубы дыма, как печные трубы у Арнольда Беннета, и бросая гнусные взоры в сторону церкви. Сразу стало ясно, что готовится какая-то тупоумная подлость. Тогда, поправив в петлице белую гвоздику со слабым зеленым румянцем, я ринулся поперек канцерогенной дороги и окликнул тебя.
– Я буду присутствовать на свадьбе, – сказал ты. Я опроверг это неправдоподобное утверждение.
– Ты же на моей присутствовал, – продолжал ты скулить. – Теперь я иду на твою.
Я объяснил разницу с точки зрения этикета, а именно: в умеренно развитом обществе, известном под названием Объединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, не принято являться на торжественные мероприятия без приглашения. Ты оспорил эту секретную статью протокола, и тогда я в самых вежливых выражениях посоветовал тебе немедленно убираться вон и по возможности погибнуть под колесами двухэтажного автобуса.
Я нельзя сказать чтобы совсем поверил в твой якобы уход со сцены. Мы стояли в ожидании начала церемонии, но я не спускал глаз с двери, готовый к тому, что дубовые створки вот-вот распахнутся и явят нам твой незваный лик. И даже когда было приступлено к священнодейству, я думал, что вот сейчас священник спросит присутствующих, не известны ли кому-нибудь препятствия и помехи к моему плотскому соединению с прекрасной Джил, и тогда ты подымешься в темном углу и прокричишь свои возражения. Но этого не произошло, и мы благополучно проскочили через взаимные клятвы. Я даже успел иронически подчеркнуть в тексте то сомнительное место, где обещают «разделить» с партнером земное владение. Спокон веку люди всегда «одаряли» другую сторону своим земным владением: вот все, чем я владею, и все мое – твое; такой вариант, мне кажется, передавал беззаветность, лежащую в основе брака, сохранял самую его сущность. Но теперь не так. Теперь всюду проникли адвокаты и счетоводы. Я был слегка bouleversee, когда Джилиан стала настаивать на «разделю». В наших пререканиях по этому поводу было, на мой вкус, нечто унизительное, словно я собираюсь прямо из храма дать стрекача и немедленно выставить на продажу мою половину ее квартиры. Я милостиво уступил ее капризу. В характере моей невесты есть что-то от мадам Дракон, как вы, вероятно, заметили.
