Далекие часы - Мортон Кейт (читать книги онлайн txt) 📗

Она осторожно направилась ко мне через битком набитое кафе, нарочито придерживая сумку, чтобы не ударять людей по головам, и тем самым умудряясь выражать недовольство расстановкой столиков. А я пока быстро удостоверилась, что никто не оставил на ее половине стола рассыпанный сахар, пенку от капучино или крошки. Эти не вполне регулярные встречи за кофе стали нашей новой традицией, учрежденной через несколько месяцев после того, как папа вышел на пенсию. Мы обе испытывали легкую неловкость, даже когда я не собиралась деликатно копаться в маминой жизни. Я привстала со стула, когда она добралась до столика, мои губы коснулись воздуха возле предложенной щеки, и мы обе сели, улыбаясь с немалым облегчением, оттого что публичное приветствие осталось позади.

— Тепло на улице, правда?

Я согласилась, и мы покатили по проторенной дороге: папина текущая одержимость улучшением дома (вычищает коробки на чердаке), моя работа (потусторонние встречи на Ромни-Марш) и сплетни маминого бридж-клуба. Затем последовала пауза, и мы улыбнулись друг другу в ожидании того, как мама чуть запнется под весом своего обычного вопроса:

— Как Джейми?

— Хорошо.

— Я видела последний отчет в «Таймс». Новую пьесу неплохо принимают.

— Да.

Рецензия и мне попалась. Я не искала ее специально, честное слово, не искала; просто случайно наткнулась, когда смотрела страницы о сдаче жилья. Очень удачная рецензия, как оказалось. Проклятая газета: подходящих квартир для съема тоже не было.

Мама на мгновение умолкла, когда принесли капучино, которое я заказала ей.

— А вот скажи. — Она проложила бумажную салфетку между чашкой и блюдцем, чтобы впитать пролитое молоко. — Что у него дальше на повестке дня?

— Он работает над собственным сценарием. У Сары есть друг, режиссер, который обещал его прочесть, когда Джейми закончит.

Ее рот изогнулся в молчаливом циничном «о!», прежде чем ей удалось издать несколько одобрительных звуков. Последние из таковых утонули в кофе, когда она отпила из чашки, поморщилась от горечи и, слава богу, сменила тему.

— А что квартира? Твой отец интересуется, как поживает кран на кухне. У него появилась очередная идея, как починить его раз и навсегда.

Я представила холодную и пустую квартиру, которую навсегда покинула в то утро, призрачные воспоминания, замурованные в куче коричневых картонных коробок, запихнутых на чердак Герберта, в которые превратилась моя жизнь.

— В порядке, — ответила я. — Квартира в порядке, кран в порядке. Передай ему, что больше не о чем беспокоиться.

— А может, нужно что-нибудь еще починить? — В ее голос закралась слабая просительная нотка. — Я могла бы прислать отца в субботу, чтобы устроить капитальный ремонт.

— Я же говорю: все в порядке.

Она выглядела удивленной и уязвленной, и я понимала, что повела себя грубо; но эти ужасные беседы, во время которых я притворялась, что все идет как по маслу, меня утомляли. Несмотря на свое желание раствориться в придуманных историях, я не лгунья и не слишком-то умею изворачиваться. В обычных обстоятельствах как раз было бы уместно сообщить о разрыве с Джейми, но я не могла, поскольку хотела вернуться к Майлдерхерсту и Юнипер Блайт. В любом случае, мужчина за соседним столиком выбрал это мгновение, повернулся и попросил у нас солонку. Я протянула ему солонку, а мама сообщила:

— Я кое-что тебе принесла. — Она достала старый пакет из «Маркс энд Спенсер», сложенный вдвое, чтобы защитить содержимое. — Только не слишком радуйся, — предупредила она, передавая пакет. — Ничего нового там нет.

Открыв пакет и вынув его содержимое, я минуту озадаченно его разглядывала. Люди часто передают мне рукописи, которые считают достойными публикации, но разве можно быть настолько наивной?

— Ты не помнишь?

Мама смотрела на меня, будто я забыла собственное имя.

Я еще раз взглянула на стянутую скобками стопку бумаги, детский рисунок на титульном листе, кривые буквы над ним: «Книга мокрых животных, написанная и иллюстрированная Эдит Берчилл». Между «книга» и «мокрых» была вставлена стрелочка и над ней другим цветом написано «волшебных».

— Ты написала ее. Разве ты не помнишь?

— Помню, — солгала я.

По маминому лицу было ясно: для нее это важно, и к тому же — я провела пальцем по чернильной кляксе, которая осталась в том месте, где ручка лежала между строк слишком долго, — мне хотелось помнить.

— Ты так ею гордилась. — Мама склонила голову и посмотрела на небольшую стопку бумаги в моих руках. — Работала над ней целыми днями, скрючившись на полу под туалетным столиком в гостевой комнате.

Вот это казалось знакомым. Приятное воспоминание о том, как я пряталась в теплом темном месте, всплыло из глубин памяти, и с его возвращением мое тело начало покалывать: запах пыли на круглом коврике, трещина в штукатурке, как раз подходящего размера, чтобы хранить ручку, твердые деревянные половицы под коленями, когда я наблюдала за продвижением солнечного лучика по полу.

— Ты все время трудилась то над одним, то над другим рассказом, марала бумагу в темноте. Порой отец волновался, что ты вырастешь робкой, не заведешь друзей, но нам никак не удавалось притушить твой энтузиазм.

Я помнила, как читала, но не помнила, как писала. Однако мамины слова о моем нежелательном энтузиазме задели струнку в душе. Давно забытые воспоминания о том, как папа скептически качал головой, когда я возвращалась из библиотеки, и за ужином интересовался, почему я равнодушна к полкам с научно-популярными книгами, зачем мне эта волшебная дребедень, почему я не желаю узнавать новое о настоящем мире.

— Я забыла, что писала рассказы, — призналась я, переворачивая книгу и улыбаясь при виде фальшивого издательского логотипа, нарисованного мной на последней странице.

— Что ж. — Мать смахнула случайную крошку со стола. — Неважно. Я подумала, лучше отдать ее тебе. Отец таскает коробки с чердака, вот я и наткнулась на нее. Ни к чему оставлять ее чешуйницам. [20] Мало ли, вдруг у тебя родится дочь, и однажды ты захочешь показать ей эту книгу. — Она выпрямилась на сиденье, и кроличья нора в прошлое закрылась за ее спиной. — Итак, удались выходные? Делала что-нибудь необычное?

Вот оно. Идеальное окно с широко распахнутыми шторами. Я не смогла бы придумать лучшего начала разговора, даже если бы попыталась. Когда я опустила глаза на «Книгу волшебных мокрых животных» у себя в руках — пыльная от времени бумага, отпечатки фломастеров, детская штриховка и цвета, — когда я осознала, что мама хранила ее все это время, что хотела ее сберечь, несмотря на опасения насчет моего бесполезного занятия, что именно сегодня она решила напомнить о части моего прошлого, которую я напрочь забыла, меня охватило внезапное нестерпимое желание поделиться с ней всем, что случилось со мной в Майлдерхерсте. Приятное ощущение, что все устроится наилучшим образом.

— Вообще-то да.

— Неужели? — широко улыбнулась она.

— Нечто очень необычное.

Мое сердце понеслось вскачь; я наблюдала за собой со стороны, гадала, словно балансировала на краю утеса, действительно ли я готова спрыгнуть.

— Я была на экскурсии, — произнес тихий голос, довольно похожий на мой собственный. — По замку Майлдерхерст.

— Ты… что? — Мамины глаза широко распахнулись. — Ты ездила в Майлдерхерст?

Она уставилась на меня, и я кивнула. Она опустила взгляд, потеребила чашку на блюдце, покрутила ее в разные стороны за изящную ручку. Я с осторожным любопытством следила за ней, не ведая, что именно произойдет, но с равным нетерпением и отвращением желая узнать.

Мне нужно было больше верить в мать. Подобно тому как сверкающий рассвет проясняет затянутый облаками горизонт, к ней вернулось чувство собственного достоинства. Она подняла голову, поставила блюдце на место, улыбнулась мне через стол и воскликнула:

— Надо же, замок Майлдерхерст! И как он тебе показался?

— Показался… большим. — Я литературный работник и все же не смогла придумать ничего лучшего. Конечно, я была удивлена безупречным перевоплощением матери. — Как будто из волшебной сказки.