Лишенная детства - Вале Морган (читать книги бесплатно .txt) 📗
Я готова.
Министр юстиции сообщает, что как раз подготавливает закон, направленный на предотвращение рецидивов. Очередной, четвертый за последние четыре года! Она услышала интервью со мной в утренней радиопрограмме и хочет лучше понять, с какими проблемами функционирования судебной системы мне пришлось столкнуться. Когда после этой преамбулы мадам министр передает слово нам, на нее обрушивается словесная лавина. Наконец-то мы можем рассказать, сколько нашей семье пришлось пережить за последние девять лет; наконец-то можем излить наш гнев, показать, насколько мы поражены несправедливостью существующего порядка вещей, поведать, сколько негативных эмоций выпало на нашу долю!
Мы довольно связно выкладываем все: о возвращении Да Круса на постоянное место жительства в Эшийёз, о чем нас не сочли нужным предупредить; о вопиющей некомпетентности психиатров; об отсутствии социально-судебного наблюдения; о том, что Да Крусу не назначили никакого лечения; обо всех пробелах в системе правосудия и недоработках, которые в результате привели к убийству Мари-Кристин. Министр умудряется вставить свое слово в поток наших жалоб и нареканий:
— Жертвы преступлений не имеют доступа к информации относительно места жительства осужденного. Таким образом мы предупреждаем акты мести…
Это уже слишком! Забыты позолота, лепные орнаменты и напускная вежливая сдержанность. Я взрываюсь. А кто подумает о невинных? Неужели реинтеграция преступника важнее, чем безопасность его жертвы? Потеряв голову от гнева, мой отец перебивает министра:
— Вы, политики, получаете зарплату за то, чтобы обеспечивать безопасность честных граждан, разве не так? Не надо считать нас всех такими уж простофилями!
Я краснею от стыда, но министр юстиции улыбается как ни в чем не бывало; отец успокаивается, повисает молчание.
Когда я, совершенно измотанная, выхожу из кабинета, во мне живет надежда, что министр прислушается к нашим словам…
Подготовленный ею закон, направленный против рецидивов, был принят в феврале 2010 года. В нем прописана возможность содержать преступников, которые осуждены на пятнадцать и более лет тюрьмы, до истечения срока заключения в закрытых лечебных учреждениях. Однако эта мера применима только для тех правонарушителей, которым судом было назначено «медицинское, психиатрическое и социальное наблюдение». На практике из-за все той же нехватки средств наблюдение назначают редко, поэтому до сих пор лишь небольшое количество извращенцев находится под строгим наблюдением. Кроме того, в тексте нового закона упоминается «совершенствование методов работы с преступниками, чьи противоправные деяния носят сексуальный характер». Последним будут более настоятельно рекомендовать пройти курс лечения, а в некоторых случаях будут применять химическую кастрацию. Однако врачей, которые могли бы осуществлять такое лечение, по-прежнему недостаточно. Суды получили циркуляр, в котором им рекомендуют запрещать освобожденным из-под стражи приближаться к жертве преступления «в течение периода времени, определяемого на ваше усмотрение». В общем, ничего нового в этом «надцатом» по счету законе нет. Это очередная попытка «улучшить» законодательство с использованием минимальных средств.
Сегодня, когда я слышу дебаты по поводу преступников-рецидивистов, у меня сжимаются кулаки от злости. Некоторые «добрые души» заявляют, что наш Уголовный кодекс и так достаточно хорош, что меры пресечения более чем строги, что нельзя приставить по представителю правопорядка к каждому преступнику, совершившему противоправное деяние сексуального характера. Еще один умник добавляет, что невозможно наверняка предугадать, совершит тот или иной извращенец новое преступление. Человеческая психика — сложная система, предсказать, как человек поведет себя, невозможно… Пусть так. Но ведь суть проблемы не в этом. Я прошу одного: применения на деле юридических принципов, которые на сегодняшний день существуют только на бумаге. Превентивная система должна стать эффективной, насколько это возможно. Правительство обязано максимально защитить женщин и детей — это «пушечное мясо» для извращенцев. Разумеется, для реализации всего этого нужна смелость, решимость и, естественно, деньги. Еще — нужно желание. А хотят ли они этого?
Этот вопрос я задаю себе, об этом думаю, об этом говорила и скажу еще раз, если мне разрешат присутствовать на процессе Да Круса.
Потому что на этот раз я хочу там быть, и я не опущу глаза, ни на минуту.
Я больше не запуганная девочка, какой была много лет назад. Я наконец вернулась к себе самой. Моя юность была исковеркана, и многие годы я жила, запертая на ключ в своем несчастье, не радовалась жизни, отстранялась от близких. Пережитая мною драма и ее последствия усугубили в несколько раз кризис подросткового возраста; ссоры папы и мамы, ненависть, которую я к ним питала, ощущение, что они меня не понимают, — все это стерло из моей памяти прекрасные моменты, которые мы пережили вместе. Из-за изнасилования я даже не заметила, как брат и сестра выросли. Погруженная в свои переживания, я не уделяла им столько времени и любви, сколько мне хотелось бы. Между нами образовалась дистанция, которую мы еще не скоро преодолеем. Что касается родителей, я обижаюсь на них до сих пор. Я ставлю им в упрек то, что они разрешили мне, расстроенной, болтаться по улицам городка, вместо того чтобы попытаться меня утешить. Я упрекаю их за то, что они долго скрывали от меня факт освобождения Да Круса, что не переехали в другой регион, чтобы защитить меня от него и от людской молвы. Папа недавно высказал свое мнение по последнему вопросу:
— Но почему мы должны были уезжать? Ведь мы — жертвы! Не нам склонять головы перед преступником!
Когда я это слышу, меня накрывает волна ярости. Разве не о моем здоровье, душевном и физическом, нужно было думать в первую очередь? Как могло случиться, что родители так и не поняли, в каком аду я жила? Эти вопросы мучат меня, но в глубине души я знаю ответ: они делали, что могли.
Теперь, когда я выросла, я понимаю, что мое несчастье стало их несчастьем. Я осознаю, что родители, говоря мне неправду, старались меня уберечь. Я отдаю себе отчет в том, что после моего изнасилования на плечи моей мамы свалилось все разом — работа, забота о двух маленьких детях, муже-алкоголике и несчастном изувеченном подростке, то есть обо мне. И если она что-то делала не так, это происходило из-за того, что она страдала, что не знала, за что хвататься, я же думала, что ей нет до меня дела. Я считала, что она делает недостаточно, а на самом деле мама делала все, что могла. После того, что случилось со мной, отец с головой утонул в бутылке. Чувство вины, горе, ненависть, жажда мести — все это заставляло его искать утешения в алкоголе. Мое несчастье стало последней каплей, и если раньше его пьянство можно было сравнить с трещиной, то потом оно превратилось в каньон. Теперь я все это понимаю. Я лучше воспринимаю своих родителей, но не могу их простить.
Ужасные оскорбления, которые швырял мне в лицо отец, убивали меня. Почти каждый вечер, напиваясь, он обрушивал на меня этот спиртовой поток злобы, и мать не пыталась меня защитить. Она не развелась с отцом. Жестокость отца, слабость матери, их упорное нежелание покидать Эшийёз — все это навсегда запечатлелось в моей памяти, Через несколько лет после того, как меня изнасиловали, они позволяли моей младшей, тогда десятилетней сестре, гулять в одиночку по городу, совсем как когда-то мне, а ведь Да Крус уже бродил поблизости, и они об этом знали! Сегодня они оправдываются тем, что не хотели сажать Рашель под замок и вешать на ребенка груз моего прошлого. Их логика от меня ускользает. Такому поведению я не могу найти оправдание.
Между нами много непонимания и горечи, и это навсегда, хотя я люблю их, всегда любила и буду любить больше всех на свете. Я знаю, им было очень трудно. Те, кто их осуждал, осуждает или будет когда-нибудь осуждать, окажись они на их месте, вряд ли сподобились бы на что-то большее. Мои родители далеко не совершенны, однако они сделали все, что могли, чтобы пережить эту катастрофу. И моя признательность им так же искренна и горяча, как и моя любовь.
