Фрекен Смилла и её чувство снега - Хёг Питер (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Она останавливается, овладевая своим негодованием.
— Позже я получила письмо, в котором, если изложить коротко, было написано, что мне не следовало обращаться к ним с таким вопросом, минуя свое непосредственное начальство. Но тогда было уже поздно. Потому что в тот день, когда я позвонила им, мне дали ответ. Те 450 000 крон пошли на то, чтобы зафрахтовать судно.
Она видит, что я ничего не понимаю.
— Судно, — говорит она, — каботажное судно для перевозки восьми человек в Гренландию, чтобы забрать несколько килограммов проб драгоценных камней. Это абсурд. Несколько раз мы фрахтовали “Диско” Гренландской Торговой компании. Это требовалось для перевозки криолита. Но целое судно для маленькой экспедиции — это немыслимо. Вы помните свои сны, фрекен Смилла?
— Иногда.
— За последнее время мне несколько раз снилось, что вы посланы Провидением.
— Вы бы послушали, что обо мне говорит полиция.
Как у многих стариков, у нее развился избирательный слух. Она игнорирует то, что я сказала, и продолжает свое.
— Может быть, вы думаете, что я стара. Вы, возможно, размышляете, уж не в маразме ли я. Но вспомните Деяния Апостолов. “Старцы ваши сновидениями вразумляемы будут”.
Ее взгляд проходит сквозь меня, сквозь стену. Он устремлен в прошлое.
— Мне кажется, что те 115 000 крон были израсходованы на то, чтобы зафрахтовать судно. Я думаю, что кто-то под прикрытием Криолитового общества организовал две экспедиции к Западному побережью.
Я затаила дыхание. Принимая во внимание искренность и нарушение многолетней лояльности, это деликатный момент.
— Можно представить себе только одно объяснение этому. Во всяком случае, я, проработав в компании 45 лет, не могу представить себе другого объяснения. В Данию хотели что-то перевезти, что-то настолько тяжелое, что потребовалось судно.
Я надеваю свою накидку. Черную, с капюшоном, делающую меня похожей на монахиню, накидку, которая, как мне казалось, подходит к случаю.
— Фонд Карлсберг финансировал часть экспедиции в 91-м году. В их отчетах фигурирует гонорар некой Бенедикте Глан, — говорю я.
Она отрешенно смотрит прямо перед собой, перелистывая внутри себя свои исчерпывающие, не содержащие ошибок бухгалтерские книги.
— Ив 66-м, — говорит она медленно. — 267 крон в оплату перевода. Это был также один из тех пунктов, которые мне не разъяснили. Но я ее помню. Она была знакомой директора. Жила когда-то в Германии. У меня сложилось впечатление, что они познакомились в Берлине в 1946 году. Сразу же после окончания войны союзники вели в Берлине переговоры о разделе алюминиевых месторождений. Несколько человек из общества там часто бывали в те годы.
— Кто, например?
— Оттесен там бывал. Начальник отдела сбыта. И тайный советник.
— Еще кто-нибудь?
Она в заторможенном состоянии после того, как столько проговорила и после того как излила свою душу в то место, которое может оказаться сточной канавой. Она напряженно думает.
— Я не помню других имен. Это важно?
Я не знаю. Ее руки сжимают мои плечи. Она вполне могла бы оторвать меня от земли.
— Смерть маленького мальчика. Что вы хотите предпринять? Дания — иерархическое общество. Она находит ошибку и жалуется своему начальнику. Ее не слушают. Она жалуется в правление. Ее не слушают. Но над правлением сидит Господь Бог. К нему она и обратилась с молитвой. Теперь она хочет, чтобы я оказалась одним из посланных им сотрудников.
— То судно. Оно вернулось с тем грузом, за которым отправилось? Она качает головой.
— Это трудно сказать. После аварии оставшиеся в живых вместе с оборудованием были перевезены на самолете в Готхоп, а оттуда в Данию. Это я точно знаю, потому что бухгалтерия оплачивала перевозку груза и авиабилеты.
Она провожает меня до самого лифта. Внезапно я чувствую прилив нежности к ней. Нечто вроде материнского чувства, хотя она в два раза старше меня и в три раза сильнее.
Приезжает лифт.
— Пусть вам не снятся дурные сны из-за вашей честности, — говорю я.
— Я стала слишком старой, чтобы жалеть о чем-нибудь.
И я еду вниз. Проходя через ворота, я кое-что вспоминаю. Когда я зову ее через посеребренную раковину, она отвечает так, как будто стояла и ждала этого звонка.
— Фрекен Любинг.
Никогда и в голову не могло бы прийти назвать ее по имени.
— Финансовый директор. Кто он?
— Он уходит на пенсию в следующем году. У него своя собственная адвокатская контора. Его зовут Дэвид Винг. Контора называется Хаммер и Винг. Она находится где-то на Эстергаде.
Я благодарю ее.
— Храни вас Господь, — говорит она.
Такого никогда никто мне раньше не говорил, иначе как в церкви. Может быть, я раньше так в этом и не нуждалась.
— У меня был п-приятель, который работал уборщиком на автоматической телефонной станции на Нёррегаде.
Мы сидим в гостиной механика.
— Он рассказывал, что они просто звонят и говорят, что у них есть судебное распоряжение. И тогда на реле вешают разъем, и, сидя в Полицейском управлении, можно через телефонную сеть прослушивать все звонки по определенному номеру и с него.
— Мне никогда не нравились телефоны.
У него в руках большой рулон широкой изоляционной ленты, на столе лежат маленькие ножницы. Он отрезает длинную полоску и прочно приклеивает ею телефонную трубку.
— У себя наверху сделай то же самое. С этого момента каждый раз, когда ты кому-нибудь звонишь, и каждый раз, когда кто-нибудь звонит тебе, ты должна будешь с-сначала снять ленту. Это будет напоминать тебе, что где-то на линии у тебя могут быть слушатели. Про телефоны всегда забываешь, что они могут быть и не личными. Лента будет напоминать тебе о том, что надо быть осторожной. Если ты, например, захочешь объясниться кому-нибудь в любви.
Если я и захочу кому-нибудь объясниться в любви, я уж во всяком случае не буду делать это по телефону. Но я ничего не говорю.
Я ничего о нем не знаю. За последние десять дней я увидела маленькие частички его прошлого. Они не соответствуют друг другу. Вот и сейчас, например, его осведомленность о том, как происходит прослушивание телефонов.
Чай, который он нам делает, это еще одна такая приводящая меня в удивление частичка, но я не хочу о ней спрашивать.