На Лесном озере - О'Брайен Тим (книги хорошего качества .TXT) 📗
Углубившись в деревню, они чуть в стороне от дороги увидели молодую женщину без обеих грудей. На животе ножом была вырезана буква «К».
Бойс и Мейплс отошли блевать. Кудесник нашел убежище за зеркалами. Он видел, как Колли подошел к трупу, наклонился, упер руки в колени и стал рассматривать то, что лежало, не пропуская ни одной детали. Он был, казалось, искренне поражен.
– Экая бяка, – сказал он.
Поймал несколько мух, зажал в кулак, поднес к уху. Секунду подержал, улыбнулся.
– Слышите, нет? Про что эти сраные мухи жужжат небось про какие-то нехорошие дела. На весь свет разжужжались. Слышит кто из вас?
Все молчали. Одни смотрели себе под ноги, другие на труп женщины.
Колли подошел к Тинбиллу.
– Ты слышишь, про что жужжат?
– Не знаю, сэр.
– Не знаешь.
– Нет, сэр.
– Так, блядь. – Колли ухмыльнулся и прижал кулак с мухами к самому уху Тинбилла. – Лучше?
– Наверно.
– Про убийства слышишь, нет?
Тинбилл отступил на шаг. Он был и выше, и крепче, чем Колли, но молодой совсем.
– Нет, сэр, – сказал он.
– Лучше слушай.
– Не слышу, сэр. Ничего не слышу.
– Уверен?
– Так точно, сэр.
Колли сжал губы. Повернулся теперь к Кудеснику, поднес кулак к его лицу.
– Так, колдун, твоя очередь. Как со слухом?
– Не очень, – сказал Кудесник
– Да ты не торопись, послушай.
– Оглох, сэр.
– Оглох?
– Фокус такой.
Кто-то засмеялся. Бойс и Мейплс подошли, вытирая рты. Митчелл скорбно смотрел на изуродованную грудь женщины.
– Ладно, годится, – сказал Колли мягко. – Теперь насчет зрения.
– Не понял, сэр.
– Глаза, глаза. Зверства видел какие-нибудь?
– Не видел, сэр. И оглох, и ослеп.
Маленький лейтенант привстал на секунду на цыпочки, развернул плечи, принял командирскую позу. Потом проворно обвел взглядом всех по очереди.
– Слушай задачу. Болтовню всякую – отставить, ясно? У начальства уже шило здоровенное в заднице: гражданских лиц каких-то там убили. Лично я этого не понимаю. – Он улыбнулся Кудеснику. – Вот эти тут, они что, похожи на гражданских?
– Нет, сэр.
– То-то, еще бы. – Колли раздавил мух в кулаке, поднес их к носу, понюхал. – Все перерыть здесь. Посмотрим, где у них вьетконговское оружие запрятано.
Они разобрались по двое. Искать было нечего, все это прекрасно понимали, однако поиски продолжались до вечера. В сумерках они устроили лагерь около ирригационного рва поблизости от Тхуангиен. Смрад стал еще гуще. Это было уже нечто осязаемое – маслянистое вещество, обволакивавшее их легкие и кожу. Со стороны рва доносилось ровное непрерывное жужжание. Там были и светляки, и стрекозы, и огромные черные мухи с электрическими крыльями. Ров, казалось, светился в окружающем мраке.
– Блядство, – прошептал кто-то.
Через час тот же голос.
– Хватит, всё, вырубайте!
Взвинченный, сна ни в одном глазу, Кудесник наводил порядок в собственных мыслях. Он думал о Кэти, о ее вьющихся волосах и зеленых глазах, о ее улыбке, о том, как они славно заживут вместе. Он думал о том, что не надо путать войну с убийством. Ясное дело, решил он. Он порядочный человек. Никаких дурных побуждений. Да, а случившееся ему было навязано. Он этого не хотел, ему это ненавистно, и ему нужно от этого избавиться.
Он закрыл глаза. Откинулся назад и нажал стирающую кнопку в самом центре своих мыслей.
Потом, совсем уже глубокой ночью, к окопу Кудесника подошел Тинбилл. Вдвоем сидели, смотрели на мух.
В какой-то момент Тинбилл как будто заснул.
Погодя он сказал:
– Как ты думаешь, может, нам надо… что-то делать?
– Что сделать?
– Ну, мало ли. Сообщить. Подать рапорт
– А потом?
Тинбилл неопределенно дернул плечами. Его лицо было все липкое от пота.
– Мы с тобой, мы бы доложили, и… уже не будет так погано, правда? Только вместе.
– А что с Колли тогда?
– Дерьмо вонючее.
– А с остальными?
– Я в мафию не вербовался. Молчать никому не обещал.
Кудесник смотрел прямо перед собой. Там все было в движении. Напротив него над ближним берегом рва густо роились мухи – яростное неоновое свечение во мраке Звук не давал сосредоточиться. Надо было принять в расчет свое будущее, все честолюбивые мечты; и была еще проблема старика с мотыгой. Плюс рядовой Уэзерби. Винить себя ему было не в чем – чистый рефлекс, ничего больше, – и все же мысль о рапорте в голове не укладывалась. Чтобы вот так прямо, без всяких потайных люков и невидимых проволочек.
Тинбилл толкнул его локтем.
– А как иначе-то, – сказал он. – Хоть спать будем.
– Не знаю.
– Куда деваться.
Кудесник кивнул. Наступил решительный момент; моральный выбор неприятно давил. Из-за этого на него напал смех.
– Эй, ты чего, – прошептал Тинбилл, – брось, слушай…
Кудесник ничего не мог с собой поделать. Он повалился на спину, закрыл лицо руками, и смех взял над ним полную власть. Кудесник весь трясся. В темноте кто-то прошипел: «Заткнись», но он не мог перестать, не мог восстановить дыхание, не мог заставить этих ночных жужжащих тварей умолкнуть. В голове у него поселился ужас. Он вспомнил, как повернулся, как пронзительно закричал и застрелил старика с мотыгой – безотчетно, не думая, – как потом продрался через кусты в большое сухое рисовое поле, полное солнечного света и цветного дыма. Он вспомнил этот солнечный свет. Вспомнил долгую, померкшую пустоту, вспомнил, как оказался потом на краю ирригационного рва, полного женщин, детей и стариков.
Из-за этих картин он перевернулся на живот.
– Сдурел, что ли? – сказал Тинбилл, но Кудесник был уже не Кудесник, это был беспомощный ребенок, неспособный справиться с глупым смехом.
Он стал кататься туда-сюда и возить лицом по траве. Все равно не проходило. Он видел матерей, прижимающих к себе детей, видел изможденные смуглые лица. Колли стрелял от плеча. Мидлоу стрелял от бедра. Невозможно, сказал себе Кудесник, но цвета были очень яркие и правдоподобные, Митчелл упражнялся в сложной стрельбе через плечо. Рядовой Уэзерби расстрелял обойму, вытер автомат, перезарядил, наклонился над рвом, покачал головой, выпрямился и снова открыл огонь. Это длилось бесконечно. Кудесник видел, как красная трассирующая пуля прошила ребенку ягодицы. Он видел, как у женщины раскололась голова, он видел, как мальчик выбрался из рва и побежал, видел, как Колли его поймал, поговорил с ним по душам, потом толкнул его обратно в ров, прицелился и застрелил. Упавшие дергались по-всякому. Были газы. Были брызги плоти и осколки костей. С высоты щедро светило яркое, теплое пастельное солнце, в небе ни облачка, и долго еще люди ложились мертвые ряд за рядом, слой за слоем. Главная проблема была – патроны. У Уэзерби все время заклинивало автомат. Он кинул его на землю, взял у кого-то другой, вытер ствол, воткнул полный магазин, опустился на колени и стал стрелять в шеи и животы. Дети заходились воем. Были фекальные запахи. На лбу у Колли болталось что-то желтое и склизкое, но ему вес было нипочем – утерся и продолжал стрелять. Тела становились одним телом. Одним месивом. «Сдается мне, – сказал Колли, – что у этих друзей со здоровьем будут баальшие нелады», а Уэзерби ответил: «Понял, прием»; они оба перезарядили автоматы и стали стрелять в месиво. Пол Мидлоу плакал. Он всхлипывал и стрелял в ров с закрытыми глазами. Митчелл отошел справить нужду. Опять перемотался растяжимый кусок времени, свет и крики, потом Кудесник почувствовал, как что-то в него скользнуло – ощущение падения, – и в следующий миг он очутился на дне ирригационного рва. Он увяз в жидкой грязи. Он не мог пошевелиться – не было упора.
Он так смеялся, что ему показалось, он взлетел на воздух.
– Тише, тише, – говорил Тинбилл, – ну, успокаивайся.
Кудесник укусил себя за палец. Туго обхватил руками плечи и стал слушать ночь. Бледный прохладный полумесяц стоял высоко; впереди над рвом разливалось голубоватое электрическое свечение насекомых.
