Натюрморт с часами - Блашкович Ласло (лучшие книги без регистрации .txt, .fb2) 📗

Но вы все испортите…

Заплачу, если чего-нибудь не хватит, — шипит старуха, и сама вычерчивает карандашом дрожащие дуги над бровями…

Никто не говорит об оплате, тетя, — произносит Мария с горечью.

Я тебе тысячу раз говорила, — злится Девочка, ладонью стирая косметику с лица, — никакая я тебе не тетя, нет у меня никого.

Слава Богу, что нет. Только вас мне не хватало. Видите, что вы с собой сделали?

Подносит зеркало к женщине, та отворачивается, зажмуривается, дышит на зеркало, чтобы оно запотело, но быстро сдается и пристально всматривается в испачканное лицо, в смесь старости и грима, в размазанную тушь и несмываемые морщины, и тихо, бессильно всхлипывает. — Мария, помоги мне!

Девушка нервно отрывает большие комки ваты, наливает на них косметическое молочко и грубо вытирает старухе лицо.

Всякий раз одно и то же, — невнятно ворчит Мария. Девочка плачет.

Прекратите, — говорит Мария резко, вновь нанося краску. Девочка задерживает дыхание.

Словно обнаружив себя на ведьмином шабаше, Коста в растерянности встает, на цыпочках подходит к полке с книгами, берет первую попавшуюся. Переплет книги жесткий и обгоревший, словно кто-то в последний миг выхватил ее из пламени. Молча перелистывает заскорузлые страницы.

Ты сегодня продала что-нибудь, дорогая? — слышит он у себя за спиной… — Почти ничего.

Я возьму пудру, — говорит Девочка решительно.

Вы не должны, — отнекивается Мария, — вон, вчера вы сколько купили.

Ни слова, не волнуйся, она мне нужна.

Она вас… делает другой, — девушка находит подходящие слова.

Эх, — вздыхает Девочка и спрашивает цену. — В марках? — Они переглядываются.

Не беспокойся, — говорит клиентка громко. — У меня есть новый источник, квартирант!

Коста понимает, что сейчас надо бы что-нибудь сказать, но только криво усмехается.

И сколько процентов теперь идет тебе? — спрашивает Девочка, как будто не знает.

Мало, — отвечает Мария устало.

Не ходи по здешней округе. Здесь сплошь простонародье. Трудно найти нормального человека. Эти, через дорогу, сегодня ночью опять скандалили. И кастрюли летали, и цветочные горшки. Этот в отпуск приехал, на свадьбе напился… Найди каких-нибудь поприличнее. Не мечи «Ревлон» перед свиньями.

А когда мы займемся, ну, тем делом? — прерывает ее Мария, переворачивая кофейную чашку, на дне которой затвердевали мечты. — День приближается.

Я тебе сказала все, что было… Остальное обо мне. А это — ему, — Девочка указала на Косту. — Он напишет.

Мария непонимающе посмотрела на них.

А картины?

Бог с тобой, детка, я показала тебе все. Не знаю, о чем ты, убей Бог.

Знаете. Я рассказываю о неизвестных картинах Богдана Шупута, тех, из вашего виноградника. Давайте без шуток. В феврале будет пятьдесят лет со дня смерти художника. Да, шла война, но жизнь продолжается. Я договорилась, что мы отметим это в студенческом центре. Вы забыли, что я пишу статью о его судьбе? Что я хочу сделать выставку картин, о которых думают, что они утеряны? Это мой большой шанс, вы должны мне помочь.

Но я не знаю, где эти картины! Ты по-сербски понимаешь?

Не знаете? А бюст вашего брата? А «Карловацкий виноградник Йовановичей»? И об этом, вроде бы, тоже понятия не имеете? Все сгорело? Разве не вы его главная модель, муза, Девочка в саду, разве не так? Разве мне нужно утонченное общество, может быть, я собираюсь завещать виллы клубу литераторов? И почему же тогда, какого черта, вы прячете? Почему утаиваете?

Успокойся, а то тебе опять станет плохо. Посмотри, брызжешь слюной. Мне хотелось бы, чтобы сейчас ты ушла. Нет, нет, ты меня утомила, я хочу, чтобы ты встала и вышла. Мы закончили. Я больше не могу. Коста, прошу вас, проводите Марию.

* * *

Коста идет за девушкой. Он похож на охотника, который отправился за Белоснежкой в лес, откуда он вернется с ее сердцем серны на острие копья. Но не следует так далеко заходить. Когда они подошли к последней двери, Мария останавливается, берет его лицо в свои ладони.

Ты думаешь, это похоже на сон, не так ли? — произносит она шепотом.

Черт его знает. Похоже, — соглашается молодой человек. Он чувствует ее грудь на своих ребрах. Откуда-то доносится свадебная песня.

Ладно, — утешает его Мария Ш., - ты привыкнешь. Пальцами она чувствует его пробивающуюся щетину.

Я пытался, — квартирант произносит то, что от него ожидают.

Только потихоньку, она сломается, я знаю, — шепчет Мария.

Я пытался, та дверь заперта, — говорит Коста.

Важно, что ты здесь. Попробуем вместе, когда она пойдет на кладбище.

Разве эти картины чего-то стоят? — с сомнением спрашивает молодой человек.

Стоят, — говорит Мария тоном, исключающим любые возражения.

А если их и, правда, нет? — осторожно продолжает Коста.

Не раздражай меня, — дыхание Марии учащается настолько, что это пугает собеседника. Во что я ввязался, — подумал бы он, не будь зачарован.

Я сегодня вечером видел тебя из окна, — Коста приподнимает брови.

(Дальний свет проезжающего автомобиля мелькнул по профилю девушки, и этот блестящий лак на мгновение превращает ее в незнакомку. Слеза скользнула сквозь замочную скважину.)

Они слышат, как Девочка зовет Косту.

Иди, не то она что-нибудь заподозрит. — Коста, — зовет старуха. Они стоят совсем близко друг к другу. Молодой человек пытается коснуться ее губ. Не надо, — она уклоняется. Ее трудно удержать, она как перышко. От ее прикосновения ему щекотно.

Вернувшись в гостиную, он застает Девочку в сползших очках, спящей в кресле у граммофона, который вращается вхолостую. Снится ли ей что-нибудь? В ответ Девочка храпит, как будто распарывается шов. Спокойной ночи, — говорит свежеиспеченный биограф. Земля тебе пухом.

* * *

Прежде чем подняться в комнату, он вновь занялся той дверью. Наклонился и почувствовал, что из замочной скважины дует. (Ничего-то у него без ключа не выходит). Так он стоит, босой, пытается что-нибудь рассмотреть. Поздно, картина постепенно застывает.

Темно, как в преисподней, но слышны шаги. Походку Марии он узнал бы из тысячи. Она немного косолапит, это ее делает скованной, бессильной. Коста сильно сжимает челюсти. Ключ подходит к другой замочной скважине. Она не зажигает свет, раздевается в темноте. Может быть, только настольную лампу, похожую на гриб, свет которой поглощает пол, и поэтому отсюда ничего не видно? Она словно проваливается в нору. Словно прячет козьи ножки.

Коста ложится в постель и закрывается с головой. Ступни застыли от холода, кровь заледенела, он чувствует себя, как в аквариуме. Спать не может, а думать не о чем. Выныривает из-под одеяла, нащупывает выключатель ночника, слышит, как внизу ходит старуха. Берет ранец и, покопавшись в нем, достает пачку сложенных пополам листов. Поднимает повыше подушку, удобно устраивается, удовлетворенно вздыхает, в течение нескольких секунд наблюдая, как бумага, которую он во время всех этих манипуляций положил на грудь, подрагивает в ритме сердца. Если долго во что-то такое всматриваться, то покажется, что бумажная субстанция пульсирует самостоятельно, независимо ни от чего, ты словно вдохнул в нее жизнь, а сам увял, жизнь — заразная болезнь.

Он отмахивается от ночных наваждений, разворачивает листы бумаги, это статья, эссе, точнее, черновики, небрежно их перелистывает; бледная машинопись, исчерканная поправками от руки, похожими на мышиные укусы; правка везде и всюду, на полях, между строками; у читателя заболит голова еще до начала чтения. Коста пролистывает с конца и, наконец, добирается до первой страницы, на которой посредине написано:

СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ БОГДАНА ШУПУТА

(1914- 1942–1992)

Смотри-ка, какая-то футуристическая пьеса, из ближайшего будущего, до финала остался месяц. Это было похоже на маленькое жало, вонзенное в ту, имя которой стояло внизу страницы, сидело в самом начале текста, как швейцар, то есть, Мария Ш., студентка.