Сошедшие с небес - Кунин Владимир Владимирович (читать книги txt) 📗
Бездомные псы тут же застыли, подняли морды, стали нервно принюхиваться.
Все разобрали свои доли в заранее приготовленные матерчатые торбы. Только одна доля — Сергея — продолжала лежать на газетке.
Старшой показал Сергею — забирай, мол, но тот с места не двинулся. Стоял и тупо смотрел себе под ноги на печенку.
— Тебе жить, — равнодушно пожал плечами старшой, и все четверо пошли в разные стороны. Загипнотизированные запахом, замерли голодные бездомные городские собаки...
Лежала сырая говяжья печенка на земле, на подстеленной газетке. Стоял над ней бывший капитан, бывший летчик-истребитель, прошедший к своим двадцати семи годам огонь, воду и медные трубы. И черт знает, что творилось у него сейчас в голове...
И вдруг в отчаянии и ярости — с размаху ногой по этой проклятой печенке!.. Полетели вверх кровавые ошметки, шлепнулись метрах в пятнадцати, и тотчас бездомная собачья свора сцепилась над ними в смертельной драке...
Вечером сидели дома, ужинали. Вовка капризничал, не хотел пить молоко. Сергей мрачно ковырял вилкой картофель.
— Меня еще на полставки в поликлинику взяли процедурной сестрой. Так что живем, ребята!.. Вовик, не вороти нос. Допей молоко, пожалуйста! Сережа, подлей масла постного в картошечку, а я еще лучку подрежу, хочешь? — щебетала Маша, тщательно скрывая усталость.
Сергей вынул красную тридцатку, положил на стол.
— Вот это да! Вот это да!!! — поразился Вовка.
Маша зашла сзади, обняла Сергея, стала целовать его в макушку:
— Ах ты ж наш добытчик! Ты ж наш кормилец!
Без стука открылась дверь, заглянула Нюська в крепдешиновом платье, голова — в туго накрученных бигудях.
— Эй, соседи! Вовка задрыхнет, поднимайтесь ко мне. У меня новый хахаль объявился. Из милиции. Божится, что неженатый.
— Спасибо, Нюся. Сережа устал, да и я неважно себя чувствую...
— Да бросьте вы! Поднимайтесь! Печеночки нажарю... Я сегодня такую печенку у одного ханыги купила — пальчики оближете!
— Вот печенку я люблю, — твердо сказал Вовка.
— Марш в постель! Чтобы через минуту я тебя не видел, — тихо приказал ему Сергей.
— В следующий раз, Нюсенька. — Маша тревожно посмотрела на Сергея.
— В любое время дня и ночи, — предложила Нюська. — Помешать нам не бойтесь — все равно ему с первого раза ничего не обломится.
Нюся закрыла за собой дверь, и было слышно, как она затопала к себе на второй этаж.
Ночью лежали в темноте, прижавшись друг к другу. Не спали.
За занавеской сопел разметавшийся во сне Вовка.
Наверху патефон играл «Рио-Риту», смеялась Нюська, бубнил неразборчиво мужской голос.
— Каждую ночь один и тот же сон... — глухо говорил Сергей, глядя в потолок. — Выруливаю на старт, по газам и на взлет! Машина бежит, бежит по полосе и не отрывается... Ну никак не взлететь! Я уж обороты — до предела, ручку на себя — до отказа, уже полоса кончается, а я все взлететь не могу!.. И просыпаюсь. — Сергей шмыгнул носом, усмехнулся: — Полоса кончается, а я все...
Маша зажала ему рот рукой, еще сильнее прижалась, прошептала:
— Господи... Счастье-то какое, что ты у меня есть на свете.
Старик-возчик в драном медицинском халате с черными печатями привез на телеге Маше дрова.
— Вот от профкома дровишки выделили сотрудничкам, — сказал он Маше. — Главврач велели самый первый рейс к тебе сделать.
— Спасибо, Семен Петрович. Чаю хотите?
— Не, Маша, что чаю... Мне сегодня еще две ходки сделать нужно — к нервопатологу и Зинке-кастелянше. Вы тута разгружайте скоренько, а я за папиросками сбегаю. Я б вам помог, но прострел замучил, проклятый!..
И старик пошел со двора еле-еле, нога за ногу.
Скатилась со своей верхотуры Нюська в сарафане и тапочках на босу ногу. Стала помогать Сергею и Маше разгружать телегу.
Маша подавала дрова с телеги, Нюська с Сергеем таскали в поленницу за сарай. Нюська раскокетничалась с Сергеем, спасу нет! То, словно ненароком, прижмется, то бедром заденет, то жарко дохнет ему в лицо. И все со смешком — мелким, волнующим, голос с хрипотцой. Сама себя распалила, да и что греха таить, и Сергея из равновесия вывела...
Маша все делала вид, будто ничего не замечает, а потом попросила Сергея как ни в чем не бывало:
— Сереженька, дружочек мой, поищи Вовика. Он, наверно, опять через дорогу к Салтыковым усвистел. Не поленись, родненький, сбегай. А я тут с дровишками сама разберусь.
— Ага! Сейчас приволоку... Момент! — Сергей выбежал со двора.
Вовка же в это время преспокойненько сидел на чердаке дома, играл с толстым ленивым котом.
Маша взяла с телеги кнут, зашла за поленницу, окликнула Нюську:
— Нюсь! Иди сюда, чего скажу интересное!
Разгоряченная Нюська прибежала за поленницу:
— Чего? Чего такое, Маш?
Маша оглянулась — не видит ли кто, и со всего размаху вытянула Нюську кнутом — один раз, другой, третий... Нюська от неожиданности и боли завизжала, заметалась и свалилась на дровишки.
Маша встала над ней с кнутом в руке, приложила палец к губам:
— Не визжи, как свинья на веревке. Люди услышат, самой потом совестно будет. У тебя, Нюсенька, мужиков может быть сколько угодно, а у меня всего один — мне его оберегать нужно. Так что ты уж не взыщи. И не вздумай больше перед его носом хвостом крутить. Поняла? — негромко и беззлобно приговаривала Маша.
Нюська тихонько подвывала, закрывала голову руками. Маша заботливо одернула на ней сарафан, прикрыла голые Нюськины ноги.
— Поняла, я тебя спрашиваю?
— Поняла... — проикала Нюська.
— Ну вот и хорошо. — Маша свернула извозчичий кнут. — Потом зайдешь ко мне, я тебя одной хорошей мазью смажу, и все заживет. Главное, Нюсенька, чтобы это у тебя в башке осталось, а задницу я тебе подлечу. Еще и лучше потом будет.
Словно щенок, высунувшийся из собачьей конуры, на все это испуганно и потрясенно смотрел Вовка из слухового чердачного окна...
Вечером Маша укладывала сына спать. Поправила подушки, только хотела задвинуть занавеску, как Вовка взял ее за руку, притянул к себе и тихо прошептал:
— Ма... А ты за что так тетю Нюсю?
Маша поняла, что Вовка все видел. Не знала, как ответить.
— Это чтобы она к папе не подлизывалась, да? — спросил Вовка.
Маша утвердительно кивнула, виновато посмотрела на Вовку.
— Я никогда ни к кому подлизываться не буду, — сказал Вовка.
— Правильно, — поцеловала его Маша. — Никогда, ни к кому!
— Ты только папе про тетю Нюсю не говори, — попросил Вовка.
— И ты. Ладно?
— Ладно. Знаешь, ма, а мне все равно тетю Нюсю жалко.
— Конечно, — прошептала Маша. — А мне, думаешь, не жалко ее?
На нефтебазе Сергей работал с молодым здоровенным парнем. Голые по пояс, в брезентовых рукавицах, сочащихся нефтью, измазанные так, что на лицах были видны только белки глаз и зубы, они вкатывали двухсотлитровые бочки с соляркой на высокую эстакаду.
От нечеловеческого напряжения дрожат руки, подгибаются ноги, подошвы сапог скользят в керосиново-масляных лужах.
А на эстакаде двое других перекантовывают бочки в грузовики, кричат Сергею и его напарнику:
— Давай, мужики, веселей! Не задерживай!..
Вкатили наверх бочку, и несколько секунд, пока идут за следующей, — маленький отдых. Молодой парняга даже поет дурашливо:
Я демобилизованный, пришел домой с победою,
Теперь организованно в неделю раз обедаю...
— А как правильно петь — помнишь?
— Конечно!
Я демобилизованный, пришел домой с победою,
Теперь организованно работаю как следует...
— Вот и не калечь песню. Тогда и обедать каждый день будешь.
— Эхма, Серега! Если бы за песни платили, я бы рот не закрывал! — рассмеялся парень. — Давай, взяли!..
И поползла вверх новая двухсотлитровая бочка...
И снова ночь. Спит за своей занавеской Вовка.
Сергей в одних трусах полусидит, полулежит на кровати. Маша внимательно осматривает и ощупывает его раненую ногу. Неровный белый шрам пересекает левое колено, уходит в деформированную икроножную мышцу.
