Следующий раз - Леви Марк (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
На экране погас последний диапозитив. Джонатан поблагодарил аудиторию, та наградила его шумной овацией. Аплодисменты тяжело наваливались ему на плечи, такая ноша была неподъёмной для присущей ему скромности. Он сгорбился, погладил свою папку, повторяя пальцем очертания букв, складывающихся в имя и фамилию: Владимир Рацкин. «Это они тебя приветствуют, старина», – прошептал он. С пылающим лицом он взял сумку и последним неуклюжим жестом поблагодарил публику. В зале поднялся мужчина, у которого был к Джонатану вопрос. Джонатан прижал сумку к груди и снова повернулся лицом к залу. Мужчина представился громко и чётко:
– Франц Джарвиц, журнал «Новости живописи». Как вы считаете, мистер Гарднер, нормально ли, что ни в одном крупном музее не выставлено ни одной картины Владимира Рацкина? Почему его игнорируют?
Джонатан подошёл к микрофону, чтобы ответить.
– Я посвятил большую часть своей профессиональной жизни пропаганде его живописи, добиваясь её признания. Рацкин – очень большой художник, но, как многие другие, не признанный при жизни. Он никогда не старался нравиться, душа его живописи – искренность. Владимир пытался запечатлеть надежду, его интересовало истинное в человеке. Это никак не могло принести ему благо склонность критики.
Джонатан вскинул голову. Его взгляд устремился внезапно куда-то за пределы зала, в другие времена. Его покинул страх, слова полились свободно, словно у него внутри ожил старый художник, воспользовавшийся как мольбертом его сердцем.
– Взгляните на лица его персонажей, на краски, рождавшиеся под его кистью, на великодушие и смирение его героев. Вы не найдёте сжатой тайком руки, обманчивого взгляда.
Зал затаил дыхание.
– Сильви Леруа, музей Лувра, – представилась, вставая, женщина. – Существует легенда, будто бы последнюю картину Владимира Рацкина никому не довелось увидеть: её так и не нашли. Что думаете об этом вы?
– Это не легенда. В своей переписке с Алексеем Саврасовым Рацкин рассказал, что, невзирая на болезнь, день за днём подтачивавшую его силы, принялся за новую картину, которую называл лучшим своим творением. Отвечая на вопрос Саврасова о здоровье и о том, как продвигается работа, Владимир пишет: «Закончить это полотно – единственное моё средство борьбы с ужасной болью,раздирающей мои внутренности». Владимир Рацкин угас, дописав свою последнюю картину. Она загадочно исчезнет во время крупного лондонского аукциона в 1868 году, спустя год после кончины живописца.
Джонатан объяснил, что это полотно сняли с торгов в последний момент. По неведомым ему, Джонатану, причинам ныне картины Владимира Рацкина не находят покупателей. Художника надолго забыли. Эта несправедливость крайне удручает докладчика, считающего Рацкина одним из величайших живописцев столетия.
– Сердечное богатство часто исцеляет ревность и невнимание современников, – продолжил Джонатан. – Некоторые способны видеть только мёртвую красоту. Но сегодня время уже не властно над Владимиром Рацкиным. Искусство рождается из чувства, это и делает его вневременным, бессмертным. После всех невзгод большая часть его творений нашла себе место в небольших музеях и в крупных частных коллекциях.
– Говорят, трудясь над своей последней картиной, Рацкин отошёл от запрета, который раньше сам на себя накладывал, и изобрёл какой-то исключительный красный цвет, – сказал ещё кто-то.
Казалось, весь зал ждёт ответа Джонатана, перестав дышать. Он заложил руки за спину, смежил веки, вскинул голову.
– Как я только что сказал, упомянутая картина внезапно испарилась, так и не увиденная публикой. До сегодняшнего дня других свидетельств о ней не появилось. Я сам ищу её следы с тех пор, как посвятил себя этому ремеслу. Доказательствами её существования до сих пор остаются только письма Владимира Рацкина к собрату-живописцу Саврасову и считаные статьи в тогдашней прессе. Осторожность требует ответить на ваш вопрос так: все сведения о сюжете этой картины и о её особенностях являются легендой. Благодарю за внимание.
Под аплодисменты Джонатан поспешил в угол сцены и скрылся за занавесом. Питер, поджидавший его там, взял его за плечо и искренне поздравил.
В конце дня залы Конгресс-центра в Майами, вмещавшие четыре тысячи шестьсот человек, пустели одновременно. Людской поток растекался по многочисленным барам и ресторанам комплекса. Центр имени Джеймса Л. Найта площадью тридцать тысяч квадратных футов был связан аллеей под открытым небом с отелем «Хайятт Редженси» с шестью сотнями номеров.
После выступления Джонатана минул час. Все это время Питер не отрывал от уха мобильный телефон, а Джонатан не слезал с табурета у барной стойки. Он заказал «Кровавую Мэри» и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. В глубине зала, освещённого бронзовыми светильниками, старый пианист наигрывал Чарли Хейдена. Джонатан наблюдал за сопровождавшим его контрабасистом. Музыкант прижимал к себе инструмент и шёпотом сообщал ему каждую очередную ноту, прежде чем её взять. На дуэт мало кто обращал внимание, хотя играл он божественно. Создавалось впечатление, что эти двое проделали вместе долгий путь. Джонатан встал и положил десятидолларовую бумажку в бокал на ножке, стоявший для этой цели на «Стейнвее». В благодарность контрабасист сухо щёлкнул струной на своём монументальном инструменте. Когда Джонатан вернулся к стойке, купюры в бокале уже не было, хотя дуэт не взял ни одной фальшивой ноты.
На соседний с Джонатаном табурет села женщина. Они учтиво поздоровались. Серебристыми волосами она напомнила ему мать. Наша зрительная память запечатлевает родителей в одном возрасте, словно любовь запрещает нам помнить, как они старели.
Женщина увидела на лацкане у Джонатана значок, который он забыл отстегнуть, прочла его имя и занятие – эксперт по живописи.
– Какой период? – осведомилась она вместо того, чтобы представиться самой.
– Девятнадцатый век. – Джонатан приподнял свой бокал.
– Замечательное время. – Женщина сделала большой глоток бурбона из только что долитого барменом бокала. – Я посвятила ему большую часть своих изысканий.
Заинтересовавшись, Джонатан вгляделся в табличку, висевшую у неё на шее. Оказалось, что перед ним участница симпозиума по оккультным наукам. Джонатан выдал покачиванием головы своё удивление.
– Наверное, вы не из любителей гороскопов? – предположила соседка. Сделав новый глоток, она добавила: – Уверяю вас, я тоже!
Она повернулась на табурете и протянула ему руку. На её безымянном пальце сверкнул бриллиант.
– Старинная огранка производит более внушительное впечатление, чем истинный вес камня в каратах. Это фамильная драгоценность, я её особенно люблю. Я профессор, руковожу исследовательской лабораторией в Йельском университете.
– С чем связана ваша работа?
– С одним синдромом.
– Новая болезнь?
Она, хитро глянув на него, утвердительно кивнула:
– Синдром дежа-вю!
Эта тема всегда занимала Джонатана. Ощущение, будто нечто, что ещё только должно было наступить, уже пережито прежде, посещало его нередко.
– Я слыхал, что наш мозг обладает способностью предвидеть будущее событие.
– Наоборот, это одно из проявлений нашей памяти.
– Но если нечто ещё не прожито, как же мы можем это вспомнить?
– А кто вам сказал, что вы этого ещё не прожили?
И она заговорила о предыдущих жизнях, не смущаясь из-за почти насмешливого выражения на лице Джонатана. Потом, чуть отстранившись, она окинула его взглядом.
Какой у вас интересный взгляд! Вы курите?
– Нет.
– Так я и думала. Вы не против дыма? – Спрашивая, она уже доставала из кармана пачку сигарет.
– Нисколько, – заверил её Джонатан.
Он взял со стойки коробок, чиркнул спичкой и протянул её женщине. Она прикурила, огонь сразу потух.
– Вы преподаёте? – осведомился он.
– Мне случается наполнять аудитории. Вот вы не верите в прошлые жизни – зачем тогда проводите свою в девятнадцатом веке?
Джонатан, задетый за живое, задумался, потом подался к ней.
